ения этих линий классовой борьбы в Риме не было.
Да и общая ситуация среди римской правящей элиты в целом была достаточно сложной. Правящий класс не был единым и монолитным: он был расколот на разные социальные слои. Нобилитет, всадничество, местная верхушка италийских городов, провинциальные богачи при едином отношении к развитию рабовладельческих отношений имели разные интересы, которые не совпадали друг с другом, имели разные социально-политические программы дальнейшего развития и за осуществление этих программ вели ожесточенную политическую борьбу, перераставшую зачастую в кровопролитные вооруженные столкновения.
Эта внутриполитическая борьба разных фракций господствующего класса ослабляла в целом силу и мощь республиканского государственного аппарата, создавала слабые места, через которые могло прорваться недовольство угнетенных классов. Более того, отдельные политические группировки правящего класса пытались использовать растущее недовольство основных слоев производителей, в том числе и рабов, в своих узкокорыстных целях. Тем самым они создавали благоприятные условия не только для созревания, но и вспышек такого недовольства, проявления социального напряжения в виде вооруженного восстания.
В предлагаемой читателю книге В. А. Лескова этот момент показан достаточно убедительно и подробно. Конечно, сказанное никоим образом нельзя понять как создание своего рода, хотя бы даже временного, альянса между отдельными политическими группировками римской аристократии и восставшими рабами, между отдельными римскими политическими деятелями, будь то Эмилий Лепид, Каталина или Серторий, и, например, Спартаком. Здесь позиции сторон были жестко непримиримы и абсолютно ясны. Речь могла идти лишь об использовании осложнившейся ситуации в результате вспыхнувшего восстания в интересах той или иной аристократической группировки, не более.
И еще один немаловажный момент общей социальной обстановки в Риме накануне восстания Спартака: о характере взаимоотношений между Римом и превращенными в римские провинции эллинистическими государствами или отдельными странами, между римской аристократией и провинциальным населением. Эти отношения были достаточно острыми и еще более накаляли общую напряженную социальную обстановку. Римляне рассматривали свои провинции как доходные поместья римского народа, то есть области, предназначенные, так сказать, по своему юридическому положению быть объектом неприкрытой эксплуатации. И эта эксплуатация осуществлялась в самых циничных формах: в виде колоссального налогового обложения, официальных многочисленных поборов и реквизиций, сбором средств для содержания наместника, его аппарата и вооруженного контингента, состоящего при нем, в форме полуофициального ограбления компаниями римских коммерсантов-откупщиков, свирепого долгового права и т. п. Обираемое римскими должностными и частными лицами провинциальное население, включая провинциальную знать, выражало глубокое недовольство террористическими методами римского управления. Провинциальная знать в целом поддерживала римскую власть как основу стабильного социально-политического порядка, но добивалась смягчения жестоких методов управления, требовала допуска к делам своей провинции и государства в целом, в то время как низы провинциального населения выступали против власти римских завоевателей, за свободу своей страны, за отделение ее от римского государства.
Положение в провинциях было очень сложным, и Римскому государству приходилось выступать против постоянных вспышек провинциального сепаратизма, держать в провинциях сильные армейские части. Недовольством провинциального населения пытались воспользоваться правители соседних с римскими провинциями государств. Так, царь небольшого Понтийского царства энергичный Митридат VI Евпатор попытался использовать слабость римской власти в восточных провинциях, недовольство ее деспотическими методами и путем военных действий свергнуть римское господство в Малой Азии, создать собственное обширное государственное образование. К тому же Митридат, желая ослабить своего противника — Римскую республику, — проводил демагогическую политику поддержки народных движений в провинциях, предоставлял рабам свободу в захваченных им городах, использовал эскадры средиземноморских пиратов, действующих на римских коммуникациях, установил контакты с римской оппозицией, ведущей вооруженную борьбу в Испании против римского сената, во главе с Серторием. Не исключено (во всяком случае, это вполне укладывается в русло общей политики Митридата, не пренебрегавшего поддержкой любого врага Рима), что Митридат мог связаться со Спартаком и другими руководителями восстания для известной координации своих действий против римской армии Лициния Лукулла, действующего в Малой Азии. Все это очень возможно, хотя в распоряжении науки отсутствуют ныне данные, прямо подтверждающие это положение. Тем не менее автор данной работы, используя косвенные свидетельства, в определенной степени прав, допуская такое сотрудничество между предводителем восставших рабов и восточным царем.
Как бы там ни было, положение в римских провинциях было еще одним источником социальной напряженности в Римском государстве. Вообще оно составляло часть того общего социально-политического фона, на котором развернулось спартаковское движение.
Итак, 70-е годы были временем большой напряженности в классовых и социальных отношениях в римском обществе, временем обострения разных линий классовой и социальной борьбы. Таков был социальный фон восстания. Конкретно разные линии социально-политических противоречий реализовались в напряженной борьбе римского плебса за отмену сулланской олигархии, восстановление полномочий народного собрания и прав народных трибунов, решение долгового вопроса, возвращение к дешевым ценам на продаваемый хлеб, что нашло свое выражение в движении Эмилия Лепила. В Испании остатки марианцев во главе с Серторием сумели завоевать расположение провинциалов своей либеральной политикой, так резко контрастирующей с террористическими методами управления, поощряемыми сенатом, создали сильную армию и представляли большую угрозу для власти римского сената. Наконец, во второй половине 70-х годов понтийский царь Митридат вновь попытался использовать социальную напряженность и ненависть провинциального населения к Риму в восточных провинциях. После тщательной подготовки он начал решающую войну за свои интересы. Еще одна римская армия вынуждена была воевать на Балканах с фракийцами, опустошавшими северные границы провинции Македонии. Нам мало известно о таких периодах римской истории, когда основные римские армии были заняты тяжелыми войнами в провинциях, при общей накаленной социальной обстановке в центре государства — в Италии, при взаимной грызне среди разных групп римской аристократии. Сложилась благоприятная общая обстановка для того, чтобы недовольство рабов своим тяжелейшим положением, накопившаяся ненависть получили благоприятную историческую возможность для своего проявления в форме вооруженного восстания.
Восстание 74–71 годов до н. э. получило вполне единодушную оценку у всех специалистов как рабское восстание, восстание италийских рабов, хотя некоторые источники упоминают об участии в восстании и некоторых категорий свободных людей. Однако последних, бесспорно, было ничтожное меньшинство, и это никак не меняет общего характера восстания как сугубо рабского. Насколько нам известны исторические источники, спартаковское восстание имело наиболее ярко выраженный классовый характер по составу своих основных участников. Среди восставших бойцов в 74–71 годах до н. э. было меньше представителей других классов из свободных или зависимых людей (не рабского статута), чем, например, в 1-м или 2-м Сицилийском восстании, не говоря о каких-либо других восстаниях в странах Древнего Востока или Древней Греции. Иначе говоря, спартаковское восстание лучше, чем какое-либо другое, отражает особенности классового антагонизма рабов против рабовладельцев, его, так сказать, сильные и слабые стороны, его организаторские возможности, взаимоотношения с другими социальными слоями и государством, его военные потенции, его программные установки и его историческое значение.
Восстание италийских рабов некоторые наши источники и вслед за ними некоторые современные историки называют гладиаторской войной. Вряд ли следует признать такое определение точным и отражающим существо спартаковского революционного взрыва. Спартаковское движение было восстанием всех категорий италийских рабов, а не только гладиаторов. Верно, что восстание началось с заговора в одной из гладиаторских школ города Капуи, что сам Спартак, его ближайшее окружение — Крикс, Эномай, Ганник, Каст и другие были гладиаторами. По всей вероятности, высший и средний командный состав в повстанческих легионах состоял из бывших гладиаторов — мужественных, хорошо тренированных, знакомых с военным делом, бесстрашных людей. Однако все имеющиеся в нашем распоряжении данные о комплектовании спартаковских отрядов свидетельствуют о том, что рабы разных профессий, и прежде всего сельские рабы (движение повстанцев шло главным образом по сельской местности), составляли основной контингент повстанческой армии. Здесь были и пастухи-рабы со скотоводческих пастбищ Лукании и Апулии, которые составили знаменитую рабскую кавалерию, не раз опрокидывавшую римские легионы. В рядах повстанцев находились и городские рабы, особенно полезны были рабы-ремесленники, работающие над производством оружия, которого повстанцам всегда не хватало.
В научной литературе о спартаковском восстании большое внимание уделялось вопросу о племенном составе повстанцев. Высказывались предположения о том, что спартаковская армия состояла, так сказать, из отдельных корпусов германцев, галлов, самнитов, фракийцев. Эти предположения были, видимо, навеяны различным племенным происхождением руководителей восстания (из них один был фракиец Спартак, другой — германец Эномай, третий — самнит Крикс и т. д.), а также условными обозначениями разных групп гладиаторов, которым обычно произвольно давали вооружение и н