— Макр, — кричали сулланцы-ораторы, когда им давали говорить, — намерен развязать новую гражданскую войну. Он метит в диктаторы, в цари!..
Трибун отвечал с напускным смирением:
— Нет, я не убеждаю вас, квириты, мстить за обиды. Я больше хочу, чтобы вы получили спокойную жизнь. Стремясь не к раздорам, в чем они меня упрекают, я взываю к правам народов. Даже если они станут стойко цепляться за власть, я призываю не к оружию и не к сецессии, а только к тому, чтобы вы не предоставляли в их распоряжение свою кровь. Пусть они сами, как хотят, проводят и осуществляют свои распоряжения, пусть добиваются триумфов, пусть преследуют со своими знаменами Митридата, Сертория и других уцелевших изгнанников. Но пусть не знают опасностей и трудов те, у кого нет никакой доли в добыче. Ведь они вознаграждают вас за вашу службу наспех проведенным законом. По нему они оценивают свободу каждого из вас в пять модиев. Но ведь это не больше тюремного пайка, квириты! Такое скудное содержание не дает людям умереть с голоду, но при этом подтачивает силы. Столь скудный паек не освобождает от забот о домашних делах и обманывает надежды всех пассивных людей!
Так взывал и заклинал Макр. Но масса римского плебса не очень охотно слушала его призывы. Оскорбленный недостатком энтузиазма, трибун обвинял сограждан в малодушии.
К осени 73 года положение в Риме стало в высшей степени неопределенным. Силы сторон благодаря успешным действиям Луция Лукулла против Митридата уравновесились.
Нужен был новый сильный толчок извне. С напряжением ждали противники свежих известий с театров войны из Испании и Понта, куда вступил уже Л. Лукулл.
Однако новый удар последовал совсем не оттуда, откуда его ожидали.
Глава восьмаяКАК ПРЕТОР ВАРИНИЙ ВОЕВАЛ СО СПАРТАКОМ
Публий Валерий Вариний (113—48 до н. э.) знатностью рода не уступал своему предшественнику — Г. Клавдию Пульхру. Его дальним предком являлся один из четырех основателей Римской республики — знаменитый Валерий Публикола. Очень значительны были и другие предки, занимавшие в Риме видные должности.
Не уступал им в славе и отец Вариния — Л. Валерий Флакк (род. ок. 140 года до н. э.), являвшийся в тот момент принцепсом сената.
П. Вариний имел широкий круг знакомств и друзей, среди них числился и Цицерон. Карьера его складывалась удачно. Он имел репутацию опытного и способного военачальника, сражался под начальством Суллы в Греции против Митридата, потом в Италии против марианцев.
Претуру П. Вариний получил с помощью М. Красса (с ним его связывали деловые отношения в качестве финансиста). Вступив в должность, П. Вариний в видах дальнейшей карьеры немедленно завязал тесные отношения с партией Помпея и стал оказывать ей очень важные услуги. Насмешливый римский плебс, хорошо знакомый с перипетиями тайной политики, тут же дал новому претору кличку «Вариний», то есть «Непостоянный».
После спартаковской войны связи П. Вариния с Гн. Помпеем еще больше окрепли. Он принимал участие в походах Гн. Помпея против Митридата и вместе с другими офицерами хорошо нажился на них. Новую гражданскую войну (49–45 до н. э.) П. Вариний встретил в рядах партии Гн. Помпея, вступив в его армию в качестве ветерана-добровольца. 65 лет от роду он пал в сражении с войсками Цезаря под Диррахием (48 год до н. э.).
Когда стал вопрос о необходимости найти Г. Клавдию преемника в связи с поражением, понесенным им от восставших рабов, отец и сын тут же решили (как до них и весь клан Лукуллов и Клавдиев), что не следует упускать возможность разгромом Спартака укрепить шансы П. Вариния на консульство. Так как ставленник консулов Лукуллов полностью обанкротился и у них не было никакой причины для противодействия, а другие претенденты не имели такого влиятельного ходатая, как П. Вариний, то вопрос, поставленный им в сенате, на что он имел право как претор, оказался решен в его пользу.
Получив назначение на войну с рабами в ранге пропретора, новый командующий решил действовать осторожно. С большим разбором он выбрал себе офицеров. На роль советчика и легата П. Вариний пригласил своего товарища по претуре Коссиния (113—73 до н. э.), считавшегося знатоком военного дела, тоже друга Цицерона.
В начальники конницы новый командующий избрал храброго молодого человека из всаднической фамилии — Фурия (ок. 103—73 до н. э.). Этот плебейский род был знаменит (здесь числились преторы, военные трибуны с консульской властью, консулы, диктаторы, цензоры), отличался удачей в военных делах (они водили в бой римские войска в войнах с эквами, вольсками, этрусками). Но особую славу Фуриям доставила война с галлами, ибо М. Фурий Камилл (IV век до н. э.), «отец отечества», освободил Рим от захвативших его галлов, заново отстроил разрушенный город, а затем повторно победил страшных кельтов.
Этот чисто психологический момент наряду с личными качествами начальника конницы П. Вариний также принимал во внимание. И в разговорах с сенаторами он постарался распространить славу своего начальника конницы как можно шире. Он полагал, что находившиеся под командой Спартака галлы, узнав о его выборе, и зная его собственную родословную, почувствуют смущение и страх.
Расчет его не сбылся, а самому Фурию, пылавшему честолюбием, не удалось повторить подвигов предков: в боях со спартаковцами он погиб, не успев стяжать ни славы, ни карьеры.
Третьим офицером П. Вариния, а именно квестором, стал 30-летний Г. Тораний (103—45 до н. э.). Отец его был опекуном Г. Цезаря в его юношеские годы. Самому Г. Торанию (брат его, квестор Метелла Пия, недавно погиб на войне с Серторием) выпадет в будущем великая честь: стать опекуном сына умершего друга, пропретора и наместника Македонии Г. Октавия — будущего императора Августа (59 год до н. э.). Через 10 лет после этого Г. Тораний примет участие в войне Помпея против Цезаря и закончит свои дни в изгнании на Коркире. Именно ему, своему верному единомышленнику, будет присылать Цицерон письма, полные горечи.
Таковы были офицеры П. Вариния — нового командующего, под начальство которого сенат поставил передать два легиона (12 тысяч человек) пехоты и 2 тысячи всадников. Солдат, правда, предстояло еще собрать, за исключением 4 тысяч ветеранов, переданных претору сразу сенатом.
Сбор сил затянулся. Несмотря на разосланные в разные стороны предписания, воины не желали идти в армию и разбегались. Приходилось рассылать повсюду военные отряды и, собрав уклонявшихся от службы силой, связывать их затем присягой.
Но сопротивление в деревнях не прекращалось. Жители не хотели давать лошадей, повозки, продовольствие. Полководцу приходилось лично объезжать округа и взывать к римскому патриотизму.
Между тем из Кампании к Варинию поступали сведения, что Спартак начал объединять повстанческие отряды, завел тяжелую и легкую пехоту и усиленно обучал ее по римскому образцу.
Удручали претора известия и из других областей Италии. По сообщениям, недовольство росло всюду на глазах, потенциально увеличивая силы рабов и привлекая на сторону мятежников толпу простого народа.
А в Риме еще не понимали, что в действительности происходит. Дни шли там заведенным чередом. Сенат, собираясь на заседания, обсуждал текущие дела, вопросы внешней политики, вел переписку с Гн. Помпеем и обоими Лукуллами. То тот, то другой сенатор, сказавшись больным, уклонялся от докучливых прений и отбывал в пригородные имения, чтобы проверить на месте положение дел, удостовериться, не ворует ли вилик, уменьшая его доходы, шел на форум послушать судебные прения, отправлялся в баню или цирк, полюбоваться бегами колесниц и пантомимой, или уезжал на время «встряхнуться» на модный курорт в Байи. Здесь, расфранченный и надушенный, в закрытых носилках, на плечах рослых рабов, среди почтительно расступавшейся толпы, он отправлялся на свидание к хорошеньким актрисам, иностранным гетерам или чужим женам. Наконец, много времени отнимало исполнение общественных обязанностей: приходилось поздравлять избранных кандидатов, кого-то поддерживать своим авторитетом в суде, кого-то провожать в провинцию, выступать свидетелем при составлении завещаний, присутствовать при обручении, при облачении молодого человека в тогу…
Жены сенаторов часами сидели перед металлическими, отшлифованными до блеска, зеркалами. С помощью многочисленных служанок они усердно занимались наружностью и туалетом. Нанятые или купленные философы, учитывая занятость своих хозяек, произносили в это время речи о благоразумии и нравственности. Госпожа обычно слушала их с рассеянным видом, оживляясь иногда, когда приходилось отвечать на полученную надушенную записочку или отдавать некоторые хозяйственные распоряжения. Набеленные и нарумяненные, с подведенными сурьмой глазами, уложив с помощью молодых рабынь волос к волоску или облачившись в белокурые, рыжие, каштановые парики, разряженные в небывалые туалеты, прихватив с собой свиток Платона «О государстве», в котором знаменитый философ проповедовал общность жен, знатные дамы отправлялись на прогулку по Аппиевой дороге. Их сопровождала целая толпа купленных рабов: курьеров, выездных лакеев, вестников — все сплошь прекрасных юношей, с искусно завитыми волосами, составлявшими как бы почетную стражу. Вместе с ними выезжавшая обычно брала карлика и ученую обезьяну, а также философа-моралиста. Здесь, на Аппиевой дороге, часто назначали встречи и свидания с подругами, приятелями и друзьями семьи. Обсуждая свои дела, дамы колко прохаживались по адресу соперниц и враждебно поглядывали на красавиц куртизанок. Последние тоже выезжали в это время на прогулки в обитых шелком экипажах, которыми они сами и правили.
Знатная молодежь тоже не теряла понапрасну времени. Щегольски разодетая, увенчанная венками, надушенная лучшими благовониями, она весело пировала в роскошно отделанных триклиниях, лежа в объятиях гетер, актеров и актрис, слушала пение и смотрела танцы молоденьких рабынь из различных стран или обходила лавки на торговых уличках, примыкавших к главной городской площади — форуму, торгуясь с продавцами, покупая чеканное серебро, драгоценные камни, дорогие материи, хрустальные чаши, старинные