— Кто объяснит, что происходит? Ты Берт? — проскрежетал я.
Берт насупился, пожал плечами, ехидно улыбнулся.
— Да вот, остановились на перевал! Присоединишься? — улыбаясь, ответил он.
Я не успел ответить — за спиной раздался хруст ломаемой сосновой ветви. Я насторожился, схватился за гладиус, но замер. В затылок уперлось острое лезвие. Гладиаторы у костра выхватили оружие, но вместо того чтобы наброситься на врага, угрожавшего мне расправой, все семеро остались стоять на месте с невозмутимыми физиономиями.
— Поднять руки. На колени! — сухо скомандовал незнакомец твердым голосом, со знанием дела.
Я подчинился, не отпуская из рук меча. Стоило человеку, лезвие которого больно упиралось в мой затылок, сделать одно неверное движение, и я прикончу его на месте. Однако незнакомец был не так глуп, чтобы подставляться.
— Бросай оружие, Спартак, — язвительно скомандовал он.
Он надавил сильнее. По затылку потекла кровь. Я нехотя разжал ладонь. Гладиус свалился у моих ног. Незнакомец приказал убрать меч одному из гладиаторов у костра. Тот повиновался. Я почувствовал, как заходили мои желваки. Предательство! Ловушка, подстроенная моими людьми.
В чаще послышались голоса, к лагерю у костра вытолкали обезоруженных Галанта и Крата. Оба держали руки над головой. Я узнал лица бойцов, приставивших клинки к спинам моих товарищей. Предателями оказались кавалеристы конного отряда Рута, из числа тех, что гопломах рекомендовал для сложной вылазки в Копии! Так вот откуда взялись три лошади у пехотинцев Ганника…
Кавалеристы, грубо подталкивая, сопроводили Крата и Галанта к костру. Выходит, нас заметили до того, как я велел мужикам не вмешиваться… Так просто галла с парфянцем не взять, к ним подошли со спины. У костра их усадили на колени, заставили держать руки над головой.
— Сейчас ты сядешь на колени рядом с друзьями и поднимешь руки над головой, — послышалось из-за моей спины.
Ничего не оставалось, как подчиниться. Я твердо знал, что если тебя не убивают сразу, то у тебя остается шанс спастись, поскольку ты представляешь интерес для захватчиков. До тех пор следовало выполнять распоряжения, как бы не хотелось обратного. Я опустился коленями на холодную, подтопленную от таявшего снега землю, оказавшись по левую сторону от Крата и Галанта.
— Извини, мы подвели, — шепнул Крат
— Все в порядке.
Мне, наконец, удалось встретиться глазами с незнакомцем, угрожавшим мне клинком. Я узнал в нем старшего отряда всадников, выехавших в Копии на час раньше нас. Теперь уже предсказуемо.
Галант, для которого происходящее стало ударом, громко обвинял гладиаторов в предательстве. Когда галла подвели к костру, и он увидел среди предателей Берта, своего партнера по игре в кости[3] во время регийского стояния, то вскричал.
— Убью!
В ответ прилетел увесистый удар рукоятью гладиуса. Галант завалился наземь. Слышалось его хриплое дыхание. Никто не собирался церемониться. Но как я уже подмечал, никто не собирался убивать. Мы зачем-то понадобились предателям.
— Я говорил тебе, что он никуда не денется, Утран? — говорил Берт, обращаясь к всаднику, угрожавшему мне своим клинком.
Я пометил имя одного из них в своей голове. Утран довольно хмыкнул, потер руками, выпачканными в саже.
— Выдели людей, чтобы забрали их лошадей, — распорядился он. — Сразу говорю, что коня Спартака заберу себе!
Берт отдал приказ. Трое гладиаторов направились вглубь рощицы, там оставались наши скакуны. Минус три человека из десяти. От внимания не ушло, что двое лучников из отряда Берта устали держать луки на изготовке, их руки расслабились, прицел сбился. Я знал, что сумею нанести удар прежде, чем враг снова прицелится. Но остальные пятеро предателей оставались на чеку.
— Не жирно будет? — приподнял бровь один из всадников, приложившийся Галанту рукоятью по голове.
— Если бы не я, ты бы получил кусок корьвего дерьма, а станешь римским гражданином! Думал когда-нибудь о том, что такое пить фалернское на свободе, в придачу на своей земле? — усмехнулся Утран.
— Пусть забирает, — с легкостью согласился второй всадник, — За Спартака мы смело сможем потребовать что-то большее, чем личная свобода и кусок отвратной земли, на которой не прорастет даже ячмень! Отчего не попросить квартиру в инсуле[4] в самом Риме! — всадник уставился на меня. — Плохенько выглядишь, брат мёоезиец! Небось не ожидал, что все так выйдет?
Я не стал вступать в разговор, отвел взгляд. Провоцировать вооруженного человека, ставившего перед собой цель унизить тебя, крайне глупо. Но одни только небеса знали каких это мне стоило трудов! Выходит, предатели намеревались выгодно обменять меня римлянам? Серебро Марка Красса вскружило их головы! Интересно сколько еще предателей в моем войске, когда я крепко уверовал, что мне удалось сплотить силы повстанцев в кулак!
— Не провоцируй, — грубо пресек всадника Берт.
Всадник с усмешкой в глазах покосился на пехотинца и недовольно фыркнул.
— Ха! Скажи спасибо, что тебе удастся урвать свой кусок! Будем считать, что тебе крупно повезло, что ты оказался в нужное время и в нужном месте! — пропыхтел он возбужденно.
— Главное, чтобы ты своим не подавился, — холодно ответил Берт, его лицо не выражало никаких эмоций.
— Не подавлюсь, а еще от твоего куска свое возьму. Помнишь, как проигрался мне в кости? Ты должен мне двадцать асов[5]! — всадник скорчил гримасу умиления.
— Заткни свою пасть, Занак, — рявкнул Берт.
— Заткни, не заткни, а долг отдавать придется! Незачем играть, коли проигрывать не умеешь! Я не виноват, что мне выпадала «Венера», а тебе «собаки»[6]. Надо было лучше башенку[7] трясти!
Берт отмахнулся. Словесная перепалка между всадником и пехотинцем, натолкнуло меня на мысль атаковать, пока отвлечены Берт и Занак. Мое тело послушно отозвалось мышечным напряжением, связки натянулись в струну, я приготовился к прыжку — Занак, отвлекшись на перепалку показал спину. Но не успели мои ладони коснуться земли, чтобы сделать отчаянный прыжок, ставший бы последним для одного из предателей, как к лагерю вышла троица гладиаторов, ведущих под узду наших коней. Занак опять вернулся к Крату. Его щеки залила краска гнева. Шанс упущен. Я стиснул зубы настолько сильно, что услышал хруст в челюсти.
Кони, среди которых был мой Фунтик, заржали, им не нравился запах смолы. Видя это, Утран затушил костер. Представление с дымящим костром и дружными разговорами создавалось для одного человека — меня. Они четко знали, что я не пройду мимо.
Теперь, когда лезвия меча Утрана не было рядом с моей шеей, а раздраженный Занак стоял чуть поодаль, я счел возможным нарушить свое молчание.
— Что вам нужно? — осторожно спросил я.
— Заткнись, — взвизгнул Занак, не успевший прийти в себя после стычки с пехотинцом. Он перекладывал спату из одной руки в другую, вытирая мокрые ладони о свой плащ.
— Сам когда-нибудь заткнешься, достал, — фыркнул один из пехотинцев.
— Тебе лучше действительно помолчать, Занак, — в разговор вмешался Утран, по всей видимости не хотевший, чтобы из-за одного неврастеника вспыхнул конфликт.
— Что значит заткнись, ты слышал, как со мной разговаривает осел Берт? А долг? Кто отдаст долг в двадцать асов за проигрыш в кости, скажи-ка Утран? Не ты ли?
— Не сейчас, брат! — рявкнул Утран.
Теперь я уже отчетливо ощущал царившее у костра напряжение. Как пехотинцы, так и всадники буквально не находили себе места. Создавалось впечатление, будто предатели не до конца понимали, что делать дальше. Очень скоро в низине у костра поднялся галдеж. В стороне от меня полушепотом спорили Утран и Берт, я слышал обрывки их разговора.
— Что, если римляне обманут, чего им это стоит? — спрашивал Утран пехотинца.
— Поздно проснулся! — прошипел Берт.
— Поведешь его сам? — спросил всадник.
— Сам и получу свободу, олух! — огрызнулся пехотинец.
Занак по правую руку от меня по третьему кругу начал покрывать проклятиями должника-обидчика, и я не услышал, чем закончился занимательный разговор. Однако через минуту рядом со мной выросли Утран и Берт. Всадник направил свою спату мне в грудь и произнес вслух слова, которые должен был передать Ганнику. Вопрос, который я ждал с тех пор, как оказался в заложниках.
— Что это значит, Спартак? Отвечай? — грубо спросил он.
Я гордо вскинул подбородок и посмотрел предателю в глаза. Отлегло. Выходит, Гай Ганник не имел никакого отношения к происходящему у костра, иначе предатели не задавали бы этот вопрос. Мысль о том, что ничего еще не потеряно приятно согрела.
— Отвечай! — повторил Утран, он присел на корточки, коснулся кончиком спаты моей шеи.
— Это значит, что Красс отправляется в Копии, — сказал я с усмешкой.
— Что за бред? — хмыкнул всадник. — Причем здесь Копии!
— Убери спату, ты получил ответ на свой вопрос! — отрезал я.
Берт, стоявший немного в стороне побелел от гнева.
— Чего непонятного в том, что Красс идет в Копии, — он сверкнул глазами. — Он лжет!
Я промолчал.
— Этот вопрос может стоить мне свободы, Спартак, — голос Утрана отдавал металлом.
— Ты свободный человек, разве нет? — холодно спросил я.
Теперь уже промолчал всадник. Я почувствовал, что задел Утрана за живое и продолжил говорить.
— Разве не ради свободы мы подняли свои мечи, чтобы разрубить оковы доминуса? Не ради свободы мы бросили вызов Риму? — напирал я.
На помощь растерявшемуся всаднику пришел Берт.
— Молчи! Твоя свобода приведет нас к казни, ты сам это знаешь! — зарычал он.
Оживился Утран. Возбужденный, он поднялся, убрал острие меча от моей шеи и принялся размахивать руками.
— Ни у одного из нас нет ни единого шанса выжить в войне без конца и края, а если случиться так, что мы подпишем с римлянами договор, то никто за исключением кучки твоих приближенных не получит свободу!
— Мне не нужна такая свобода, — отрезал я и парировал словами, услышанными в споре. — Я лучше умру свободным человеком, защищая себя и своих близких, чем буду пить ваше поганое фалернское на клочке земли, которое даст мне твой доминус!