— Что же ты за глупости творишь? — упрекнул он друга.
— Он собирался убить тебя. — Гетас кашлянул, и кровь хлынула из раны. — Лучше я, чем ты.
У Спартака от горя сдавило горло.
— О брат мой! — прошептал он. — Тебе не следовало этого делать!
— Нет, следовало. Ты вождь. Я всего лишь воин.
— Лучший воин, которого порождала Фракия.
Губы Гетаса дрогнули в слабой улыбке.
— Не мели чушь.
— Я и не мелю! — возразил Спартак. — Сам Великий Всадник встретит тебя в раю.
— Великий… — Гетас не договорил; глаза его расширились, и он судорожно вздохнул.
Спартак сжал его плечо:
— Он ждет тебя. Доброго пути, друг.
Губы Гетаса дрогнули, и с них сорвался последний вздох.
Тело его обмякло, словно сломанная игрушка.
«Великий Всадник, прими к себе этого храбреца. Если и был когда-то на свете воин, достойный служить тебе, то это Гетас». Спартак закрыл Гетасу глаза и встал. На сердце у него было тяжело. Но когда он осознал, что происходит, его горе превратилось в темную, мрачную радость. Повсюду, насколько хватало глаз, легионеры бежали. Бежали!
— Эти мерзавцы разбиты!
— Да, — с благоговейным ужасом отозвался Карбон. — Это случилось после того, как ты убил центуриона. Все, кто это видел, развернулись и бросились бежать. Они кричали, что тут на волю вырвались какие-то безумцы и демоны.
— Безумцы и демоны, говоришь? — Спартак расхохотался. — Что ж, не станем их разочаровывать. Давай соберем людей и пугнем их еще сильнее. Выгоним этих гадов из их собственного лагеря!
«Неужели он ничего не боится?» — подумал Карбон, следуя за Спартаком.
Похоже на то.
Вскоре стало ясно, что гладиаторы полностью преуспели. Разбитые легионеры бежали в ночь, как напуганное стадо коз. Они бросили все: одежду, оружие, еду и другие припасы. Мулы, тащившие снаряжение, так и стояли привязанные рядочком возле одного из входов. В довершение всего в палатке рядом с шатром Глабра обнаружили позолоченные штандарты разных подразделений и даже фасции ликторов. Найденный великолепный доспех свидетельствовал, что Глабр тоже покидал свое жилище в спешке. Увидев самые драгоценные для римлян вещи брошенными, Спартак в полной мере осознал истинное значение того, что они совершили. Пока победившие гладиаторы занимались добычей, он в изумлении стоял посреди роскошного шатра Глабра. «Если он не возвещал мою смерть, то что, ради Всадника, этот сон вообще значит?»
— Спартак! Где Спартак?
Спартак вышел наружу и увидел, что напротив Карбона стоит какой-то чернобородый германец — тот самый, который когда-то не позволял ему поговорить с Эномаем.
— Я здесь. Что случилось?
Германец отпихнул Карбона:
— Идем со мной.
Спартака кольнуло подозрение.
— Зачем?
— Эномай… — Забрызганное кровью лицо германца исказилось в непонятной гримасе. — Он ранен.
— Тяжело?
— Умирает. Зовет тебя.
— Веди меня к нему. — Спартак взглянул на Карбона. — Ты тоже идешь.
Не сказав более ни слова, они помчались по одному из широких проходов, делящих лагерь на части. Германец привел их к группе безмолвных людей, стоящих кругом у изломанного силуэта рухнувшей палатки. Вокруг лежало не менее дюжины трупов легионеров. Сыпля ругательствами, бородач протолкался через толпу. Спартак с Карбоном прошли за ним следом.
Посреди этого круга лежал Эномай — бледный, с закрытыми глазами. Кто-то накрыл его плащом, но большое красное пятно на груди сразу поведало печальную историю. Невозможно потерять столько крови и выжить.
Спартак взглянул на чернобородого германца. Тот жестом показал, чтобы он подошел к лежащему. Спартак опустился на колени и взял Эномая за руку. Рука была холодной. «Неужели он уже умер?»
— Это я, Спартак.
Эномай не ответил.
— Спартак здесь! — громко произнес чернобородый.
Ресницы Эномая затрепетали, и он открыл глаза. С трудом сосредоточил взгляд на Спартаке. Тот придвинулся ближе:
— Ты хотел видеть меня?
— Твой план… сработал.
Спартак сжал руку Эномая:
— Да — благодаря тебе и твоим храбрецам.
Губы Эномая дрогнули в едва заметной улыбке.
Спартак видел, что жизнь покидает германца.
— Что ты хотел сказать?
Эномай шевельнул губами, но вместо слов изо рта хлынула кровь. Она залила руку Спартака и закапала на землю, а Эномай вздрогнул и затих навсегда. Спартак посмотрел на свою окровавленную руку, сжал ее в кулак и вскинул к небу:
— Эномай пролил свою кровь за нас! Он был хорошим человеком и сильным вождем. Давайте почтим его память!
Гладиаторы-германцы дружно взревели, и Карбон присоединился к ним; как ни странно, среди этих косматых варваров он чувствовал себя куда свободнее, чем когда-либо в Капуе.
Спартак почувствовал, что дико устал. Гетас погиб. Эномай, его единственный союзник среди других вожаков, мертв. Дорого же пришлось заплатить за эту победу! Тут ему в лицо сунули мясистую лапу, и Спартак с удивлением уставился на нее. Потом он взялся за протянутую руку и позволил чернобородому помочь ему встать.
— Мое имя — Аларих.
— Этой ночью вы потеряли великого человека.
Аларих кивнул:
— Нить его судьбы завершилась хорошим концом. Я видел, как он убил самое меньшее шестерых римлян, прежде чем получил смертельную рану.
Спартак решил сразу перейти к делу:
— Кто возглавит вас теперь?
Аларих нахмурился, повернулся к сгрудившимся бойцам и пролаял несколько фраз на своем гортанном языке.
Спартак стиснул зубы. «Вероятно, это будет Аларих. И вскоре никто из других вождей не станет слушать меня».
Германцы согласно заворчали. Аларих ухмыльнулся.
Спартак собрался с духом, готовясь встретить неизбежное.
— Мы все согласны. Нас должен возглавить ты.
— Я?! — растерялся Спартак.
— Верно. Мы — бойцы, не тактики и не полководцы. Никто из нас не придумал бы эту штуку с лозами, даже Эномай. Это талант.
Спартак обвел взглядом мрачные лица. На всех читалась одинаковая уверенность.
— Хорошо. Это честь для меня — возглавить вас.
«Благодарю тебя, Великий Всадник! Теперь моя группа — самая большая! И скорее всего, Крикс с остальными и дальше будут следовать за мной».
И в этот миг потеря Гетаса и Эномая показалась ему чуть менее тяжелой.
Учитывая расклад, потери гладиаторов были невелики — восемь убитых и дюжина раненых. Из них четверо никогда больше не смогут сражаться. Мертвых похоронили на месте их гибели. «Это место ничем не хуже любого другого, — мрачно подумал Спартак, стоя над могилой Гетаса. — Да, лучше было бы положить его во фракийскую землю, но это невозможно. Спи спокойно, брат».
Отдав дань уважения, он вернулся к более практическим вопросам. Следовало забрать из лагеря все без исключения оружие и всю еду до последней крошки. Крикс с его людьми нашли запасы вина и уже слегка опустошили его. Спартак даже не пытался поговорить с ними. Ему и так потребовался весь его дар убеждения, чтобы уговорить Каста и Ганника не позволить их сторонникам присоединиться к попойке. Перетаскивать провизию в темноте и без того было достаточно трудно, так что не стоило дополнительно усложнять работу алкоголем. Ждать до рассвета рискованно — легионеры могли вернуться, но Спартак полагал, что это маловероятно. Впрочем, на всякий случай он выставил часовых. После их потрясающей победы было бы глупо позволить маятнику судьбы качнуться в другую сторону.
Гладиаторов, оставшихся трезвыми, быстро удалось организовать. Освещая местность найденными факелами, они тщательно осмотрели все тела римлян. Многие легионеры, что неудивительно, все еще были живы — ранены, потеряли сознание или просто притворялись мертвыми в надежде сбежать позже. По приказу Спартака их казнили, всех до единого. Когда он объявил об этом, гладиаторы ответили дружным улюлюканьем.
— Эти негодяи обошлись бы с нами куда хуже! — огрызнулся Спартак, заметив вспыхнувшую в глазах Карбона боль. — Мы все пошли бы на крест. И женщины тоже. Ты когда-нибудь видел, как умирают на кресте?
— Да. Когда я был еще мальчишкой, отец взял меня посмотреть, как распинают местного преступника. — Карбон до сих пор помнил пронзительный крик человека, которому прибивают лодыжки к деревянной перекладине. Вскоре эти вопли стихли, сменившись захлебывающимся звериным скулежом. Скулеж становился громче, когда преступник опирался на искалеченные ноги, чтобы дать передышку привязанным к другой перекладине рукам. Он протянул до следующего вечера, но тело не снимали еще несколько недель. Проходить мимо зловонного, почерневшего трупа и видеть все стадии разложения до превращения его в ухмыляющийся скелет было едва ли не хуже, чем смотреть на саму казнь. — Это было ужасно.
— Вот именно. Получить меч под ребра и покончить со всем в мгновение ока — куда лучше.
— Пожалуй, да, — согласился Карбон.
Он убил этой ночью как минимум двоих легионеров. И ему совершенно не хотелось хладнокровно убивать их еще. Однако же следующая мысль удивила его самого: «Но если потребуется — я это сделаю».
Спартак понимал, что парню все это далось нелегко. Но дрался он хорошо, чем вполне доказал свою преданность.
Ариадна снова и снова бросала кости, но не находила в выпадающем раскладе ничего относящегося к делу. Зато, к ее облегчению, во время медитации ей удалось продвинуться намного дальше пределов, которых она достигала в последние недели. Молчание Диониса еще никогда ее так не разочаровывало.
Сон Спартака о змее был очень важен. Дурное это предзнаменование или доброе? Ариадне, как и Спартаку, нестерпимо хотелось это знать. Теперь она изводилась от беспокойства — и знала, что все ее тревоги меркнут перед тем беспокойством, которое наверняка испытывает Спартак. Он хорошо его скрывал, но Ариадна все равно его видела. Насколько она могла видеть, дело дошло до той точки, когда лучше было бы знать правду — даже если знаки были скверными. Враг поименованный — это враг, с которым уже можно бороться. А враг безымянный — словно болезнь, пожирающая человека изнутри.