Когда же Карбон снова глянул вниз, то увидел разрыв в римской колонне. А в глубине рядов следующих подразделений — блеск серебряного орла, штандарта легиона. Это был второй из легионов Лентула, и он вот-вот должен пойти прямо под Карбоном.
— Ладно, — сказал Карбон негромко и вдруг ухмыльнулся. Молчать больше не было смысла. — На счет «три»! — скомандовал он. — Передайте всем! — Он подождал, пока приказ передадут по цепочке. Мгновение спустя люди на дальнем краю подняли руки, давая понять, что им все ясно. Карбон облизнул губы и положил руки на камень размером почти с него самого. А потом крикнул: — Один!!! Два!!! Три!!!
Огромным усилием он столкнул свой камень с обрыва. Пораженный скоростью, которую тот сразу же набрал, Карбон посмотрел на своих людей, проделывающих то же самое с другими камнями, плитами и обломками скалы. В воздухе повисла пыль: их метательные снаряды, отскакивая от отвесных поверхностей скал, вызывали небольшие оползни. Послышался ужасающий хищный грохот, и земля содрогнулась.
Карбон не стал смотреть, какой эффект произвели сброшенные ими глыбы. В этом не было необходимости. Они могли привести лишь к полному опустошению. Целые ряды легионеров оказались уничтожены в мгновение ока. Неудивительно, что его люди глядели вниз с мрачным интересом.
— Не останавливаться! — поторопил Карбон. — Еще! Сбрасывайте камни! Мы должны полностью перекрыть ущелье!
— Смерть им всем! — взревел лучник. — Всем чумным сукиным детям!
— Смерть! Смерть! Смерть! — отозвались рабы и со свирепым ликованием продолжили атаку.
Карбон на миг прикрыл глаза. «Боги, смилуйтесь над несчастными ублюдками там, внизу. Пусть они умрут быстро».
А потом он принялся за работу, как и все остальные.
Когда со скал полетели каменные глыбы, грохот заглушил все звуки внизу, на равнине. Даже крики воинов Спартака и удары оружия о щиты.
Над ущельем поднялось огромное облако пыли. Римляне и рабы равно уставились на него, кто в ужасе, кто в восторге. Спартака охватило яростное ликование. Всепоглощающий шум означал, что Карбон все делает именно так, как ему было сказано.
— Спокойно! — крикнул Спартак. — Пусть страх терзает врага! Теперь эти псы знают, что они тут одни. — Он посмотрел на вход в боковую долину, где прятались Эгбео и Пульхр со своими отрядами, но ничего не увидел: все дисциплинированно выжидали в засаде.
Грохот падающих глыб стих. И сменился новым ужасным звуком: его издавали люди, заваленные камнями, но не убитые. Ущелье звенело от их криков. Большинство молило о смерти, чтобы покончить с болью в раздавленных конечностях, раздробленном тазе или сломанной спине. Солдаты Спартака восторженно заорали и с новой силой принялись колотить оружием по щитам.
Лентул отреагировал быстро. Понимая, что от этого шума его легионеры могут вскоре впасть в панику, он приказал буцинам трубить. Его солдаты двинулись вперед, держа строй, а кавалерия поскакала вправо — несомненно, для того, чтобы развернуться и обрушиться на врагов с тыла.
Спартак, хоть и ожидал этого, мысленно выругался. Оставалось надеяться, что бойцы, стоящие позади, помнят приказы. Они были обучены метать копья одновременно, создавая из железных наконечников плотное облако, которого большинство лошадей постарается избежать. Разумеется, тренировка и реальный бой — совсем не одно и то же. Положившись на богов, Спартак велел трубачам трубить наступление.
— Держать строй! Двигаться вместе! — Его слова пролетели из уст в уста по передним рядам, и рабы единой огромной массой двинулись вперед.
— Спар-так!!! Спар-так!!! Спар-так!!! — орали они.
Расстояние было пока слишком большим, чтобы разглядеть выражения лиц, но Спартаку показалось, что враги уже заколебались. В противоположность слитному строю его людей среди легионеров то тут, то там виднелись бреши. «Мы можем это сделать! Великий Всадник, дай мне силу твоей десницы, чтобы сокрушить этих мерзавцев и втоптать их в грязь, где им самое место!»
Они сошлись на сотню шагов. Воздух потрескивал от напряжения, и в нем витал едва ощутимый запах страха. Настал момент, когда вот-вот начнут умирать люди. Лица рабов окаменели. Кто-то стиснул зубы, иные же бормотали молитвы или подбадривали друг друга. Однако крики не стихли — напротив, сделались громче.
— Спар-так!!! Спар-так!!! Спар-так!!!
Спартак упивался этим кличем. «Они хотят драться. Они хотят крови римлян, как и я».
— Первые три ряда, приготовить копья! — скомандовал он.
Тысячи людей завели правую руку для броска, и к солнцу поднялся целый лес зазубренных металлических наконечников.
— Ждать! Ждать!
Они подходили все ближе к римлянам. Спартак считал шаги. Десять. Двадцать. Сорок. Наконец он смог разглядеть отдельных легионеров. Их лица, как и у его людей, были искажены. Однако то была скорее гримаса неприкрытого страха, чем напряжение. Исключение составляли лишь легионеры вокруг серебряного орла — они сохраняли мрачный боевой настрой. Спартак смутно расслышал, как вражеские офицеры подбадривают своих солдат и приказывают приготовить копья. Пора!
— Один! Два! Три! Бросай!!! — крикнул он.
Раздался громкий свист. Тот же приказ прозвучал и посреди шеренг римлян. Две тучи пилумов по изящной дуге рванулись навстречу друг другу. На несколько мгновений небо над двумя армиями потемнело. Красивое, но устрашающее зрелище. Пришло время проверить выучку его людей.
— Поднять щиты! — рявкнул он, вскидывая левую руку. — Поднять щиты!
Раздался громкий лязг — это стена скутумов явила себя небу. На нее с тяжелыми глухими ударами градом посыпались римские копья. Некоторые из них отыскали щель между щитами рабов или пробили многослойную древесину и вонзились в руки — это было неизбежно. Над полем понеслись крики боли и бешеные ругательства — от тех, кто был ранен, — и безумный смех вперемешку с благодарностями богам от тех, кто уцелел.
Спартак не пострадал. Быстро посмотрев по сторонам, он убедился, что их потери относительно невелики. Потом глянул на римлян и пришел к такому же выводу. Как обычно, пилумы предназначались прежде всего для того, чтобы вонзиться в щит и сделать его непригодным к использованию.
— Если кому-то в первых рядах нужен щит, скажите, и вам дадут! — крикнул Спартак. — Вперед!
По пути те, кто остался без защиты, поспешно забирали скутумы у товарищей.
Противники снова метнули друг в друга копья — в результате пострадало еще несколько десятков человек, — и теперь их разделяло всего шагов тридцать. Спартак поднес свисток к губам и увидел, как напротив него какой-то центурион сделал то же самое. Однако вместо того, чтобы подать сигнал к атаке, Спартак просвистел странную череду нот. Его люди не поняли. Все, кроме трубачей. Они сыграли отрывистое «та-тара-тара». И повторили этот сигнал дважды, а когда он стих, ему на смену пришла пронзительная трель свистка Спартака, тут же подхваченная его офицерами.
Их призыв был встречен негодующим верещанием римских свистков.
— Щиты сомкнуть! — взревел Спартак! — Вперед!
Он двинулся навстречу противнику. Взгляд его скользил по легионерам, с которыми ему, скорее всего, доведется столкнуться. Один из них оказался юношей лет девятнадцати-двадцати; в его широко распахнутых глазах плескался ужас. Вторым был мужчина за двадцать: суровое лицо, стиснутые зубы — вероятно, ветеран. Спартак мгновенно нацелился на второго: тот явно опаснее и необходимо убить его первым.
Нечленораздельный рев — тысячи слившихся воедино боевых кличей — прорвался сквозь шум битвы, отвлекая внимание участников. Он несся слева, если смотреть от Спартака, и справа — от римлян.
Спартак вознес хвалу Великому Всаднику.
Эгбео и Пульхр со своими людьми пошли в атаку. Понимая, что означает этот шум, рабы заорали во всю глотку:
— Спар-так!!! Спар-так!!!
— Держать строй! — крикнул Спартак. — Прикрывать друг друга!
Это были последние отданные им команды. Потом уже никто ничего не смог бы расслышать. Мир сомкнулся вокруг Спартака, когда он преодолел оставшиеся несколько шагов, отделявших его от первой шеренги римлян. Все, что он воспринимал, — присутствие бойцов слева и справа от себя да безумные взгляды вражеских солдат над кромками их скутумов. Сердце гулко билось, от пота щипало глаза, и Спартак сморгнул его.
Проревев боевой клич, он ударил легионера с суровым лицом умбоном щита. Римлянина шатнуло, и, прежде чем он сумел нанести ответный удар, сика Спартака скользнула поверх скутума и вонзилась ему в шею. Железо перерезало мышцы и хрящи и застряло в позвоночнике врага. Спартак вырвал меч из раны, и рот его противника распахнулся в жутком крике. Но крик вскоре оборвал ударивший из горла фонтан артериальной крови.
Спартак заметил какое-то движение. Он инстинктивно пригнулся. Вместо того чтобы попасть ему в глаз, гладий молодого легионера врезался в гребень его бронзового шлема. Удар отбросил Спартака назад и на мгновение оглушил. Железный клинок застрял в пробитом гребне, и голову Спартака мотало из стороны в сторону — римлянин лихорадочно пытался высвободить свой меч. У фракийца не было возможности расстегнуть удерживающий шлем кожаный ремешок. Скрежетнул металл — врагу удалось наполовину вырвать гладий. Он оскалился и довольно зарычал. Спартака захлестнуло отчаяние. Его противник снова дернул меч, и, вместо того чтобы сопротивляться, Спартак шагнул к нему. Римлянин пошатнулся, и хватка его ослабела. Спартак закричал как безумный, и перепуганный молодой легионер выпустил рукоять.
Фракиец вскинул сику и вонзил острие в левую глазницу противника. Глазное яблоко лопнуло с явственным звуком, и на щит Спартака брызнула водянистая жидкость. Легионер дернулся от страшной боли: клинок пробил кость и вошел в мозг. Парень вздрогнул и зашатался мертвым грузом на острие. Спартак вырвал сику из раны, и труп повалился на землю. Его тут же затоптали в давке.
В битве на миг образовалась пауза. Спартак быстро расстегнул ремешок и сбросил разбитый шлем.