— Подумал, что ты решил спустить деньги на эту шлюху с мордой как у мула.
— Вовсе нет.
— Уже понял. — Навион впился в него взглядом. — Я твой должник. Спасибо.
— Да не за что, — успокоившись, отозвался Карбон.
— Ну так где этот бордель? Должен быть где-то недалеко. — Навион повернул голову — и застонал.
— Что-то мне это уже не кажется такой уж хорошей идеей, — возразил Карбон. — Ты вообще сможешь стоять — не говоря уже о том, сможет ли стоять твой хрен?
Навион гортанно хохотнул:
— Возможно, ты прав.
— Давай лучше вернемся в трактир.
— Мой пояс. Где он?
Карбон пошарил вокруг, и его пальцы сомкнулись на позолоченном металле и коже.
— Тут он. Я его понесу.
С помощью юноши Навиону удалось встать. Он слабо пнул труп грабителя:
— Ловко ты с ним разделался. Тебя учили обращаться с оружием?
Карбону пришлось быстро соображать.
— У нас был раб, самнит, который участвовал в Союзнической войне. Он меня немного учил.
— Союзническая война, говоришь? — В смешке Навиона явно прозвучала горечь.
— А что? — Карбон двинулся вперед, поддерживая Навиона.
— Ничего.
Карбон не стал настаивать. Вместо этого он привел Навиона назад в трактир. Когда они вернулись, на них почти никто не обратил внимания, и Карбон был только рад этому: уж очень не хотелось объясняться с городской стражей.
— Иди-ка ты ложись, — посоветовал он Навиону. — Тебе нужно поспать.
— Я задолжал тебе выпивку! Это самое меньшее, что я могу сделать.
— Но у тебя вся голова в крови…
— Бывало и хуже. Вина хочу. Много вина. — В голосе Навиона отчетливо звучала решимость.
— Ну ладно.
Карбон провел его обратно к столу, за которым они сидели прежде. Приятели заказали еще кувшин вина. Когда его принесли, Навион трясущейся рукой налил вино.
— За дружбу! — провозгласил он, поднимая чашу. Карбон с ухмылкой повторил тост, и они осушили чаши не отрываясь. Навион налил вина снова, расплескав немного на стол. — Чтоб этому сукиному сыну, который на меня напал, Гадес устроил теплую встречу!
Карбон кивнул и опрокинул вторую чашу. Вино помогло ему успокоиться. Юноша не сожалел о содеянном, ведь этот грабитель убил бы его в мгновение ока.
Навион тут же наполнил чаши снова.
— За мужество и верность!
— За это я выпью! — с энтузиазмом отозвался Карбон.
— Я и не сомневался, ты хороший человек, — с хитрым видом сказал Навион, смутив юношу. — Многие на твоем месте не стали бы рисковать своей шкурой.
— Может, и нет. — Карбон почувствовал, что начинает гордиться собой.
— Точно тебе говорю. — Навион навалился на стол и дыхнул на собеседника винными парами. — Готов поспорить, что ты и тайну хранить умеешь.
— Если надо, — осторожно сказал Карбон.
— Я недавно вернулся из Иберии.
— И?..
— Я был там солдатом.
— Что, воевал против Сертория с его людьми?
— Ну, не совсем… — Навион заколебался.
— Валяй, приятель, выкладывай. — В жилах Карбона теперь текло вино, наполняя его уверенностью.
Навион тяжело вздохнул, огляделся по сторонам и перешел на шепот:
— На самом деле — наоборот. Я был одним из офицеров Сертория.
Этого Карбон не ожидал. Он чуть не выронил чашу.
— Что?
— Ничего удивительного, — защищаясь, заторопился объяснить Навион. — Я из Неаполя, и для моего отца было совершенно естественным делом поддержать Мария против Суллы. После смерти Мария Серторий, его правая рука, бежал в Иберию. Мой отец — тоже, и всю семью с собой прихватил. Мать вскоре после переезда умерла, а я вырос в мире, где все крутилось вокруг войны с тем, чем стал Рим. Ничего иного я не знал… — Навион закашлялся и сплюнул. — И долгое время мы хорошо справлялись.
Карбон, как и все, знал в общих чертах о том, что происходило в Иберии предыдущие семь лет. Как Серторий склонил на свою сторону множество свирепых племен полуострова и как мастерски вел партизанскую войну, разбив всех, кого посылал против него Рим. Ему хватило дерзости связаться с другим врагом Рима, Митридатом Понтийским. Взамен на деньги и корабли Серторий послал ему офицеров, чтобы те обучали армию Митридата. Однако же со временем дела его пошли плохо. Карбон знал, что в последний год, когда против Сертория выступил Помпей Великий со своими военачальниками и переломил ход событий в пользу Рима, Серторию пришлось туго.
— А что, все стало еще хуже? — осторожно поинтересовался он.
— Ты что, не слышал? — Навион нахмурился.
— Наша ферма находится в полной глуши, — соврал Карбон.
— А, да, я и забыл. Ну, Серторий мертв.
— Погиб в битве?
— Если бы! — с горечью откликнулся Навион. — Нет, его три месяца назад заколол Перперна[16]. Вероломный пес!
— Перперна?
— Помнишь провалившийся мятеж Эмилия Лепида четыре года назад?
— Да. Он пытался взять Рим, но проконсул Катул разбил его при Мульвиевом мосту. Он бежал на Сардинию, верно?
— Да, верно. Когда Лепид вскоре после этого умер, его главные сторонники — Перперна был одним из них — уплыли вместе с остатками их армии в Иберию. Серторий принял их с распростертыми объятиями. Он даже создал совместно с ними оппозиционный сенат.
— Я помню, мой отец удивлялся, почему римский сенат после смерти Суллы не предложил Серторию прощение, — пробормотал Карбон. — Никаких реальных причин продолжать войну в Иберии не было, а Серторий был очень талантливым военачальником. Почему они не вернули его?
— Всему виной их треклятая заносчивость и гордыня! — воскликнул Навион. И скривился от боли.
— Осторожнее.
— Успею поосторожничать, когда умру. — В голосе Навиона звенел гнев. — Серторий был лучше любого из сторонников Мария. Он всегда выступал против крайних мер и не принимал участия в расправах, происходивших с одобрения Мария. Они должны были дать ему шанс вернуться с честью. А вместо этого он истек кровью на пиру в какой-то иберийской дыре!
— И Перперна возглавил войско Сертория?
— Да.
— И ты остался с ним?
Навион сердито взглянул на собеседника:
— Я был полным придурком, ясно? Отец сказал, что нам следует подождать, пока Перперна не разобьет Помпея, прежде чем предпринимать что-либо. И я послушался. — Он громко сглотнул. — Я буду жалеть об этом до самой смерти.
— Но что случилось?
— Все просто. Перперна в подметки Серторию не годился, и Помпей сделал из него фарш. Он уничтожил нас меньше чем за два месяца. Мой отец и младший брат были убиты в последней битве. Я сбежал, но большинство выживших взяли в плен. Пожалуй, мне следует быть благодарным за одну вещь. Помпей предложил прощение каждому, кто поклянется в верности Риму. Каждому, кроме Перперны. Его он казнил.
— Я б сказал, что он получил по заслугам! — с чувством воскликнул Карбон. — Так, значит, ты принял предложение Помпея и вернулся домой?
— Что? — Навион презрительно скривился. — Принять прощение после того, как сенат обошелся с Серторием? Да пускай лучше меня посадят в мешок с собакой, петухом, обезьяной и гадюкой и бросят в Тибр!
— А почему тогда ты не остался воевать в Испании?
— Помпей предложил иберийским племенам такие выгодные условия, что у них не осталось ни малейшего желания продолжать войну. Серторий был оратором, он, возможно, заставил бы их передумать, но я всего лишь простой солдат. Я не знал, что мне делать, и потому вернулся обратно в Неаполь. Домой. — На последнем слове Навион сплюнул. — Где теперь все наперебой несутся целовать зад людям вроде Помпея и Красса.
— И что же ты собираешься делать?
— Вести войну с сенатом. С Римом. Хочу отомстить за Сертория. За мою семью.
— В одиночку?
— Думаешь, я свихнулся, да? — Навион хрипло рассмеялся.
— Вовсе нет. — «Обезумел от горя и вины, возможно?» — Но ты же понимаешь, твоя затея безнадежна. Никто не может сразиться с республикой в открытом бою и победить.
— Ну так что с того? Я предпочту сохранить гордость, а не преклонять колени перед людьми вроде гребаного Помпея. Его считают лучшим полководцем республики — но Серторий победил его, и не один раз, а дважды! — Навион схватил Карбона за плечо. — Вот теперь ты знаешь. Готов поспорить, ты, входя в этот трактир, и не думал, что услышишь подобную историю. И если ты не прочь получить изрядную кучу денег, тебе только и потребуется, что поутру сообщить обо мне местным властям. Кажется, нынешнее вознаграждение офицеров-мятежников — две тысячи денариев. Неплохо, а?
— Я не собираюсь этого делать.
— Почему же?
— Я не нуждаюсь в деньгах! — пошутил Карбон. — На самом деле все куда серьезнее.
— Ты тоже ненавидишь Рим? — радостно спросил Навион. — Неужели еще остались люди, поддерживающие Мария?
— Ни то ни другое. — Карбон всмотрелся в лицо Навиона и увидел там лишь искренность. Навион доверился ему, вручил свою жизнь. И он мог пригодиться восставшим. Карбон глубоко вздохнул. — Но я следую за человеком, который действительно ненавидит Рим.
— Шутишь!
— Нет. — Карбон всмотрелся в глаза Навиона. — Клянусь.
— Он, должно быть, верен Марию.
— Он не из сторонников Мария.
— Не понимаю.
— Поклянись, что никому не скажешь.
— Клянусь жизнью.
— Он гладиатор, — сказал Карбон.
— Гладиатор?!
— Да. Фракиец. Около шести месяцев назад возглавил побег из лудуса в Капуе. Поначалу нас было всего семьдесят три человека, но с тех пор к нам присоединились тысячи рабов. Спартак учит их сражаться.
— Ты такой же сумасшедший, как и я! — Тут Навион увидел гордость в глазах Карбона и изменился в лице. — Нет, будь я проклят, ты серьезно!
— Абсолютно серьезно.
— Но как, ради всех богов, получилось, что ты стал служить беглому гладиатору?
— Это долгая история, — пробормотал Карбон. — Я вступил в лудус в качестве автократа. Там, внутри, — другой мир. Там нет разницы между гражданином и тем, кого обратили в раба. Мне поначалу тяжко приходилось. Спартак предложил мне защиту, и так я стал его человеком. И бежал вместе с ним.