— Пойдем со мной.
Она подвела его к своей палатке. Когда кожаный полог опустился за ними, Хлорис взялась за подол платья обеими руками, сняла его и отбросила. Карбон лишился дара речи. Больше на ней не было ничего, кроме поношенного клочка ткани на бедрах.
Ее упругие груди, увенчанные коричневыми сосками, тут же приковали взгляд юноши. Потом он с благодарностью посмотрел вниз — и от ужаса у него отвисла челюсть. По телу Хлорис тянулась беспорядочная мешанина шрамов; их длинные синевато-багровые хвосты портили гладкую кожу груди и живота.
— Боги всевышние…
Словно повинуясь его приказу, Хлорис повернулась, показывая, насколько все плохо. Ее спина была полностью изуродована. Карбон уставился на самый ужасный рубец, багровую отметину, похожую на ожог:
— Кто тебя так?
— Пиратский капитан, похитивший меня в Греции, — прошептала она.
— Да он, должно быть, настоящий зверь! — вырвалось у Карбона. — Почему он это сделал?
— Ему это нравилось. Он мог возбудиться, лишь избивая меня. А потом он… — Девушка не договорила.
Карбона замутило. Тот самнит был ничем не лучше. А тут еще он сам тоже захотел секса.
Хлорис подобрала платье и натянула его.
— Ты считаешь меня безобразной. Все так считают.
— Нет! Вовсе нет! — запротестовал Карбон. — Я нахожу тебя прекрасной! Ты словно ожившая статуя Дианы или Юноны!
— В самом деле?
— Да! — пылко воскликнул Карбон.
Платье Хлорис снова упало на землю. Она погладила Карбона по руке, и его словно стрелой пронзило. От такой реакции Хлорис рассмеялась — низким, грудным смехом.
— Ты не только мужествен, но и чувствителен. Мне это нравится.
— Правда?
— Конечно. Ты понравился мне еще в нашу первую встречу в лудусе. Но я тогда была с Аматокосом, поэтому…
— Жаль, что его убили, — соврал Карбон.
— Так решили боги. А теперь в моей жизни появился ты. — Хлорис стояла так близко, что Карбон чувствовал ее дыхание на своих губах. Никогда прежде ни одна девушка не подходила по своей воле так близко к нему, и теперь он дрожал от волнения и желания. — Так ты находишь меня привлекательной?
Его язык словно бы распух, превратился в деревяшку в пересохшем рту и сделался бесполезен.
— Да.
— Уверен?
Он заставил себя посмотреть ей в глаза:
— О боги, да!
— Тогда поцелуй меня.
Карбон повиновался. Его нисколько не волновало, что Хлорис нуждалась в нем для защиты от остальных бойцов, что она, вполне возможно, подходила с этим к другим мужчинам, но была отвергнута из-за шрамов. Он, кажется, нравился ей, и все остальное не имело значения. Лишние слова разрушат восхитительное волшебство момента. А ведь об этом он мечтал столь долго. Ее рука коснулась его паха, и через несколько мгновений Карбон потерял всякую способность думать.
Луций Коссиний вздохнул от удовольствия и, прикрыв глаза, улегся на спину, наслаждаясь теплой водой. После жары и пыли, сопровождавших их всю дорогу из Рима, это было чистейшим блаженством. Пока его люди искали место для лагеря, он увидел большой открытый бассейн рядом с красивой виллой и не устоял перед искушением. Конечно же, хозяин только рад был приветствовать претора, посланного сенатом, дабы избавить местных жителей от Спартака. «Я этого заслуживаю», — самоуверенно подумал Коссиний. Он обгорел на солнце, натер себе о седло внутреннюю поверхность бедер до язв, и у него болела спина. Конечно, Луций Коссиний в основном ехал верхом, а не маршировал, как его две тысячи легионеров, но все равно от столицы до Помпеев было больше сотни миль. Эти нагрузки значительно превышали те, к которым он привык. Пять дней подряд восседать на лошадиной спине — совсем не то же самое, что время от времени отправиться на охоту с друзьями. И хотя Коссиний лишь первый год исполнял обязанности претора, он уже давно жил в Риме и повсюду путешествовал на носилках, как подобало по статусу.
Осознавая, что ему нужно продемонстрировать свою готовность вести войска в бой, Коссиний воспользовался возможностью и присоединился к своему другу, Публию Варинию, в качестве советника. Им поручили отыскать и уничтожить сброд, который несколько месяцев назад обратил войско Гая Клавдия Глабра в бегство. Коссиний скривился. Он слышал отчет Глабра собственными ушами, но до сих пор с трудом мог в него поверить. Ну смешно же! Три тысячи легионеров оказались разбиты горсткой беглых гладиаторов и рабов! Еще одно неожиданное поражение произошло всего неделю назад, но Коссиний сразу все для себя решил: Луций Фурий, легат, командовавший третьей частью сил Вариния, тоже был глупцом. Только абсолютно некомпетентный командир мог попасть в засаду неподалеку от Везувия и потерять в ней сотни солдат. Выслушав доклад Фурия и забрав остатки его людей, Коссиний с позором отослал его в Рим. Скатертью дорога. Этих пяти тысяч легионеров хватит, чтобы разобраться с несколькими сотнями рабов. Тем больше славы достанется им с Варинием.
Коссиний открыл глаза. Великолепно. Рабыня — черноволосая девушка в откровенной одежде — по-прежнему находилась здесь. Он заставил ее снять с себя плащ и запыленный доспех, и это было очень возбуждающе. Коссиний поднял руку:
— Еще.
Девушка подошла к краю бассейна и аккуратно наполнила протянутый кубок из маленькой амфоры.
Коссиний осушил кубок в два глотка. Хозяин виллы — как там его зовут-то? — сказал, что это его лучшее вино, и, видят боги, не соврал. Настоящая амброзия, напиток богов. Коссиний снова протянул кубок:
— Еще.
Он повернулся в воде, и перед ним предстал прекрасный вид на грудь в вырезе одеяния наклонившейся к нему рабыни. Картина весьма приятная. Повинуясь импульсу, он схватил девушку за запястье:
— Может, хочешь присоединиться ко мне?
— Да, господин.
Голос ее не выражал никаких эмоций, но Коссинию было плевать. День выдался тяжелый и длинный. Он ощущал возбуждение. Хозяин предоставил эту рабыню в его полное распоряжение. Солдаты, стоявшие на страже в двадцати шагах от бассейна, поняли, что происходит, и сочли за лучшее отвернуться. Он, Луций Коссиний, — претор, второй по рангу после консула, один из всего лишь восьми, избранных на эту должность. Он может делать все, что захочет. Поставив кубок, Коссиний оттолкнулся от края бассейна — ради лучшего обзора.
— Снимай одежду. Медленно.
Девушка опустила амфору на мозаичный пол и выпрямилась. На ее лице — абсолютная покорность. Не обращая на это внимания, Коссиний оценивающе взглянул на нее. Рабыня не была похожа на типичную белокожую римскую матрону. В закатном свете ее кожа была восхитительно смуглой. Коссиний видел ее соски через ткань наряда. Его фаллос затвердел. Ему начало казаться, что адская пятидневная дорога верхом стоила того, хоть они еще и не сокрушили Спартака с его бандой изгоев.
Девушка медленно, как он и приказал, подняла подол одежды, остановившись чуть ниже лона. Потом двинулась дальше, открывая льняное белье, и Коссиний затаил дыхание. Превосходно. Он не любил, когда женщины ходят без набедренной повязки. От ожидания он возбудился сильнее.
Следующим открылся ее живот. Он был плоским, и его смуглая кожа казалась лишь чуть светлее рук и ног. Высоко расположенные тазовые кости так и манили схватить их сзади. Из-под края ткани выглянула нижняя часть груди, и Коссиний облизал губы.
— Стоп. Постой так.
Рабыня молча повиновалась.
Коссиний еще несколько мгновений наслаждался ее красотой.
— Снимай.
Она стянула одежду через голову, бросила ее на пол и посмотрела куда-то вдаль.
— Смотри на меня.
Девушка неохотно перевела взгляд. Коссиний с удивлением заметил, что глаза у нее ярко-голубые. Рабыня показалась ему еще более желанной.
— Теперь снимай белье.
Красивые пальцы девушки скользнули вниз и начали стягивать ткань.
Коссиний чувствовал, как растет его возбуждение.
Ее взгляд снова метнулся вперед, куда-то за него. Руки девушки остановились.
Коссиний нахмурился:
— Давай пошевеливайся!
На лице рабыни проступил страх.
Коссиний начал терять терпение.
— Ради Юпитера, я не собираюсь тебя бить! Снимай белье и забирайся в воду.
Но вместо того чтобы послушаться его, рабыня закричала. Коссиний хоть и не сразу, но все же сообразил, что кричит она не из-за него. Он повернул голову к великолепной лужайке, раскинувшейся вокруг бассейна. И увидел невероятную картину. По траве к нему бежало десятка два мужчин — вооруженных мужчин! А из сада виллы выскакивали все новые и новые. Их вожак уже находился в каких-нибудь тридцати шагах от бассейна. Большинство непрошеных гостей были в бронзовых шлемах с гребнями и несли скутумы, но это определенно не легионеры. Никто из римских солдат не носил ни усы, ни длинные волосы. Никто из римских солдат не идет в бой с голой грудью и с подобными жуткими боевыми кличами. У Коссиния кровь застыла в жилах. Головорезы Спартака!
Не переставая пронзительно кричать, рабыня развернулась и побежала прочь, в сторону виллы.
Коссиний в панике выбрался из бассейна. Все, что он мог, — это схватить со скамьи, где он складывал одежду, свой алый плащ и пуститься наутек. Все остальное, от его лорики мускулаты[20] до гладия с рукоятью из слоновой кости, великолепный шлем с гребнем, тунику из тонкой шерсти и стеганый поддоспешник, — все пришлось оставить. И конечно же, ему некогда было надевать и зашнуровывать калиги.
Коссиний не видел, как его собственное потрясение отразилось на лицах тех десяти солдат, которых он взял сюда, чтобы они охраняли его во время купания. Их командир, опцион с маленьким подбородком, изумленно уставился на стремительно бегущего к ним совершенно голого претора. Но Коссинию было плевать.
— Строй людей! — завопил он. — Приготовьтесь сражаться в арьергарде, а я пока подниму тревогу!
Такой приказ был равносилен смертному приговору, и опцион это знал. Он на миг зажмурился, потом взял себя в руки.
— Слушаюсь! — Он свирепо уставился на десятерых легионеров — кое-кто из них уже начал понемногу пятиться. — Вы слышали претора! Стройся! Быстро!