— Faber est suae quisque fortunae[16], — шепнул я старую пословицу.
Гопломах странно посмотрел на меня, не понимая зачем ему знать эти слова.
— Ты запомнишь, Рут? Повтори!.
— Faber est suae quisque fortunae! — гопломах без запинки воспроизвел пословицу.
Я показал германцу большой палец.
— Передай их своим бойцам. Хочешь — запиши, главное слово в слово передать это Икрию и Тарку!
— Ни я, никто из моих братьев не умеем читать! Но клянусь мёоезиец, мы не забудем эти слова! — заверил Рут.
Рут бросился выполнять поручение, бубня под нос старую пословицу. В незамысловатых словах скрывался код, который давал понять моим военачальникам как действовать дальше.
Я назначил сбор у морского берега, где сейчас строился легион молодого Тирна, единственный оставшийся со мной легион. На берегу стояла когорта, чьи центурии ушли в море на кораблях и несколько когорт, что ночевали в городе в полуразрушенных затхлых зданиях. Могло показаться, что ночь, которую мои бойцы провели в тесных погребах и на мокрых палубах для многих окажется бессонной. Но на удивление, большинство беглых рабов выглядели выспавшимися и отдохнувшими. Восставшие все еще пребывали в эйфории после событий минувшей ночи, но держались молодцом и с нетерпением ждали выступление. Минуло чуть больше часа с тех пор как армия римлян, разделенная на три части, покинула город. Нас с римлянами разделяло меньше лиги по прямой. Расстояние казалось достаточным, чтобы не отстать, но остаться незамеченными. Настораживал туман, расстелившийся вдоль горизонта, сужавший видимость. Я понимал, что туман может рассеяться и если мы к тому моменту подойдем к войску Красса слишком близко, то окажемся в поле зрения его легионов, которые даже после разделения превосходят нас числом. Не хотелось подставляться под удар кавалерии Квинкция и завязывать никому не нужный бой. Однако Красса нельзя отпускать далеко. Я дождался, когда Кротон покинет первая волна всадников Рута и бросил взгляд на берег, где заканчивал свое построение последний оставшийся в Кротоне легион. Возможно, Ганнику понадобилось бы гораздо меньше времени на то, чтобы привести в порядок войска, но Тирн был молод. В распоряжении юного галла был легион, собранный только вчера. Галл старался изо всех сил и уже через полчаса мы выдвинулись по следам Марка Красса. Все у молодого полководца было впереди.
[1] После разгрома от Красса под Фуриями, Спартак осенью 71 года до н. э. был вынужден отступить на юг через Луканию, теша себя надеждами договориться с киликийскими пиратами, обещавшими перевезти мятежников на Сицилию, где бы они смогли разжечь новые восстания рабов и собрать подкрепление. Так Спартак и оказался на маленьком Регийском полуострове, запертым в капкане Марка Красса.
[2] Берега залива в древности являлись частью Великой Греции, на его берегах располагались греческие колонии Тарент, Метапонт, Гераклея, Сибарис, Турия, Кротон. Греки назвали залив Ионическим (греч. Ionios Kolpos), отсюда надписи на греческом на карте.
[3] Энотры — древний италийский народ, населявший в ранеримский период довольно крупную территорию, известную как Энотрия (греч. Οἰνωτρία) на юге Италии.
[4] Бруттии, бреттии — одно из италийских племён, народ, обитавший на крайнем юге Италии, от границ Лукании до Мессинского пролива (лат. Fretēnse mare, fretum Siculum) на территории, приблизительно соответствующий современной Калабрии. Подчинены Риму. В течение нескольких лет по завершении Второй пунической войны один из преторов ежегодно посылался с войсками для наблюдения за бруттиями.
[5]Баллиста (лат. balista, от др. — греч. βαλλιστης ← βαλλειν «бросать»), Балиста — античная двухплечевая машина торсионного действия для метания камней.
[6]Скорпион (лат. scorpio) или эвтитон — древнеримское название небольшого стреломёта.
[7] Горшки со смесью сырой нефти, серы и масла
[8]«Черепаха» (лат. testudo) — боевой порядок римской пехоты, предназначенный для защиты от метательных снарядов во время полевых сражений. и осад.
[9]Таран (от лат. taurus) — стенобитное орудие (бревно), снабжённое на конце железным или бронзовым наконечником
[10] Претор 73 г. до н. э. По истечении полномочий должен был отправиться на Сицилию, чтобы сменить там наместника Гая Верреса. Но вместо этого принял участие в борьбе со Спартаком. Согласно эпитоматору Тита Ливия, Аррий разгромил 20-тысячный отряд повстанцев Крикса. Есть мнение, что в конце 72 года до н. э. отправился на Сицилию, но умер в дороге. Здесь рассматривается мнение, что Арий продолжил сражаться в рядах Красса.
[11] Штурм крепости с лестницами был первым средством, которое применяли осаждающие. Если он не приносил успеха, тогда переходили к длительной блокаде. Служат для перехода через крепостной ров при штурме долговременных укреплений и употребляются в том случае, когда ограждающие ров высокие каменные стены
[12] У Красса было 40–50 тыс. подготовленных римских солдат.
[13] Консенции (Конзенца) — древний город в Бруттие, где жили племена бруттиев, некогда был центром греческой метрополии в регионе, но был захвачен Римом и стал одним из пунктов на римской дороги в Реджио.
[14] Петелия — древний город в Бруттии, который во время Второй Пунической Войны остался на стороне Рима, когда как все другие бруттийские города перешли к Ганнибалу.
[15] Копии — древний город в Лукании, в свое время выступившие на стороне Ганнибала а в последствии ставший колонией римлян.
[16] Лат. Каждый сам кузнец своего счастья
7
Вновь сформированный легион Тирна включал одиннадцать когорт, каждая из которых представляла отдельно взятую народность. Идея с легионами, которые я набирал, смешивая три противостоящие друг другу группировки рабов, дала плоды. Я хотел искоренить инакомыслие и хотел вернуть этих людей к единой цели, которую ставил перед восстанием Спартак. По итогу, в войске исчезли распри. Интерес легиона стал выше интересов отдельных народно-племенных групп. Люди, стоявшие в строю друг с другом независимо от расовой принадлежности, понимали, что в бою их объединяет дисциплина и военная выучка. Чем выше сплоченность легиона, тем выше шанс солдата выжить. Мне удалось сплотить друг с другом гладиаторов из числа бывших марианских ветеранов, повстанцев, которые поддерживали идею Ганника о независимой борьбе за свободу и повстанцев, считавших, что цель всегда оправдывает средства, а протянутая рука помощи римлянина-оппозиционера не всегда рука врага. Теперь, каждая из сторон понимала, что единственно верное решение в нашем лагере принимаю я. К восставшим вернулась вера в меня, как полководца и вождя.
Красс шел быстро, но после событий Кротона мне казалось, что у восставших выросли крылья. Несколько раз мне даже приходилось сдерживать наш пыл. У Красса было три легиона солдат и две тысячи кавалеристов против одного моего легиона восставших. Я просил Тирна делать небольшие перевалы, понимая, что, если сражение между моим легионом и римлянами произойдет сейчас, у нас не останется шанса. Галл делал все возможное, чтобы остаться незамеченным и посылал вперед разведгруппы, которые помогали держать дистанцию. Дело оставалось за моими полководцами и за всадниками Рута, которые везли кодовые слова. Значение их знали лишь четыре человека во всем Древнем Риме. Вместе с Ганником, Икрием и Тарком мы обговорили их прежде чем разделиться у Кротона. Я выбрал три хлесткие, запоминающиеся на слух пословицы, первая буква которых обозначала бы название города. В данном случае поговорка начиналась с буквы «F», что обозначало Фурии, как раньше назывались Копии[1]. Пословица должна была оповестить моих военачальников и прежде всего Ганника, что Красс с частью войска выбрал это нарпавлени, как следующую точку своего пути.
Я понятия не имел приняты ли подобные методы работы в римской армии, но знал, что пока римляне будут биться над разгадкой, они потеряют драгоценное время. Впрочем, заглядывать столь далеко вперед я не хотел и держал свой план в голове. Сейчас я отталкивался от обстоятельств и действовал «от врага», вероятность получения желаемого конечного результата зависела от множества факторов.
Размышляя, я вел под узду Фунтика, давая животному отдохнуть перед предстоящим рывком. Крат и Галант держались неподалеку. Легион шел свободно, безо всякого строя. Впереди работала лучшая группа разведчиков из тех, кого я обучил лично, на своем примере. Возглавлял ее Драмий, бывший римский легионер, незаконно порабощенный в гладиаторы за промарийские взгляды. Повода для беспокойства не было. Тылы надежно прикрыты, поэтому Тирн дал своим полевым бойцам возможность отдохнуть и насладиться свободой — тем ради чего они взялись за оружие. Увы, многие из тех, кто шел в наших рядах за те три года, что шла война так и не успели почувствовать ее вкус. Я знал насколько важны ощущения близости к цели и насколько притупляется хватка, когда цель становиться зыбкой, неосязаемой. Поэтому среди восставших царило прекрасное настроение.
Вокруг тянулись просторные пастбища северной Бруттии, которым, казалось бы, не было конца и края из-за расстелившегося в этих землях тумана. Снег здесь почти растаял и мои насквозь мокрые ноги хлюпали по щиколотку в воде. Тут и там мелькали редкие деревья, с востока в наши спины дул холодный морской ветер, будто подгоняя вперед. В такие моменты душа хотела петь и несколько бойцов одной из манипул когорты галлов вдруг затянули песню. Четверо галлов пели на своем родном аквитанском языке[2]. Пели громко, вкладывая в слова всю свою душу. Песню четверых галлов подхватили соплеменники из других манипул, она разнеслась над когортой, а потом песню подхватили племена из других когорт. Пели невпопад, кто-то запаздывал, кто-то не знал слов, а кто-то вовсе повторял за галлами, не зная их языка. Но песнь четверых галлов, показавшаяся мне печальной, распространилась над легионом повстанцев.
В глазах молодого Тирна появился задор. Он возбудился, возгордился за вверенный ему легион, который предстояло впервые повести в бой без плеча старших товарищей. Меня не покидала уверенность, что галл справиться и я оставляю легион в надежных руках. Следовало сообщить ему, что мы уходим. Я поравнялся с Тирном и коснулся его руки.