— И все же давайте не будем его недооценивать, — возразил Спартак. — Это больше легиона.
— Ты никак с этой легкой жизнью потерял вкус к борьбе? — насмешливо бросил Крикс.
Взгляд Спартака сделался холодным и спокойным.
— А ты как думаешь?
— Я… — начал было Крикс, но Спартак оборвал его:
— Я уже пообещал, что мы будем драться с Варинием, и всегда держу свое слово. Но при таком количестве легионеров нам следует соблюдать осторожность. Нас в восемь, а то и в девять раз больше, чем этих сукиных детей, но часто доводилось видеть римскую армию в куда более скверных обстоятельствах — и все же она побеждала.
На лице Каста отразилась настороженность. Ганник потер нос и промолчал.
— С нами такого не случится! — яростно возразил Крикс.
— Да, черт побери! — Спартак посмотрел в глаза гонцу. — Далеко ли они от Туриума?
— Примерно в двух днях пути, господин.
— Два дня…
Лицо Спартака стало задумчивым, и Ганник тут же вцепился во фракийца:
— Появились идеи?
— Я считаю, нам стоит устроить Варинию небольшую ловушку. Кое-что такое, чего он не ожидает от рабов.
— Уже интересно, — сказал повеселевший Каст.
— Тогда давай выкладывай, — неохотно буркнул Крикс.
— Карбон подружился с одним из стражников, охраняющих главные ворота Туриума, — сообщил Спартак. — Время от времени приносит ему свежую оленину или кабанятину. Если Карбон попросит его вечером чуть дольше подержать ворота открытыми, этот глупец выполнит просьбу.
Каст приподнял брови:
— Ты хочешь захватить город?
— Почему бы и нет? Там несколько сот защитников. Большинство из них стары или потеряли форму. Если мы придем ночью, к рассвету город будет нашим.
— Зачем нам это делать? — недовольно спросил Крикс.
— Подойди поближе, и я тебе растолкую, — с недоброй усмешкой предложил Спартак.
Публий Вариний вздрогнул, накинул плащ на костлявые плечи и придвинулся поближе к жаровне, стоящей в центре его спальни. Сырые дрова трещали, почти не давая тепла. Вытерев слезящиеся глаза, Вариний выругался. С того момента, как они покинули уютные Кумы, он, кажется, мерз беспрестанно. Что бы он ни делал, как ни одевался — ничто не могло изгнать холод из его костей. И неудивительно. Серые дни походили один на другой. Просыпаешься в промерзшей палатке. Съедаешь холодный завтрак. Собираешь лагерь. Высылаешь вперед разведчиков. Сквозь зимний дождь и мокрый снег едешь по их следам по холмистой, раскисшей, негостеприимной местности. Ничего не находишь. Разбиваешь новый лагерь. Ешь на ужин наполовину пожарившееся, наполовину сгоревшее мясо и овсяную кашу. Забываешься тяжелым сном. На следующее утро все повторяется заново. Вариния скрутил новый приступ кашля.
Проклятый Спартак! Люди Вариния неделями собирали сплетни и слухи. Но к предельному разочарованию, все до единой зацепки обернулись погоней за призраками. Хотя имя Спартака было у всех на устах, во всей Кампании не нашлось и следа беглого гладиатора. И в Лукании пока что тоже. «Это хуже, чем пытаться выйти из лабиринта без клубка ниток», — раздраженно подумал Вариний. По крайней мере, завтра они должны добраться до Туриума. Там он сможет реквизировать какой-нибудь дом. И залезть под теплые, сухие одеяла под прочной черепичной крышей. Если ему больше не придется спать в палатке — это будет величайшее счастье.
Вариний с завистью посмотрел на свиток на столе. Его доставил сегодня гонец. Несомненно, автор письма, Марк Лициний Красс, в этот самый момент улегся в удобную постель. Этот самодовольный ублюдок, наверное, хохотал бы до слез, увидев его сейчас. Вариний не слишком обрадовался, получив письмо от одного из тех, кто определял политику республики. Если бы он уже добился каких-то успехов, то поспешил бы вскрыть письмо, но его проклятое поручение было, похоже, обречено на провал с того самого момента, как они вышли из столицы. Варинию не хотелось об этом думать, но Красс наверняка уже слышал о его невзгодах. Уклончивые, расплывчатые доклады не ввели бы в заблуждение даже законченного идиота — что говорить об одном из самых проницательных политиков Рима. К сожалению, его злоключения — не просто цепь досадных случайностей. Теперь, задним числом, Вариний понимал, что это было плохой идеей — разделить силы.
После ошеломляющих побед сперва над Луцием Фурием, а потом над Луцием Коссинием люди Спартака обнаглели настолько, что устроили налет на два лагеря Вариния. Они втоптали ослабевший боевой дух его солдат в вязкую кампанскую грязь. Потом войско Вариния проредила болезнь. И просто чудо, что еще больше народу не дезертировало. Когда пришло известие, что рабы оставили бывший лагерь Глабра, преследовать Спартака в глуши было нерационально. Это могло показаться трусостью, но отступление в Кумы для перегруппировки и пополнения войска новыми рекрутами было единственным разумным вариантом. В любом ином случае ему пришлось бы иметь дело с мятежом.
Но конечно же, Красс и сенат воспримут это совсем по-другому.
Римские полководцы не отступают.
Особенно когда этот враг — всего лишь скопище беглых гладиаторов и рабов.
Выругавшись себе под нос, Вариний схватил письмо, сковырнул ногтем восковую печать и развернул свиток.
«Публию Варинию, претору Римской республики, — привет. Надеюсь, это письмо застало тебя полным сил и энергии и боги по-прежнему благосклонны к тебе». Вариний скривился. «Ну вот, начинается сарказм», — подумал он. Его взгляд скользнул по аккуратно выписанным строкам — признаку профессионального писца. «Прошло около четырех месяцев с того момента, как ты со своими офицерами выступил из Рима для выполнения славной миссии, порученной тебе сенатом». Ну давай, сыпь соль на рану.
Новости, дошедшие до меня здесь, в столице, вызывают по меньшей мере беспокойство. Весть о злополучной засаде на Луция Фурия уже сама по себе была поразительной, а трагическая гибель Луция Коссиния вызвала настоящее потрясение. Я полагаю, что рабы преуспели и в дальнейших нападениях на ваши лагеря. Таких бесчинств Италия не знала уже много поколений — не считая волнений времен гражданской войны. Нельзя допустить, чтобы они продолжались. Хотя лично я не сомневаюсь, что для твоего отступления в Кумы были самые веские причины, кое-кто в Риме смотрит на твои действия отнюдь не так благосклонно. Подобная осторожность не приблизит уничтожение наглецов, посмевших столь дерзко бросить вызов республике. Это не может повториться. Мне больно это делать, но я чувствую, что должен напомнить тебе о судьбе Гая Клавдия Глабра, твоего предшественника. Однако же я твердо верю, что тебя ждет более счастливое будущее.
При мысли о том, что ему придется броситься на меч, Вариния пробрал холодный пот. Он заставил себя читать дальше.
Да не покинет тебя решимость. Я молю Диану-охотницу направить твой путь, когда ты станешь преследовать Спартака. Пусть Марс прикроет своим щитом тебя и твоих людей! Ты вскоре добьешься успеха, и в Кампании снова воцарится мир. Я с нетерпением жду той минуты, когда смогу поприветствовать тебя, вернувшегося в Рим с победой.
Вот так вот. Как будто он сам этого не знал. Вариний сгорбился от ощущения тяжести. Добейся победы, умри, пытаясь победить, или получи от сената приказ о самоубийстве. Вот о чем на самом деле говорило медоточивое послание Красса. «Что я сделал, чтобы заслужить такую судьбу? Как несложная задача оказалась такой опасной?» Скомкав листок, Вариний швырнул его в жаровню и с некоторым удовлетворением наблюдал, как тот потемнел и загорелся.
Но содержимое послания отпечаталось в его сознании.
Кто-то осторожно кашлянул. Вариний отвлекся от своих страданий:
— Да? А, Гальба! — Он притворился, будто рад видеть старшего центуриона, начавшего лысеть ветерана с кривыми ногами и невзрачной внешностью. — Что такое?
— Хорошие новости, господин.
Вот теперь он завладел вниманием Вариния.
— Вот как? Ну заходи, заходи. Снаружи слишком сильно дует.
Гальба вошел, отпустив за собой полог палатки.
— Этим утром я послал гонца в Туриум, как ты приказывал, господин. Он только что вернулся.
Вариний разочарованно нахмурился. Он и так знал, что в городе его и его людей ждет теплый прием. Что толку напоминать об этом сейчас, когда он мерзнет в убогой палатке?
— Это все, что ты хотел мне сказать?
— Господин, ты не понял. Гонец не смог войти в город. Туриум осажден людьми Спартака.
Вариний не поверил собственным ушам:
— Что, правда?
— Он так доложил, господин. Парень толковый, служит в армии уже больше пяти лет.
— Туриум еще наш?
— Судя по всему — да, господин. На стенах множество защитников.
— Ха! Банде помоечных крыс никогда не захватить город! Чем эти глупцы думают? — воскликнул Вариний, почувствовав себя гораздо увереннее. — Сколько их там?
— Трудно сказать, господин. Он не мог долго там шататься. Говорит, больше легиона. Шесть-семь тысяч, может, больше.
— Значит, Спартак не сидел сложа руки. — Вариний прищурился. — Но это всего лишь рабы, верно?
— Господин, с нашими парнями им не сравниться, — невозмутимо проговорил Гальба.
— Катапульты или осадные машины у них есть?
— Нет, господин.
— Конечно же нет. — Вариний усмехнулся. — Что за местность вокруг Туриума?
— В основном равнинная, господин. Как ты знаешь, море находится в нескольких милях восточнее города. На севере — обширные леса; возможно, оттуда Спартак и атаковал. Главная дорога подходит к городу с запада, через хорошо возделанные поля, но бо́льшая их часть расположена южнее.
— Так они могут отступать лишь тем путем, которым пришли?
— Именно так, господин.
— Превосходно! — Вариний ударил кулаком правой руки по ладони левой. — Если мы выйдем на рассвете, когда мы туда прибудем?
— Господин, гонец сказал, там примерно пятнадцать миль.