— Представь себе четыре с половиной тысячи легионеров, штурмующих лагерь. У них будут катапульты и баллисты, чтобы измотать тебя загодя. Твои люди выстоят?
Лицо Крикса исказилось от гнева. Он свирепо посмотрел на Каста, выглядящего сейчас приунывшим, потом снова на Спартака:
— Я не побегу!
— Никто и не говорит про бегство. Слушайте, ну я же знаю, как вы все храбры. И это знает каждый человек в лагере — если он не слеп, глух и туп. — (При этих словах Ганник с Кастом заулыбались. Крикс по-прежнему смотрел, поджав губы, но перебивать не стал. Хвала Всаднику уже и за это.) — Не забывайте, я тоже хочу разбить Вариния. Наши сторонники тоже храбры, но не солдаты. Большинству непросто будет справиться даже с самым зеленым рекрутом-легионером. До сих пор мы побеждали благодаря внезапности. Вариний не дурак. Он не попадет в ту же ловушку. Но это не означает, что мы не можем его разбить. Нам нужно больше времени, чтобы обучить наших людей. Больше оружия или железа для кузнецов. Больше еды. Вы же видели, как мало у нас провизии. Если мы не хотим потерпеть поражение от Вариния или умереть от голода, надо действовать.
Первым заговорил Ганник:
— Что ты предлагаешь?
— Ускользнуть от Вариния. Направиться на юг, туда, где теплее. Устроить безопасный лагерь там, где мы сможем найти достаточно припасов.
— Нам еще нужны вино и женщины!
— Согласен. — Спартак понимал, что такова реальность, в которой приходится жить. — Давайте проведем зиму, тренируясь и готовясь к сражению. А весной выследим Вариния и уничтожим. — Он как бы невзначай взглянул на Ганника.
— Я с тобой!
Каст промолчал. Он смотрел на Крикса, а тот грыз ноготь.
— Ты даешь мне слово, что мы прикончим Вариния?
— Да.
— Ладно, — неохотно буркнул Крикс. — Я останусь до этого времени.
— Каст?
— Я тоже. Но чтобы женщин было много.
«Ты можешь думать о чем-нибудь, кроме своего стручка?» — подумал Спартак. Вслух же он сказал:
— Я уверен, что все будет.
Они пожали друг другу руки, скрепляя договор. Стоящий поодаль Карбон разулыбался до ушей.
Спартак позволил себе сдержанную улыбку. Все получилось куда лучше, чем он ожидал. На какое-то время армия останется единой.
Однако же рано или поздно, но раскол неизбежен.
Тем вечером, когда стемнело, Карбон с Хлорис удалились в свою палатку, как вошло у них в привычку. Карбон не мог сказать наверняка, не изображала ли Хлорис желание, но он точно ничего не изображал. Их с Хлорис тела сплетались под толстым слоем одеял. Он никак не мог насытиться ею. А потом они разговаривали целую вечность. Когда Хлорис была рядом, он ничего не боялся. После оспы юноша чувствовал себя крайне неуверенно, общаясь с противоположным полом. Теперь же он не мог замолчать. Хотел, чтобы Хлорис знала о нем все. Он рассказал ей, что произошло с его семьей и какова была роль Красса в этом деле. О том, что уже много месяцев не видел ни Пакция, ни родителей. Упомянув их в очередной раз, юноша взглянул в темные глаза Хлорис и прочитал в них боль, которую прежде не замечал. Его захлестнуло ощущение вины.
— Прости. У меня все-таки остается шанс когда-нибудь увидеть их, а твои отец с матерью…
— Мертвы, да. С этим ничего не поделать.
— И все же ты наверняка хочешь вернуться в Грецию. Найти своего младшего брата.
Девушка проигнорировала его слова.
— Мне нравится слушать тебя. Твой голос успокаивает. — Она провела пальцем по его лицу.
Остро осознавая, что щеки его изрыты оспинами, Карбон отстранился.
— Ты очень красивый, — пробормотала Хлорис.
Но Карбон не мог посмотреть ей в глаза.
— Мне тут подумалось, что впервые я увидела тебя раздетым в лудусе. Интересный, с красивым телом. — Она потянулась к его члену и хихикнула. — Но потом я обнаружила, что вот это вот лучше всего.
От ее прикосновения член затвердел, но все же у Карбона остались сомнения.
— А мои шрамы?
— Они придают тебе своеобразия. — Хлорис покрыла его щеки поцелуями. — Это — часть тебя, а ты — хороший человек.
Карбон подумал, что она что-то скрывает. Когда Хлорис навалилась на него сверху, мысли улетучились.
Прошло три недели, и Спартак перестал думать о своей стычке с галлами. Однако ее призрак витал где-то на задворках памяти, будто зловоние над открытой канализацией. В целом же дела шли хорошо. Вариния он ловко одурачил, покинув ночью старый лагерь Глабра вместе с армией. Спартак настоял на том, чтобы все было тщательно спланировано. Патрули, посланные ближе к вечеру, тщательно обыскали окрестности, дабы убедиться, что за лагерем не следят легионеры. Затем под покровом ночи часовых у главных ворот заменили трупами, облаченными в кольчуги и вооруженными погнутыми или пришедшими в негодность мечами. При свете десятков костров все до единой палатки разобрали и вместе с другим тяжелым снаряжением вроде наковален Пульхра погрузили на сотни мулов. И за час до полуночи все мужчины, женщины и дети ушли на восток, в сторону высящихся там Пицентинских гор.
Все, кроме Карбона, вооруженного трофейной римской трубой.
Это была опасная задача для добровольца, но Карбон оказался настойчив. И Спартак, увидев в глазах юноши жгучее желание, согласился. Молодой римлянин должен был бодрствовать всю ночь, слушая, не идет ли враг, и протрубить на рассвете, в насмешку над римской традицией солдатской побудки.
При воспоминании о докладе Карбона Спартак улыбнулся. Всех сильно подбодрило, что примерно двумя часами позже, когда Вариний осознал, что в лагере мятежников намного тише, чем обычно, он не осмелился отправить туда разведчиков. Вместо этого одно из кавалерийских подразделений поднялось на соседний холм, чтобы посмотреть на лагерь с высоты. Обеспокоенный исчезновением рабов, Вариний отвел свои войска на северо-запад. Карбону даже не пришлось уходить из лагеря тайком. Обрадованный его докладом, Спартак созвал тем вечером собрание.
— Вот как эти ублюдки теперь уважают нас! — прокричал он тысячам восставших. — Они настолько перепуганы, что даже боятся нас преследовать!
Его слова были встречены радостным гомоном, но Спартак не удивился, когда Крикс снова бросил ему вызов.
— Если эти говнюки настолько перепуганы, то почему, будь я проклят, мы их не преследуем? — рыкнул галл.
— Вариний боится нас, и это хорошо, — рассудительно ответил Спартак. — Но это не значит, что мы одолеем его в открытом бою. Кроме легионеров, у него есть четыре сотни кавалеристов. У нас — ни одного. Ни одного! Представь, что получится, если они ударят нам в спину посреди битвы. Ты видел когда-нибудь, как кавалерия обрушивается на неподготовленного врага?
Крикс сердито сверкнул глазами — все знали, что такое видел лишь Спартак. Впрочем, этот довод заставил галла замолчать.
— Они разносят строй в клочья! Это все равно что смотреть, как ветер подхватывает кучу опавших листьев и разносит их на все стороны света. С одним таким ударом бой будет проигран.
Больше, к радости Спартака, никто спорить не стал. Разумеется, вечно убеждать их он не сможет, но пока его аргументы слышат. На крутых горных склонах кавалеристы Вариния бесполезны.
Кроме того, Вариний удалился в безопасное место в Кумах — город примерно в двадцати пяти милях от Везувия. Таким образом, мятежники без происшествий добрались до Пицентинских гор и встали там на несколько ночей временным лагерем. Тогда же пятьсот отборных бойцов, которых возглавлял Ганник, устроили налет на Нолу. Они вернулись с победой и таким количеством зерна, что должно было хватить на всех на две недели. А еще они притащили много теплой одежды и обуви и привели где-то тысячу новых рекрутов. Налет на соседний город Нуцерию дал примерно те же результаты. Карбон был в восторге от их успехов. Теперь идея стать юристом казалась ему просто смешной. Жизнь при Спартаке опасна, но здесь у Карбона имелся авторитет, уважение товарищей, и наконец у него была Хлорис.
Теперь, когда у них скопилось припасов на месяц или даже больше, вся армия двинулась на юг. Вели ее рабы, прежде пасшие здесь стада. Они выбирали пути повыше в горах, потому что необходимость терпеть суровую осеннюю погоду куда предпочтительнее столкновения с римскими легионерами. Все это время компанию рабам составляли лишь животные, обитающие в горных лесах, — если не считать жителей небольшого селения Абелла, захваченных врасплох на собственных полях. Парящие в небе орлы и стервятники высокомерно оглядывали длинную колонну. Мелкие птички, устроившись в кронах деревьев, сердито трещали на непрошеных гостей. Каждый вечер в сумерках выли волки, усиливая ощущение свободы и оторванности от мира. Олени и дикие кабаны прятались от людей, и только следы подтверждали их существование. Еще в этих горах обитали медведи и рыси, но их лишь изредка замечали разведчики.
Спартак однажды увидел рысь собственными глазами и считал, что ему повезло. Это был великолепный самец. Заметив человека, он на миг застыл и уставился на Спартака прищуренными желтыми глазами. Лишь шевелящиеся кисточки на ушах свидетельствовали, что это не статуя, высеченная гением или богом. А потом рысь исчезла — просто растворилась.
«С римлянами надо вести себя так же: показываться на глаза, лишь когда сами решим».
Двумя днями раньше они переправились через реку Силар, воспользовавшись малоизвестным бродом вместо моста на Анниевой дороге. Поскольку он находился неподалеку от мощеной дороги с интенсивным движением, Спартак послал двух своих скифов вперед наблюдать за ним. К прибытию восставших они следили за бродом уже почти неделю, но не увидели ни единого вражеского солдата. Спартак незамедлительно собрал остальных вождей на совет. На этот раз они пришли к единодушному решению — двигаться по Анниевой дороге. Перемещаясь куда быстрее, чем прежде, они пронеслись по длинной узкой равнине Кампус-Атина, плодородной долине, питаемой рекой Танагро. Все встреченные путники и все обитатели больших латифундий по обе стороны от дороги были убиты, а рабы освобождены. Никто в Форуме Анния, городе, на который они нацелились, не знал об их приближении.