этого было недостаточно, ускользнули от Вариния, а когда тот наконец настиг их у Туриума, буквально истребили все его войско. Глупец выжил в битве, однако сенат приказал ему броситься на меч, когда Вариний прибыл в Рим[24].
Крики восторга становились все громче.
Спартак подбадривал своих людей не только словами, но и своим поведением, активно жестикулируя. В предстоящем бою им потребуется каждая капля уверенности в себе.
Шум постепенно стих, и Спартак посмотрел наверх. Каким-то чудом тучи рассеялись. Теперь дождь или град выпадет на вершины к югу от этого места.
«Благодарю тебя, Великий Всадник!» Спартак достал меч и указал им на небо:
— Смотрите! Благосклонность богов по-прежнему с нами! Буря уходит!
— Есть ли на свете что-то такое, чего ты не мог бы сделать? — выкрикнул кто-то.
— Авентиан, я стараюсь изо всех сил, — ответил Спартак, подмигнув кричавшему.
Его люди радостно заулюлюкали. «Идеально выбранный момент. Надо будет потом поблагодарить Авентиана». И тут же вспыхнули сомнения. «Не искушай судьбу. Я поблагодарю его, если он выживет. Если я выживу».
Стоящий поблизости мужчина приложил ладонь к уху:
— Что это?
Рабы тут же умолкли.
На одно душераздирающее мгновение воцарилась тишина. А потом ветер донес характерное пение труб.
— Они здесь!
По рядам пробежала дрожь.
Опасения Спартака рассеялись, словно рассветный туман под лучами встающего солнца. Это была его цель — биться с Римом. Да, не у него на родине, как он желал, но это не важно. Ему выпала возможность сразиться с римской армией, возглавляемой одним из консулов. Чего же еще он мог желать? «Победы, — подумал он. — Вот чего я хочу. Всего остального недостаточно».
Спартак вдохнул поглубже и, запрокинув голову, крикнул:
— Их всего десять тысяч, этих ублюдков! А сколько нас?
— Пятьдесят тысяч! — крикнул в ответ Авентиан.
— Верно! Пятьдесят тысяч! — рявкнул Спартак. — Пятеро наших на каждого вонючего римлянина! Нас ждет победа — или смерть!!!
После кратчайшей паузы его люди подхватили лозунг, да так, что задрожали скалы:
— Победа или смерть!!! Победа или смерть!!!
Спартак подобрал свой скутум и принялся колотить клинком плашмя по железной окантовке.
— Ну же! — крикнул он. — Делай как я! Надо, чтоб римляне проглотили наживку и вошли в ущелье не задумываясь!
У тех, кто услышал его, на лицах появились злобные ухмылки. Они тут же последовали примеру Спартака. К ним присоединились остальные. Грохот разнесся по рядам, словно лесной пожар. Страх, вызванный грозовыми тучами, исчез — по крайней мере, пока что, — как и неуверенность из-за предстоящей битвы с полностью укомплектованным римским легионом. Некоторых охватила боевая ярость, и они побагровели от криков. Другие впали в безумную эйфорию. Раздался сумасшедший смех, и передние ряды качнулись вперед, но офицеры загнали их обратно.
Спартак не слышал подобного шума с тех самых пор, как впервые выступил вместе со своим племенем на войну против Рима. Давным-давно, во Фракии. Тогда мёзы проиграли. Но сейчас Спартака переполняла гордость. Пускай эти люди бывшие рабы — они обладали храбростью истинных воинов. Если битва начнется, они не побегут, а сразятся. Спартак был в этом уверен. Возможно, сегодня кровавый позор прежних поражений будет стерт раз и навсегда.
По ущелью эхом разнеслось гневное пение труб.
Спартак удовлетворенно улыбнулся. Лентул желал боя.
Теперь дело за Карбоном — он должен испортить консулу праздник.
Наверху, на вершине утеса, Карбон тоже услышал голоса римских буцин. Он лежал на животе в северном конце ущелья и наблюдал, как первый легион выходит из-за поворота. Впереди ехали несколько эскадронов кавалерии, разведчики, доставившие Лентулу известия об армии рабов. У него на глазах большая группа всадников отделилась от основной массы и въехала в ущелье. Карбон с тревогой разглядывал их. Он не понимал маневров римлян. Не сразу, но все же юноша сообразил, что они собираются проследить, чтобы Спартак не перегородил выход из ущелья. Именно так. Похоже, Лентул неглуп. Карбон с беспокойством огляделся. Может, консул не только в этом захочет подстраховаться.
Послышался скрежет камней, и Карбон, вытянув шею, заглянул через край. И от всей души порадовался, что лежит и его силуэт не виднеется на фоне неба. Со стороны легионов по склону с каменистой осыпью поднималось четыре… нет, пять… шесть темнокожих бородатых мужчин. Они были в туниках с короткими рукавами, босые. Из оружия только висящие на шее пращи. Карбон однажды видел балеарских пращников, в Капуе. Они очень быстро швыряли камни; а еще их использовали как разведчиков. Очевидно, этих людей послали на вершину утеса. У Карбона от страха пересохло во рту.
Пращников следовало убить, и поскорее, или весь план Спартака рухнет, и задача по спасению Ариадны станет его жуткой реальностью.
Карбон откатился в сторону и вскочил. Домчавшись к ближайшим из своих солдат, он объяснил, что происходит. На их лицах отразилась тревога.
— Надо, чтобы никто не ушел, или нам всем конец! Ясно?
Бойцы мрачно кивнули.
— Как только эти псы доберутся до вершины, то сразу сообразят, что происходит, поэтому их нужно уничтожить немедленно. И так, чтобы не увидели легионеры снизу.
Один из мужчин поднял охотничий лук:
— Я могу свалить двоих, а то и троих.
— Отлично, — сказал Карбон. «Если бы только у меня было больше лучников!» — Вали двоих, но смотри не промахнись. С остальными тоже нужно разобраться. — Он поочередно указал на трех рабов. — Мы спрячемся за крайними грудами камней. Ты берешь на себя первого, ты — второго, ты — третьего. Я займусь четвертым. Никому ничего не делать, пока я не начну. Ясно?
— Да, — пробормотали они.
Быстро приказав всем спрятаться и сохранять тишину, Карбон побежал обратно к груде камней, возле которой, по его прикидкам, должны были появиться пращники. Карбон молился, чтобы укрытий хватило на всех. Мгновение спустя очередной изъян плана обрушился на юношу, словно удар молота. А вдруг тот, кто первым из разведчиков доберется до вершины, увидит груды камней и поймет, что это значит, развернется и бросится бежать? Им придется тогда гнаться за пращниками вниз по склону на виду у армии Лентула. Всем надеждам застать римлян врасплох придет конец. К горлу Карбона подступила едкая горечь, и он сглотнул, чтобы его не стошнило. Единственный вариант, при котором его импровизированная засада сработает, — это если вражеские разведчики решат как следует осмотреть вершину утеса.
Он принялся отчаянно молить Юпитера: «Я воздвигну алтарь в твою честь. Я зарежу перед ним быка — лучшего, какого только смогу найти. И буду делать это каждый год, до самой смерти».
От безмолвной молитвы сердце Карбона забилось еще быстрее. Чтобы успокоиться, он изо всех сил сжал рукоять меча. А потом очень осторожно выглянул из-за камней. Пусто. Проклятье, куда они подевались? Карбон ждал. И ждал. Каждое мгновение тянулось целую вечность, но он не мог ни на шаг отойти от своего укрытия. Даже самый тихий звук мог предупредить разведчиков об их присутствии.
Когда же юноша наконец увидел копну черных курчавых волос, поднявшуюся в каких-нибудь пятнадцати шагах от него, он потрясенно моргнул. Затаив дыхание, смотрел, как над краем склона появилось смуглое лицо; балеарец осторожно огляделся. Немного помедлив, пращник взобрался на вершину. Вскоре за ним последовали еще двое. Пригнувшись, они неслышно двинулись к укрытию Карбона.
«Ради Гадеса, где остальные? Ждут, пока товарищи сообщат, что все чисто?»
Когда оставшиеся разведчики наконец поднялись на вершину, у Карбона уже не было возможности возблагодарить Юпитера. Первая троица подошла почти вплотную к нему.
— Давай! — взревел он и вылетел из-за груды камней.
На миг он увидел пораженные лица и услышал ругательства, а потом каким-то чудом проскочил мимо них и понесся к верхней части склона и стоящим на нем трем пращникам. Едва завидев его, они развернулись, намереваясь бежать. Что-то свистнуло, стрела пролетела мимо Карбона и глубоко вонзилась в спину одного из разведчиков. Тот рухнул с громким стоном.
— Твой справа! — Молясь, чтобы лучник его услышал, он кинулся к левому пращнику, низкорослому мужчине с выступающими скулами.
Удача не изменила ему. Пращник так отчаянно хотел убежать, что, разворачиваясь, споткнулся и растянулся на земле. Карбон налетел на него, словно дикий зверь на добычу. Он ударил гладием, раскроив спину балеарца от плеча до пояса. Хлынула кровь, и жертва издала булькающий крик боли. Но он почти сразу оборвался, когда Карбон вонзил меч под ребра пращнику, проткнув легкое и сердце. Мужчина тут же обмяк; его конечности дико задергались, а потом застыли.
С силой выдернув меч, Карбон развернулся — посмотреть, что происходит. Лучник не хвастался, давая обещание. Рядом с первым трупом навзничь валялся еще один. Стрела торчала из распахнутого рта. Взгляд Карбона метнулся к груде камней, за которой он прятался. Двое пращников уже лежали на земле, но последний убил одного из людей Карбона и вооружился мечом. Стремительно развернувшись, он кинулся к Карбону с истошным криком.
Теперь Карбон не видел ничего, кроме бегущего врага. Если он не остановит этого человека, то будет виноват во всем.
И вновь свист.
Стрела пронеслась над плечом пращника. И едва не угодила в глаз Карбону.
— Не стрелять! — крикнул он, преграждая дорогу балеарцу.
И поднял меч.
Но разведчик совершенно не желал драться с ним. Вильнув в сторону, он обогнул Карбона и устремился к спуску.
Карбон подумал, что он допустил ошибку, и мысленно выругался.
— Убей его! Быстро!
Пригнувшись и молясь о том, чтобы лучник не подстрелил его самого, ринулся вперед. Стрела вспорола воздух над его плечом и вонзилась в спину пращнику. Тот зашатался, но потом выпрямился. Выронив меч, балеарец сорвал с шеи одну из двух намотанных на нее полос ткани, придвинулся ближе к краю и принялся размахивать ею.