— Хорошая история, но гладиаторы — не то же самое, что обученные солдаты. Вас уничтожат в первом же бою.
Карбон негромко рассказал ему историю их нападения на лагерь Глабра.
— Восемьдесят человек разбили три тысячи воинов? Невероятно! — Навион уважительно присвистнул. Потом нахмурился. — Но это уже не первый случай, если подумать. Восставшие рабы на Сицилии одержали несколько побед, но потом все-таки потерпели поражение.
Карбон снова забросил крючок:
— Почему бы тебе не присоединиться к нам? Спартак — единственный из нас, кто прошел обучение в римской армии. Но рабов уже слишком много, чтобы он мог в одиночку обучить их как следует.
— Ты предлагаешь мне работу?
— Я не могу этого сделать. Но я отведу тебя к Спартаку. Поговори с ним сам.
— Тебя отправили вербовать людей?
— Нет. — Карбон объяснил суть своего задания. — Конечно, я не должен был никому ничего рассказывать.
Губы Навиона искривились.
— В таком случае не распнет ли он нас обоих?
— Не думаю.
— Не думаешь? — Навион негромко рассмеялся. — Хм… Стоит ли мне рискнуть жизнью лишь затем, чтобы спросить у беглого раба, могу ли я воевать за него?
Сердце Карбона гулко забилось в груди. Если Навион скажет «нет», ему, Карбону, возможно, придется его убить. Иначе его история уже назавтра разойдется по всей Капуе.
— А почему бы и нет, черт побери?! — воскликнул Навион. — Это звучит куда привлекательнее, чем воевать в одиночку!
Карбона затопило облегчение.
— Отлично. Тогда давай выпьем за это! — объявил он.
Но облегчение продлилось лишь несколько мгновений. Сквозь плотные винные пары пробилась кристально ясная мысль: «Боги, а вдруг я сделал величайшую в жизни ошибку?» Несмотря на его браваду, было вполне вероятно, что Спартак убьет их обоих. Он глотнул еще вина.
Вместо того чтобы поступить разумно и отправиться спать, Карбон с Навионом продолжили пить. За каждой чашей они клялись друг другу в вечной верности. К тому моменту, как приятели рухнули на свои постели в конюшне, уже забрезжила заря.
Они проспали совсем немного, когда их разбудил конюх, потыкав в них вилами. Стоило им проснуться, как он выгнал их во двор. С гудящей головой и слезящимися глазами они уставились друг на друга.
— Ну и дерьмово же мне! — простонал Карбон.
— От этого есть лишь одно средство! — объявил Навион.
Стянув с себя тунику, он склонился над колодой для мулов — раб как раз наполнил ее водой. Ухватив ведро, Навион зачерпнул воды и вылил себе на голову.
— Боги, ну она и холодная!
Повторив эту процедуру несколько раз, он сунул ведро Карбону:
— Твоя очередь.
Содрогнувшись, Карбон последовал его примеру.
— Ну что, лучше? — спросил Навион, стряхивая воду.
— Немного.
— Месть Диониса — так это называл мой отец.
— Мне, пожалуй, надо на рынок, посмотреть, что удастся выяснить. — Стараясь не обращать внимания на раскалывающуюся голову, Карбон вытерся пучком соломы и натянул тунику.
Лицо Навиона посветлело.
— Можем взять там хлеба и сыра. Ничто так не успокаивает желудок, как еда, верно?
— Возможно.
В холодном свете дня план Карбона привести Навиона в лагерь Спартака казался куда менее привлекательным. Но он уже не мог пойти на попятный, потому как дал Навиону слово. Несколько раз.
Неаполитанский рынок располагался на главном форуме, большом открытом пространстве в самом центре города. Множество ларьков, палаток и переносных прилавков лепились со всех сторон к храмам, правительственным зданиям и особнякам богачей. Несмотря на ранний час, здесь уже было полно народу. Тут торговали всем съестным, какое только существовало на свете.
Прилавки трещали под тяжестью капусты, лука, моркови, цикория и огурцов. На низких столиках были аккуратно разложены огромные пучки шалфея, кориандра, фенхеля и петрушки.
Десятки ос вились над грудами свежих груш, яблок и слив. Кое-где даже продавали персики. Они притягивали к себе насекомых почти так же сильно, как и стоящие неподалеку запечатанные горшки с медом. Друг на друга громоздились головки сыра, накрытые тканью для сохранения свежести. Пекари торговали плоскими хлебами — только что из печи, еще горячими. Дети жадно смотрели на сладкую выпечку. Мясники стояли у массивных деревянных колод, размахивая здоровенными ножами и превознося качество свежего мяса. Коровы, овцы и свиньи жалобно мычали, блеяли и хрюкали в загонах поблизости.
Привлеченные запахом приятели добрались до ларька, в котором дородная женщина жарила колбаски, и купили по две каждый. Карбон задержался поболтать с торговкой. Упоминание о людях Спартака, устроивших налет на соседнюю ферму, вызвало поток ругательств, но о солдатах слухов не было.
То же самое повторилось по всему рынку. Покупая хлеб и фрукты, Карбон поболтал с продавцами, всякий раз вставляя в разговор упоминание о Спартаке. Никто и слова доброго не сказал о его вожде, что было неудивительно, но, к радости Карбона, никто и не упомянул присланный из Рима карательный отряд.
Через час он счел себя удовлетворенным и готов был покинуть рынок. Юноша выпил несколько чаш фруктового сока, и голове его стало намного лучше. Навион тоже приободрился.
— Ну что, не передумал пойти со мной? — спросил Карбон.
— Не-а, — криво усмехнулся Навион. — Как уже сказал, я — простой солдат. В одиночку ничего не добьюсь. Так что, если твой вождь поведет меня против Рима, я последую за ним хоть в Гадес.
Карбон улыбнулся. Уверенно. И неискренне. Если Спартаку не понравится то, что он сделал, оба еще до исхода дня повиснут на крестах. «Остается надеяться, что он разглядит в Навионе то, что увидел я».
Глава XIV
Красс повернулся так, чтобы не привлекать внимания сидящих напротив сенаторов, и одернул тогу, проверяя, правильно ли она свисает через согнутую левую руку. Когда подойдет время говорить, надо будет выглядеть соответствующе, а в сенате абсолютно необходимо, чтобы тога смотрелась подобающе. Здесь присутствовали все, кто воплощал собою римскую доблесть. Красс сидел вместе с примерно шестью сотнями других сенаторов в Курии — священном прямоугольном здании, вот уже более пяти сотен лет служащем домом правительству республики. Оно имело около шестидесяти шагов в ширину и восьмидесяти в длину и было построено из облицованного кирпичом бетона, с оштукатуренным передним фасадом. Через прорезанные высоко в стенах окна внутрь проникало достаточно света. На треугольном фронтоне над входом в центре располагался барельеф с Юпитером, Минервой и Юноной, а по сторонам — изображения Ромула и Рема, основателей Рима, и Марса, бога войны.
Вся обстановка Курии состояла из трех низких мраморных скамей вдоль каждой длинной стены и двух кресел из палисандрового дерева на невысоком помосте в конце зала. Там под защитой ликторов восседали два избранных на год консула, правящие Римом. Красс искоса взглянул на Марка Теренция Варрона и Гая Кассия Лонгина. Несмотря на их положение, к ним трудно было относиться без презрения.
Оба бесхребетные, фигуры, которыми нетрудно манипулировать. За ними стояли куда более влиятельные политики. Варрон был человеком Помпея Великого, а за спиной Лонгина маячила фигура Марка Туллия Цицерона. Красс скривился. С таким же успехом на их месте мог быть он сам! Эти двое — лишь знамение нынешнего времени.
По сравнению с эпохой расцвета столетия назад республика превратилась в ослабевшего зверя. Древний закон, гласивший, что никто не может занимать пост консула чаще чем один раз в десять лет, был выброшен на помойку такими вождями, как Марий, Цинна и Сулла. И непохоже, чтобы в обозримом будущем его вернули. Желания, которые высказал Сулла, отказываясь от власти, полностью проигнорировали. Впрочем, его план не сработал бы в любом случае. Не теперь, когда среди сенаторов процветала вопиющая коррупция или когда выскочки вроде Помпея отказываются распускать армию и используют ее для запугивания сената, Риму нужны такие люди, как он, Красс, достаточно сильные, чтобы противостоять мошенникам и властолюбцам.
Удар фасций об мозаичный пол положил конец приглушенным разговорам и привлек внимание Красса. «Итак, к делу. Спартак с бандой головорезов и преторы, которых пошлют его уничтожить. Они сотрут из анналов упоминания об унижении Глабра». Конечно, этот глупец Глабр уже был мертв — ему повелели броситься на меч в наказание за его презренную неудачу[17]. Его имущество отошло государству, а семью отправили в ссылку. Старших офицеров, служивших под его началом, понизили в звании. Но все это не означало, что об этом деле можно забыть.
— Тишина! — громыхнул главный ликтор, внушительный мужчина с дюжиной фалер на груди. — Всем встать перед сегодняшним консулом, Марком Теренцием Варроном!
Сенаторы поднялись на ноги.
Варрон, квадратный мужчина с немодной квадратной бородой, кивнул своему соконсулу Лонгину и посмотрел вниз, на толпу благородных.
— Досточтимые друзья, всем вам известно, почему мы здесь сегодня собрались. Нет необходимости напоминать вам о позорном событии, произошедшем несколько месяцев назад у Везувия. Его уже подробно обсудили, и виновные понесли наказание.
К сводчатому потолку поднялся согласный гневный ропот.
— Двум самым достойным преторам сената поручено стереть этого изменника Спартака и его прихвостней с лица земли. Командование доверено Публию Варинию[18]. Ему будут помогать его коллега Луций Коссиний и легат Луций Фурий. — Варрон сделал паузу, достаточную для того, чтобы сенаторы одобрительно кивнули троим мужчинам, стоящим рядом с креслами консулов. — Жертвоприношение проведено, и знамения признаны благоприятными. Войско выступает завтра. Вариний берет с собой шесть тысяч легионеров…
— Ветеранов? — перебил его Красс.
Варрон выпучил глаза от изумления, а по рядам сенаторов побежали шокированные шепотки.