Помпей бесил Красса с тех самых пор, как его звезда начала стремительно всходить. Путь самого Красса к вершине оказался куда труднее. Да, среди его предков были цензор, консул и понтифик максимус, верховный жрец Рима, но это не помешало его семейству разориться в правление сперва Мария, потом Цинны. Несколько лет для тех, кто поддерживал Суллу, были очень тяжелыми. Помпей не терял отца и брата во время гонений. Не бежал из Италии с горсткой сторонников и рабов, не жил восемь месяцев в пещере, словно таящийся от всех зверь. Нет, он каким-то образом избежал внимания Мариевых подонков. Когда Сулла вернулся, Помпей поднял три легиона и очень успешно воевал в Африке, однако это не его войска выиграли битву при Коллинских воротах. И не Помпей одним мастерским ходом вернул власть Сулле. Это сделал именно он — Красс!
Красс улыбнулся Помпею заученной неискренней улыбкой и получил в ответ такую же. Они воспринимали присутствие друг друга как раздражающий осенний дождь, но важно было соблюдать приличия. Выглядеть друзьями, даже если это вовсе не так. Это судьба политика. Для этой жизни Красс был рожден, а Помпей «Великий» — всего лишь выскочка-провинциал.
Красс бросил ревнивый взгляд на группку армейских ветеранов, ожидающих выхода Помпея. Когда те его наконец заметили, то разразились приветственными криками. Крассу неприятно было это видеть. Мало кто из бывших солдат, служивших под его началом, возносил ему хвалу, зато с Помпеем это происходило постоянно.
— Ты только глянь на этого говнюка! При всех своих хваленых военных талантах Помпей устроил настоящий бардак в Иберии, когда разбирался там с Серторием. Ему на это потребовалось три сраных года, — произнес у него над ухом пронзительный голос.
Красс, вздрогнув, оглянулся. Узнав Сения, своего управляющего, расслабился. Мало кто из людей знал его мысли так же хорошо, как Сений. Двадцать лет верной службы привели к тому, что Красс доверял этому худощавому женоподобному латинянину, как никому другому.
— Да уж, это была чрезмерно долгая кампания, — едко ответил он.
— Похоже, она вообще подходит к концу лишь потому, что Перперна недавно каким-то чудом убил Сертория и принял командование над войсками Мария. Всем известно, Перперна даже выезд на охоту организовать не способен, не то что командовать армией. Если бы не это удивительное событие, то дурень Помпей сидел бы в Иберии до конца своей жизни, — прошипел Сений. — Вот ты бы уже давным-давно с этим покончил.
— Полагаю, да, — скромно сказал Красс, потом добавил: — Надо было сразу доверить командование мне.
— Конечно надо было.
Благоразумный управляющий не стал упоминать причину, по которой сенат обошел его хозяина, но Красс все равно подумал о ней. «Тогда я не имел в армии такой репутации, как Помпей. Сенат вряд ли мог отказать этому мерзавцу, когда тот потребовал отправить его в Иберию». Красс не признался бы в этом ни единой живой душе, даже Сению, но твердо решил, что, как только подвернется возможность зарекомендовать себя на военном поприще, он за нее ухватится. И будет безжалостен.
Римляне любили политиков-приспособленцев, дружащих со всеми. Они почитали тех, кто держал дом открытым, устраивал пиры и отдавал десятую часть имущества Геркулесу. Красс соответствовал римскому идеалу, но, в отличие от Помпея, так и не получил величайшей почести, какой только мог наградить Рим.
Триумфа.
И всеобщего обожания, которое неизбежно следует за триумфом, как весна за зимой.
Глядя, как ветераны с радостью салютуют Помпею, а тот благосклонно кивает в ответ, Красс не мог сдержать зависти. Приказав Сению следовать за ним, он собрался прошествовать на Форум.
И тут послышался цокот копыт по брусчатке — появился всадник на взмыленной лошади. Люди кинулись врассыпную, чтобы не попасть под копыта. Раздались возмущенные возгласы. Красс уставился на новоприбывшего, словно ястреб. «Что, ради Гадеса, происходит?» Натянув поводья, всадник остановился у грекостазиса, там, где было отведено место для ожидания высокопоставленных лиц, желающих обратиться к сенату.
— Где консулы? — прокричал он. — Они еще там?
Толпа сенаторов шарахнулась от небритого человека во взмокшей от пота тунике. Перед ним возник коридор, и гонец, выругавшись, побежал вверх по ступеням. Он выглядел изнуренным. И напуганным. Должно быть, привез какие-то неотложные вести. Красс заступил дорогу гонцу, вынудив того резко остановиться.
— Полагаю, они все еще внутри, — успокаивающе произнес он.
Гонцу потребовалось мгновение, чтобы осознать смысл обращенных к нему слов. Потом взгляд блекло-голубых глаз остановился на Крассе.
— Благодарю тебя, господин, — сказал он и попытался пройти мимо.
Проворно развернувшись, Красс пристроился рядом.
— Откуда ты?
— Из Капуи.
— Вести важные?
— Да, господин, — последовал немногословный ответ.
— И какие же?
И снова внимательный взгляд бледно-голубых глаз.
— Думаю, ничего не случится, если ты услышишь их первым. Из лудуса в Капуе сбежала группа гладиаторов.
— Из тамошнего лудуса? — Происходящее заинтересовало Красса еще сильнее. — Я хорошо его знаю. И много ли сбежало?
— Около семидесяти.
— Ну это не так и много, — грубовато-добродушно заявил Красс. — Вряд ли из-за такого стоит беспокоить римских консулов, а?
Гонец нервно взглянул на него, потом стиснул зубы.
— Я бы так не сказал, господин. Мы, жители Капуи, в тот же день послали в погоню за мерзавцами больше двухсот человек. Все были уверены, что дело будет плевое. Однако же наших парней просто уничтожили. Домой вернулось меньше четверти.
От изумления Красс судорожно втянул воздух.
— Да, незаурядный случай, — небрежно проговорил он.
Удовлетворенный подтверждением его правоты, гонец собрался уйти.
Но тут в памяти Красса промелькнуло одно воспоминание.
— Подожди. А ты, случайно, не знаешь имен кого-нибудь из этих отщепенцев?
Гонец повернулся и сделал знак против зла.
— Кажется, их вожака зовут Спартак.
— Спартак?! — переспросил потрясенный Красс.
— Да, господин. Он из Фракии.
— Да кого волнует, как там зовут этого сукиного сына?! — прорычал услышавший это сенатор. — Иди и расскажи обо всем консулам! Они быстро соберут достаточно войск, чтобы отправиться туда и всех перебить.
— Конечно, — промурлыкал Красс. — Капуе нечего волноваться. Рим отомстит за причиненные им неприятности.
Гонец благодарно кивнул и поспешил дальше.
«Похоже, у этого гладиатора яйца даже крепче, чем я думал. Жаль, что я не приказал его убить, когда была такая возможность». И Красс выбросил это дело из головы. Несколько сот легионеров под командованием кого-нибудь из преторов все уладят. А у него были дела поважнее.
Стоя на самом краю скалы, Спартак смотрел вниз. Прищурившись от яркого света, он глядел на орлов и коршунов, висящих в воздухе примерно на одной с ним головокружительной высоте. Бирюзовое небо заливало сияние теплого весеннего солнца. Внизу открывался удивительный вид. Склоны Везувия, до самого лагеря Спартака на вершине, поросли плотным ковром из каменных дубов, буков, терпентинных и земляничных деревьев. Спартак медленно выдохнул. «Здесь никто не живет, кроме хищных птиц, диких зверей — и нас. Теперь я действительно латро».
Взгляд Спартака скользнул по крутому склону, переходящему далеко внизу в равнину.
Там картина менялась. Сложная сеть ферм, подобная безумному мозаичному узору, тянулась по Кампанской равнине, насколько хватало глаз. Виноградникам не было числа. Между ними — просторные поля с молодой пшеницей. Дальше, в двадцати милях отсюда, находились Капуя и лудус. На западе и юго-западе — Неаполь, Помпеи и море. Виа Анния, второстепенная дорога, соединяющая Рим с югом, проходила восточнее Везувия, и там же располагался небольшой город Нуцерия. А дальше высились Пицентинские горы. При необходимости они послужат убежищем для них.
Его снова захлестнули воспоминания о событиях трехдневной давности. Ни его, ни других гладиаторов не удивило, что из Капуи тут же выслали крупный отряд, чтобы уничтожить их. Две сотни заносчивых и самоуверенных ветеранов и горожан оказалось нетрудно заманить в засаду. Гладиаторы обрушились на них, завывая словно призраки. Лишь малая часть разношерстного ополчения сумела сбежать и рассказать об этом. Но, несмотря на победу, Спартак лишь сильнее помрачнел. Этим дело не завершится. «Рим этого не потерпит. Никогда». Известия уже должны были дойти до сената в Риме. И план ответного удара будет скоро готов.
Он оглядел вершину горы, представляющую собою огромный кратер. Его стены заросли диким виноградом, а дно заполняла растительность: причудливой формы можжевельники поднимались над кустами волчеягодника, миртом и шалфеем. Многочисленные озерца в изобилии предоставляли дождевую воду для питья. А среди всего этого широко раскинулся лагерь беглых гладиаторов. Он состоял примерно из дюжины захваченных накануне палаток и такого же числа самодельных деревянных навесов. Спартак нахмурился: «Из лудуса сбежало семьдесят три человека. Четверо из них — женщины. То есть шестьдесят девять бойцов. Немного больше трети гладиаторов Батиата. Даже на приличный военный отряд не тянет». Но внутреннее чутье отозвалось сразу. «Только власть все равно видит в нас угрозу, ведь мы не просто захватили оружие гладиаторов с вереницы повозок, которые ехали в Нолу, но и разбили превосходящий нас по численности военный отряд».
Сейчас был идеальный момент для того, чтобы убраться во Фракию. Ариадна напомнила об этой возможности, но нечто внутри Спартака противилось этому. Он не признавался Ариадне, но ему понравилось командовать людьми. Понравилось быть вожаком. Если он уйдет во Фракию, за ним последует лишь несколько верных сторонников.
Мужчина у одного из навесов поднял руку, приветствуя его, и Спартак помахал в ответ. К ним начали понемногу приходить новобранцы. Пока что лишь несколько рабов из числа тех, кто трудится в поле. Численность нужно было увеличивать, и побыстрее. Иначе любое посланное войско прихлопнет их как муху. Спартак стиснул кулаки. Даже если их станет больше, что это изменит? Нужны недели — нет, месяцы! — тренировок, чтобы превратить людей, привычных лишь к плугу, в солдат, способных противостоять римским легионерам. Они могут считать себя счастливчиками, если им перепадет хоть часть этого времени. Спартак увидел, как Крикс борется с кем-то из товарищей, и ощущение бессилия приумножилось.