— Она горит.
— Что же делать?! — воскликнула женщина; по лицу ее струились слезы.
Красс сделал символический жест. Все прочее чересчур опасно. Он не готов был рисковать жизнью кого-то из своих людей ради восьмилетней помоечной крысы. Он пожал плечами:
— Молиться о том, чтобы она легко перешла в мир иной.
Женщина зарыдала, и муж притянул ее к себе:
— Тише, тише… Мы ничего не можем сделать…
Красс не желал слушать ни пронзительные крики обреченного ребенка, ни рыдания обезумевшей женщины и потому прошел дальше. Он наметанным глазом рассматривал магазины по обе стороны улицы. Сперва Красс преисполнился удивления, а потом — довольства. Это были не обычные жалкие лавочки, торгующие мясными обрезками, кустарными инструментами или скверно сотканной тканью. Вместо этого он увидел вывески ювелира, ростовщика и грека-хирурга. Это явно перспективный квартал. Тут выгодно будет отстроиться.
Он улыбнулся еще шире. Несмотря на жару, день выдался славным.
Но хорошее настроение Красса продержалось недолго. Когда он прибыл домой, уставший и пропахший дымом, то хотел лишь принять прохладную освежающую ванну и переодеться. И изрядно вышел из себя, обнаружив, что во внутреннем дворике его ждет посланец от сената. Вот уж кого он никак не ждал!
Красс свирепо уставился на гонца:
— Что тебе, ради Юпитера, нужно?
— Сегодня после обеда в сенате собирают чрезвычайное заседание, господин.
— С чего вдруг?
Парень поежился под его взглядом:
— Гай Клавдий Глабр вернулся.
Мысли Красса по-прежнему занимали лишь его новое приобретение на Авентине и ванна.
— Кто-кто?
— Претор, которого посылали в Капую.
— А, да. Его отправили отыскать и перебить беглых гладиаторов. Даже разрешили набрать три тысячи человек, насколько я помню. Задание — проще не придумаешь. Прийти туда, всех прикончить, вернуться в Рим. — Тут Красс заметил испуганный взгляд посланца, и брови его приподнялись, образуя аккуратную дугу. — Но ты явно пришел сообщить мне нечто иное.
— Да, господин. Эти гладиаторы напали на лагерь Глабра ночью. Они убили часовых и обрушились на спящих легионеров… — Посланец заколебался.
— Продолжай, — приказал Красс, не веря своим ушам.
— По словам Глабра, начался хаос. Его люди запаниковали и обратились в бегство.
— Три тысячи человек побежали от семидесяти с чем-то вонючих гладиаторов?
— Д-да, господин.
— И сколько солдат Глабра было убито?
— Четыре или пять сотен, господин. Остальным удалось бежать.
— Бежать?! Так они даже не были разбиты в бою?! Сраные трусы! — загремел Красс. — И Глабр вернулся, чтобы поведать нам об этом фиаско?
— Да, господин, — прошептал посланец.
Глаза его были полны ужаса. Нередко тех, кто приносил плохие новости, наказывали, а иногда и убивали.
Красс прикусил губу, стараясь сосредоточиться. «Спартак не просто искусный боец. Он явно одаренный командир. Тактик». Его гордость римлянина тут же взбрыкнула: «Ну и что с того, что он сумел сбить в кучу нескольких человек и устроить трусливое ночное нападение? Подобное унижение невозможно стерпеть. И мы не станем! Следующий посланный туда отряд будет вдвое больше!»
Эти мысли не смягчили гнева Красса, и патриций принялся расхаживать взад-вперед, размышляя, как бы управился с подобной ситуацией он сам.
Дрожащий посланец ждал ответа или приговора. Через некоторое время Красс наконец снова заметил его.
— А ты что тут торчишь? Проваливай. И передай тем, кто тебя послал, что я приду на совещание в сенате.
— Да, господин, б-благодарю, господин, — пятясь и заикаясь, пробормотал посланец.
Красс отправился в купальню. Он вполне может подумать обо всем этом, пока будет отдыхать в прохладе фригидариума.
Но одно можно было сказать наверняка.
Глабр дорого заплатит за свою ошибку.
Позднее Ариадна будет вспоминать эти дни и недели как самое безмятежное время. Весна сменилась летом, а она позволила себе забыть про свое тяжелое детство, Котиса, их путь в Италию и лудус. Даже Фортиса из головы выбросила. Она не думала ни о будущем, ни о возможном возвращении во Фракию. Зачем? Здесь она была счастлива, как никогда прежде. И все это благодаря одному-единственному человеку. Спартаку. Она не могла насытиться его обществом. Девушка хотела знать о нем все, и он, похоже, отвечал ей тем же. Воистину, их соединили боги! И вот она здесь, свободная как птица, живет на вершине Везувия со своим мужчиной и его непрерывно увеличивающейся армией.
Восставшим стало очевидно, что быстрого возмездия за унижение, причиненное Глабру и его солдатам, не произойдет. Во-первых, в этой области не было войск. Во-вторых, как сказал Спартак, сенату потребуется время, чтобы назначить нового полководца и разработать наилучший план атаки. А еще набрать новых легионеров. Рим не держал легионы на собственной территории — разве что в случае крайней необходимости. В-третьих, напасть на гладиаторов неожиданно было нереально. Расположение их лагеря на высоте обеспечивало отличный обзор, а кроме того, в каждом поместье в радиусе пятидесяти миль от Везувия теперь были рабы, готовые задохнуться на бегу, но донести бунтарям весть о римском отряде.
Спартак торопился изо всех сил. Полученную отсрочку следовало использовать разумно. Безжалостно тренировать гладиаторов, делая из них пехоту. Превратить сотни ничего не умеющих новобранцев, большинство из которых прежде не держали оружия в руках, в солдат. Организовывать охотничьи вылазки и отряды. Последние должны уходить на значительное расстояние от Везувия — за зерном и изделиями из железа и бронзы. Мародеры, коих часто возглавляли Крикс или Каст, пользовавшиеся возможностью уклониться от тренировок, разносили весть о том, что на Везувии охотно примут любого раба, работавшего в поле или ухаживавшего за скотиной. Домашних рабов здесь не ждали. Им нужны были люди, привыкшие жить без комфорта и тяжело работать, способные сражаться.
Для Ариадны потекли дни чистейшей, неомраченной радости. Хотя угроза никуда не делась, в эти погожие дни нетрудно было забыть о Риме и его легионах. И радоваться тому, что она впервые в жизни влюбилась.
Днем она работала не покладая рук. На нее, как и следовало ожидать, легла задача организовать и приставить к делу других женщин — их собралось на Везувии уже больше двухсот. Еще она выполняла роль квартирмейстера. А кроме того, была талисманом мятежников, и ей это нравилось. Ариадна позаботилась, чтобы Спартак почаще говорил о своем сне и ее истолковании этого сна. Гладиаторы и рабы жадно внимали этой истории. Бежав от своих хозяев, они обрели не только свободу и сильного вождя, но и голос их самого почитаемого бога, которого больше века назад изгнали из Рима. Для них Ариадна была жрицей Диониса, а Спартак — его избранником. К обоим беглецы относились с благоговением, и вести об этой паре расходились все дальше.
Спартак же целыми днями обучал гладиаторов и новобранцев или советовался с Пульхром, тем самым кузнецом, который сперва отнесся к нему с недоверием. Пульхр теперь сделался одним из его доверенных людей и оружейным мастером мятежников. Это он вместе еще с несколькими кузнецами переплавлял цепи рабов в наконечники стрел и мечи. Он обжигал заостренные колья так, что они, укрепленные огнем, с легкостью могли проткнуть человека. Он ковал из пластин бронзы простые, но вполне пригодные шлемы. Бок о бок с Пульхром трудилась разношерстная группа рабов — они делали щиты.
Время от времени Спартак возглавлял какой-нибудь из отрядов налетчиков, чтобы разжиться новостями. Но в основном он находился в лагере. И каждый вечер с наступлением сумерек, загорелый и вспотевший, неспешно шагал к их палатке. От его улыбки у Ариадны светлело на сердце, как и от слов, которые он шептал ей на ухо, когда они сидели рядышком и смотрели на равнину Кампании, и от чувств, которые он в ней пробуждал, когда они ложились в постель. Ей казалось, что она всегда мечтала именно об этом — засыпать в его объятиях под пологом сверкающих звезд.
Неудивительно, что Ариадна ждала приближения вечеров с жадным нетерпением. Она наслаждалась каждым из этих принадлежащих ей часов, будто он последний. Рассвет сделался ее врагом, ведь его наступление означало разлуку со Спартаком. До следующего заката.
Ей хотелось, чтобы это лето, ее волшебный сон, длилось вечно.
Но конечно же, это было невозможно.
Глава XIII
Однажды утром, вскоре после сбора урожая, Ариадна проснулась, чувствуя, что промерзла до костей. В жаркие месяцы она спала под открытым небом, почти не укрываясь. Пришло время менять привычки. Стебли травы вокруг нее были покрыты обильной росой, а воздух полнился прохладной сыростью. И ее вдруг охватила необъяснимая печаль. Отчего-то это похолодание навело ее на мысль об остывающем мертвом теле. Она почти ощутила этот сладковатый запах разложения.
— Осень уже на носу, — сказал Спартак из-под груды одеял.
— Да, правда. — Она улыбнулась, весело и неискренне.
И он тут же почувствовал что-то неладное.
— Что случилось?
— Не знаю. Что-то изменилось. Воздух какой-то другой.
Лицо Спартака закаменело.
— Это, должно быть, римляне. Они все равно придут, рано или поздно.
— Уверен? — Ариадна нутром чувствовала жестокую правду этих слов, но ей хотелось, чтобы об этом сказал кто-то другой.
Спартак пожал плечами:
— Если не сегодня, то завтра или послезавтра. Может, нам повезет и это случится через неделю. Не важно.
— Но почему? — «Я хочу, чтобы это время длилось вечно!»
— В конце концов нам придется взглянуть в лицо своей судьбе, — мягко произнес он, садясь. — Ты это знаешь не хуже моего.
— Если ждать слишком долго, люди застоятся.
— Более того. Они начнут отказываться тренироваться. Превратятся в обычных разбойников. И могут выступить против меня.
Ариадна уставилась на него с ужасом:
— Не посмеют!
— Это ты так полагаешь. Крикс счастлив — он рыскает по окрестностям, как киликийский пират по Адриатике, и нападает, на что захочет. Каст ведет себя точно так же, и даже пара германцев начала косо на меня поглядывать, когда я им что-либо приказываю. Бывшие рабы учатся любить свободу, это хорошо, но… — Спартак ударил кулаком по ладони. — Их пора вести в битву. Тогда все войдет в колею. Немного разгонит их кровь.