Как бы то ни было, после почетных похорон, устроенных погибшему, пришлось подумать о том, чтобы отправить в Рим другого посла к Катилине.
И так как совет начальников уже вынес свое решение об отправке посла, то Спартак решил, что о выборе человека для выполнения этого поручения нет необходимости советоваться с кем-либо. Соблюдая строгую тайну, он поручил это трудное и деликатное дело самому дорогому человеку — Арториксу.
Арторикс, чтобы легче преодолеть препятствия, с которыми он мог столкнуться, решил научиться всему тому, что обычно проделывают скоморохи.
Разыскав для этой цели настоящего скомороха и научившись от него под большим секретом разным фокусам, он купил у него собаку и обезьяну, с которыми с августа до ноября беспрерывно упражнялся, чтобы приобрести необходимую ловкость в фокусах. Затем, выйдя тайком из лагеря гладиаторов и отдалившись от него на достаточное расстояние, он снял оружие, переоделся и небольшими переходами, останавливаясь почти в каждом городе и в каждой деревне, пришел в Рим. Читатели видели, как ему внезапно пришлось дать доказательства своей ловкости в фокусах перед добрыми квиритами. Теперь последуем за смелым юношей, который, продвигаясь по улице, ведущей к Большому цирку, вскоре дошел до курии Салиев, где за столами, среди оживленных криков и веселых возгласов, сидели люди разных сословий и положений.
Излюбленной пищей во время сатурналий была свинина, из которой приготовлялись разного рода кушанья.
— Итак, да здравствует Сатурн! — закричал один раб — каппадокиец богатырского роста, около которого в эту минуту очутился Арторикс. — Да здравствуют Сатурн и превосходные сосиски, приготовленные Курионом, этим трактирщиком, не имеющим себе равных в приготовлении кушаний из свинины!
— О, да избавят меня боги от того, чтобы я хвастался этим! — возразил Курион, человек низенького роста, очень толстый и круглый, — но я могу во всеуслышание сказать, что таких свиных сосисок, вымени и потрохов, какие можно получить у меня, не найдется даже за столом у Лукулла и Марка Красса, клянусь черными волосами Юноны, прямой покровительницы моего дома!
— Ура! Веселые сатурналии! — проревел уже опьяневший раб, взявший на себя роль объединителя всех собутыльников, вставая с чашей, полной вина.
И все выпили залпом вино из своих стаканов.
— Да соблаговолят вышние боги, — воскликнул каппадокиец, — чтобы вернулось царство Сатурна и исчез с земли след рабства!
— Но ведь тогда ты не ел бы сосисок Куриона и не пил бы этого отличного цекубского!
— Ну, так что? — закричал с негодованием раб. — Разве необходимы для жизни цекубское и фалернское? Воды из источников моих родных гор разве недостаточно, чтобы утолить жажду свободного человека?
— Вода хороша для омовения и купанья, — возразил с насмешливой улыбкой другой раб. — Но я предпочитаю цекубское.
— И розги тюремщика! — добавил каппадокиец. — О Гинезий, о выродившийся афинянин, как тебя принизило долгое рабство!
Арторикс остановился выпить стакан тускуланского и внимательно вслушивался в беседу.
— Ого!.. — воскликнул один гражданин, обращаясь к каппадокийцу — Ого!.. Милейший Эдиок, мне кажется, что, прикрываясь сатурналиями, ты ведешь среди рабов пропаганду революции на пользу Спартака.
— В Эреб подлого гладиатора! — закричал один патриций, рассердившись от одного того, что услышал это имя.
— Пусть Минос даст ему Эринний в аду в качестве неразлучных подруг! — воскликнул гражданин.
— Да будет он проклят! — закричало еще шесть-семь сидевших за столом каппадокийцев.
— Ах, доблестные, ах, храбрейшие люди! — сказал с спокойной иронией каппадокиец. — Не тратьте попусту ваши дротики против находящегося далека презренного гладиатора!
— Клянусь богами, покровителями Рима! Этот подлый раб осмеливается оскорблять нас, римских граждан, защищая гнусного варвара!
— Не кипятись! — сказал Эдиок. — Я никого не оскорбляю и меньше всего вас, знаменитые патриции и граждане, тем более, что среди вас находится и мой господин. Я не последую, как не следовал до сих пор, за Спартаком; в успешный исход его дела я не верю, так как против него — счастье Рима, любимого богами; но, не следуя за ним, я не считаю себя обязанным ненавидеть и проклинать его, как это делаете вы, за то, что он, надеясь завоевать свободу себе и своим товарищам, прибегнул к оружию и мужественно сражается против римских легионов. А говорю я так, пользуясь той полной свободой действий и речей, которая предоставляется нам, рабам, в эти три дня обрядами сатурналий.
Громкий ропот неодобрения раздался после слов каппадокийца, и гражданин, бывший его господином, воскликнул в крайнем гневе:
— Клянусь белым покровом богини целомудрия, мне невыносимо слушать такие речи! Ты бы меньше меня оскорбил, слуга неразумный, если бы выказал презрение ко мне, к жене моей и к чести моего дома!.. Проси своих богов, чтобы я не вспомнил твоих безумных речей после окончания сатурналий!
— Защищать гладиатора!
— Хвалить его подлые дела!
— Превозносите гнуснейшего разбойника!
— Клянусь Кастором и Поллуксом!
— Клянусь Геркулесом!.. Какая дерзость!..
— Да еще сегодня, именно сегодня, когда мы сильнее чувствуем гибельный вред его восстания! — воскликнул гражданин, хозяин Эдиока. — Сегодня, когда по его вине в Риме нет даже ста, даже десяти гладиаторов, чтобы зарезать их в цирке в честь бога Сатурна!
«Какое несчастье!» — подумал Арторикс, который маленькими глотками попивал свое тускуланское.
— А между тем существует очень древний обычай, всегда свято соблюдавшийся, — сказал патриций, — чтобы Сатурну приносились в жертву люди, так как Сатурн был по происхождению божеством ада, а не неба.
— Пусть по крайней мере Сатурн испепелит этого гнуснейшего Спартака, первого и единственного виновника такого несчастья! — воскликнула одна свободная гражданка, лицо которой стало уже багровым от слишком большого количества выпитого вина.
— Но нет, клянусь всеми богами, — закричал патриций, вставая, — мы не допустим такого позора! Добрый бог Сатурн получит человеческие жертвы! Я первый подам пример и передам жрецам одного раба для заклания его на алтаре бога; найдутся набожные люди в Риме, которые последуют моему примеру, и Сатурн получит человеческие жертвы, как и в предыдущие годы.
— Да!.. Все идет хорошо! — воскликнул печально господин Эдиока. — Но нам, но народу кто даст любимое зрелище — бой гладиаторов?
— Кто, кто нам это даст? — воскликнуло хором несколько печальных голосов.
И на минуту стало тихо. Арторикс закрыл лицо руками от охватившего его чувства стыда, что он — человек.
— Это нам дадут консулы предстоящего года, наши доблестные консулы Геллий Публикола и Кней Корнелий Лентул Клодиан, они оба двинутся этой весной против гладиатора, — сказал патриций, и глаза его сверкнули жестокой радостью, — с двумя армиями по тридцать тысяч солдат в каждой… И мы увидим, — клянусь Геркулесом-победителем! — мы увидим, сумеет ли этот варвар, грабитель скота оказать сопротивление четырем консульским легионам, их вспомогательным частям и союзникам!
— Как будто легионы, разбитые им при Фунди, — иронически прошептал каппадокиец, — не были консульскими легионами.
— О! Между преторским войском и двумя консульскими имеется разница, которой ты, варвар, не можешь понять! Клянусь божественными мечами бога Марса, гладиаторы будут быстро разгромлены, и все те, кто попадут в наши тюрьмы, многими тысячами пойдут в цирк на избиение!
— Никакого сострадания к этим подлым разбойникам!
— Мы вознаградим себя за отсутствие гладиаторских боев, которое теперь терпим.
— Какой будет праздник! Какое ликование!
— Вот это будет потеха! Повеселимся вовсю!
— Это еще посмотрим, — проворчал сквозь зубы Арторикс, задрожав от гнева.
И пока эти озверевшие существа продолжали упиваться мечтами о будущих побоищах, скоморох, уплатив за вино, направился к Палатину. Двигаясь крайне медленно и усердно работая локтями, Арторикс с трудом добрался до дома Катилины.
Портик был заполнен огромным количеством клиентов, отпущенников и рабов Сергия, которые, усевшись как попало, предавались обжорству и пьянству. Дом свирепого сенатора ломился от гостей, о чем свидетельствовали доносившиеся оттуда песни и крики.
Появление скомороха было встречено бешеными рукоплесканиями, и он должен был немедленно повторить перед этой толпой пьяниц представление, которым три часа тому назад развлекал толпу на площади.
Пока один из гостей Катилины обходил присутствующих, собирая плату скомороху, Арторикс подошел к управителю дома и попросил доложить о нем господину.
Управитель смерил его пристальным взглядом с головы до ног, затем небрежно и почти презрительно ответил:
— Моего господина нет дома.
И повернулся к нему спиной, чтобы удалиться.
— А если я пришел с тускуланских холмов и имею для него поручение от Аврелии Орестиллы? — спросил вполголоса Арторикс у домоуправителя.
Тот остановился, повернулся к скомороху и тихо сказал:
— А!.. Ты пришел от нее? И с хитрой усмешкой добавил:
— Понимаю… Если хочешь повидать Катилину, спустись к Форуму, там ты его, наверно, найдешь.
И ушел.
Как только Арториксу удалось избавиться от излияний благодарности своих новых поклонников, он спустился с Палатина и пошел на Форум, где давка и шум, разумеется, были сильнее, чем в какой-либо другой части города.
Здесь медленно, в противоположных направлениях, двигалось свыше трехсот тысяч человек обоего пола, всех возрастов и состояний. Группы, направлявшиеся в храм Сатурна, чтобы поклониться чествуемому богу, встречались с выходившими оттуда. Впереди каждой группы шли мимы, трубачи, певцы и цитристы: все пели гимны в честь великого отца Сатурна, и все, как одержимые, выкрикивали его имя.
Этот неописуемый и оглушительный шум еще усиливался выкриками тысяч продавцов игрушек и кушаний, бесчисленных скоморохов и мелочных торговцев.