— Попробуй с сырной пастой.
Я не преминул воспользоваться его советом. Хлеб, об который обычно можно было сломать зубы, сейчас показался восхитительным. Чтобы протолкнуть вставший поперек горла жирный комок, я выпил залпом мульсум, но несмотря на добавленный в вино мед, почувствовал кислинку. Ганник отказался от мульсума и пил вино вчистую, не разбавляя и даже не морщился, только лишь попросил у хозяина уксуса, чтобы после ужина у кельта не свело желудок.
Вскоре Ганник заказал у грека добавку похлебки и попросил принести еще хлеба, а также поискать в закромах маслин. Грек, обещавший подать луканскую колбасу[4], молча удалился и когда за толстяком хозяином закрылась дверь, гладиатор вернул взгляд на меня.
— Битве быть, Спартак! — выпалил он.
— Быть, — согласился я. — Но для того, чтобы выиграть битву, ты должен дослушать меня до конца.
— Слушаю! Так ты говори, не молчи только!
Мой взгляд остановился на небольшом ноже, лежавшем за соседним столом. Я потянулся за ним, принялся рисовать на столешнице карту Лукании.
— Помнишь, что я говорил перед тем, как разделиться?
— Будет лучше, если напомнишь, мёоезиец! Голова идет кругом! — честно ответил Ганник.
Я охотно начертил на столешнице четыре точки, подписал каждую из них. Нижней точкой на моей импровизированной карте стал Кротон, у которого наше войско разделилось. Еще две точки, находящиеся на одной линии, по левую и правую сторону обозначали Консенцию и Петелию, города в которые отправились Икрий и Тарк. Самая верхняя точка карты обозначала Копии. Я убедился, что полководец внимательно наблюдает за тем, что я рисую на столе, продолжил. Воткнул нож в столешницу рядом с точкой, обозначающей порт и медленно, пунктиром провел линию до условного Кротона. Вернулся в начало, провел еще три пунктирные линии в точки Консенции, Петелии и Копии.
— Передвижение наших войск, — уточнил я.
Кельт охотно закивал, показывая, что вопросов нет. Тогда я еще раз воткнул нож в столешницу, провел сплошную линию.
— Римляне, — сухо пояснил я для Ганника.
Быстро прочертил три расходящиеся сплошные линии от порта к трем оставшимся на столешнице точкам. Добавил пунктирную линию, которая вышла из Кротона, пошла в параллель со сплошной линией в Копии. Ганник сгорал от любопытства.
В комнату зашел грек, несший в руках поднос с колбасой, новой порцией отвара из потрошков и миской маслин. Хозяин каупоны поставил поднос на стол, рассыпался в извинениях и удалился. Я заметил, что он косится на исчерканный мною стол и прикрыл нарисованное рукой. Ганник не притронулся к отвару и даже не обратил внимание на колбасу, но долил себе вина, снова не посмотрев в сторону мульсума.
— Легион Тирна в тылу римлян! — сухо пояснил я. — Красс ведет три лучших легиона.
Ганник прекрасно знал преимущества римской армии, силы которой за свою военную историю брали не один город, в числе прочих Кротон, о который лишь по счастливой случайности споткнулся римский полководец накануне.
— Продолжай, мёоезиец! — взмолился кельт. — Как обстоят дела у Икрия и Тарка в Петелии и Консенции?
— Помимо Копии, я направил конные отряды в Петелии и Консенции. Люди Рута должны обогнать римлян и передать Икрию и Тарку кодовые слова…
Я перехватил нож во взмокшей ладони и медленно, с наслаждением, провел пунктирные линии от точек, обозначавших Петелию и Консенцию. Линии соединились у Копии. Эту точку я обвел кругом и воткнул в нее нож.
Гай Ганник уставился на рукоять ножа, торчащего из точки на столешнице, что обозначала Копии.
— Ну мёоезиец! — то и дело вскрикивал он, от восторга хлопая в ладоши, будто малое дитя.
— Тише, Гай, веди себя сдержаннее, теперь я не так уверен в своем окружении, как прежде, даже у стен могут быть уши! — зашипел я, пресекая гладиатора. — Единственное чего я опасаюсь — как бы кодовые слова не не затерялись на полпути!
Кельт вздрогнул от этих слов.
— На то есть опасения? — спросил он с опаской.
— В Копии из Кротона выдвинулись два отряда по три всадника в каждом. Шесть человек, когда как добрался один я. Как думаешь, нам есть чего опасаться? — ответил я вопросом на вопрос.
Гладиатор задумался, закивал. С лица Гая Ганника сошла улыбка.
— Надеясь на лучшее, будь готов к худшему, — вспомнил я старые мудрые слова.
— Сколько у нас есть времени до того, как ударит Красс?
— Не знаю, — честно ответил я. — Следует подготовить город к осаде как можно скорее.
[1]Каупона (лат. caupona) — общее название древнеримских постоялых домов или гостиниц в городах и на больших дорогах, а также питейных заведений, где также продавали закуски
[2] Мульсум (лат. mulsum) — древнеримский винный напиток с мёдом. Пользовался особой популярностью, так как считался полезным для здоровья. Соотношения вина (перезревших виноградных лоз) и расплавленного меда составляли 1:4 или даже 1:10. Вино смешивали по вкусу со специями и хранили в течение нескольких недель в керамических сосудах для брожения
[3] Пульс (puls, также pulmentum) — основное блюдо всех слоёв населения. Готовили чаще всего из спельты, проса, иногда из размельчённого нута. С течением времени спельта сменилась на ячмень, позже на пшеницу «эммер» (полбу). Кашу варили на воде (реже молоке), с добавлением растительного масла или животного жира.
[4] Этот сорт колбасы известен со времён античности, её, возможно, привезли легионеры из Южной Италии (колбаса названа в честь региона Лукания) в Рим.
12
Время, которое я дал на раздумье колеблющимся истекло. Городские ворота захлопнулись. Пошел обратный отсчет. Ни шагу назад! Теперь без личного разрешения Ганника или моего согласия никто не должен въезжать или выезжать из города. Кипели приготовления. Я мобилизовал легион Ганника, отдал первые распоряжения. Чтобы не терять в людской силе, мы сняли с гарнизона большую часть выставленной туда стражи, оставив лишь часовых, одного на десять перчей стены. Тех копийцев, которые не покинули город, но с упорством продолжали распространять слухи о приближении к Копии сил Гнея Помпея, я велел посадить в амбары, чтобы исключить возможность новых саботажей среди повстанцев. В тоже время на экспресс-собрании для центурионов, я озвучил тезисы «нескольких часов», за которые нам придется превращать Копии в неприступную крепость. Многим тезисы показались излишне жесткими, но я знал, что поступи иначе, смягчи свою позицию и мы не успеем сделать задуманное в срок.
Два главных тезиса звучали следующим образом. Отныне любая попытка ослушаться будет пресечена задержанием, а при сопротивлении ослушавшегося ждет повешение на городской стене. Неявка на командный сбор в оговоренное время расценится как дезертирство. Для того, чтобы перевести город на военное положении за считанные часы, мне необходимо взять дисциплину в легионе в ежовые рукавицы. И эти приказы — первый шаг на пути. В совершенно новом легионе Гая Ганника наряду с когортами гладиаторов галлов и фракийских ветеранов Мария, полно рабов эфиопцев, египтян, нумидийцев и прочих народностей. Это самые обыкновенные рабы, присоединившиеся к восстанию с разных уголков Аппенин и решивших попытать свою удачу. Я верил, что никто из них не покажет спину в предстоящем сражении. Однако каждый из них должен знать, что теперь единственный выход из города в случае малодушия на поле боя — верная смерть.
Первые приготовления проходили в сумерках. Когда стемнело, я разрешил жечь костры и факела, пренебрегая мнимой безопасностью и понимая, что в темноте работа замедлится. Последовал приказ очистить ров вдоль гарнизонной стены, после чего углубить его вдвое. Сейчас на месте рва находилась канава, мало чем напоминающая защитное сооружение и, учитывая военное искусство римлян, вряд ли она могла стать препятствием на их пути. Кучи земли решили использовать для возведения линии вала. Несколько манипул занялось приготовлением кольев, которыми я намеревался усеять ров и вал. Город за гарнизонными стенами избороздили вдоль и поперек ямами. Позже появилась идея вбить острые колья на улицах Копии. Одновременно в городе запылали сотни костров, кипело приготовление зажигательных смесей.
Римлян ждал горячий прием.
К полуночи разведка сообщила, что Марк Лициний во главе трех легионов пехоты и двух тысяч кавалеристов подошел к Копии ускоренным маршем. Красс решил взять город нахрапом.
Добро пожаловать в ад.
Записки Марка Лициния Красса
Накануне штурма Копии я заявил, что буду сечь розгами тех, кто сделает шаг назад. Центурионам известно, что я разжалую их до опция и не выплачу жалование за этот месяц, если их центурия не выполнит поставленную задачу. Легионеры из этого подразделения будудт переведены на тяжелые работы и ячмень! Тех же, кто покажет спину, я лишу римского гражданства!
Однако за каждую голову жалкого раба я выплачу месячное жалованье в десятикратном размере! За каждую! Тем же, кто принесет мне голову одного из свинячьих офицеров, я заплачу буду платить жалованье в десятикратном размере до следующих ид марта![1]
Сегодня ночью я, Марк Красс, должен поставить жирную точку в этой истории. Спартак находится за городскими стенами. Я предвкушаю
Волосы на моей голове встали дыбом. То, что вытворяли римляне по ту сторону гарнизона нельзя передать словами! Жестокости, которая в эту ночь творилась у городских стен нет оправданий. Опьяненный яростью Красс выловил горожан, покинувших Копии накануне и устроил прилюдную казнь через отрубание головы. Обезглавленные копийцы сваливались в кучи. Головы дезертиров римляне использовали вместо снарядов. И если первый залп таких снарядов ударил по городским стенам в «молоко», римлянам требовалось время прицелиться, то вторым залпом артиллерия ударила в цель. Несколько голов угодило в приготовленные котлы с кипящим маслом, стоявшие рядом со мной на стене. Одна из голов принадлежала седовласому старику, другая подростку лет двенадцати. Очередной снаряд шмякнулся о стену и подкатился к моим ногам. На меня смотрели мертвые немигающие глаза старухи, застывшие в предсмертной муке. Лицо женщины перепачкалось в крови, изо рта торчала лента. Поначалу я подумал, что это кляп, но на ленте нанесли надпись. Я присел на корточки, присмотрелся внимательней.