— Мидий!
Грек, заслышав свое имя обернулся, но лишь на миг, даже не поняв, кому принадлежит голос, позвавший его. На его лице застыла гримаса ненависти, в глазах читалось предвкушение. Он был перепачкан в крови римских дезертиров и казалось не видел ничего вокруг себя. Я стиснул кулаки, понимая, что ничего не смогу поделать с глупостью центуриона, отводившего своих людей оттуда, где они действительно нужны. Рут, увидев мой яростный взгляд, бросился вслед за греком, но я остановил гопломаха.
— Оставь его!
— Сверну ему шею! — прорычал германец и в сердцах сплюнул себе под ноги.
Мое внимание переключилось на линию горизонта. Свет факелов, по которому можно было различить приближение легионов Красса, стал отчетливым, ярким. Котел закрывался, времени оставалось в обрез.
Первым из своих полководцев, я увидел Висбальда, который плечом к плечу с солдатами вверенного ему легиона, яростно сражался с римлянами из шестой когорты. Перепачканный в крови врага, нумидиец выкрикивал в небо ругательства на своем родном языке, звучащем в этот миг особенно зловеще. Он скинул с себя шлем, выбросил на землю щит и дрался с одним из легионеров, решившим принять неравный бой. Вскоре я увидел еще одного полководца — македоняниа Эростена[12], собравшего вокруг себя сразу троих легионеров и с отчаянием, присущим загнанному к самому краю гладиатору, дрался с одним кинжалом в руках. Напрочь позабыв о командовании легионами, эти двое сводили счеты с римлянами. Сражение превратилось в кровавую резню, опьяненные отчаянием, злостью, большинство восставших хотели расправы над римлянами любой ценой.
Наше наступление окончательно захлебнулось. Римский легион перегруппировался и стойко сдерживал все удары восставших. Легионеры забирали жизни повстанцев с поразительной легкостью, делая короткие, жалящие, смертельные выпады. Тысячи копий римлян из-за стены щитов единым механизмом разили восставших. Земля впитывала горячую кровь.
Я с ходу оседлал брошенного на поле боя жеребца, и чтобы не упасть прижался всем телом к шее лошади. Конь встал на дыбы, заржал, попытался сбросить меня на землю, но быстро успокоился, почувствовав, что я не собираюсь отступать.
На моих глазах префект эвокатов[13] выхватил из рук аквилифера аквил и что было сил запустил знамя легиона в самую гущу восставших[14], заорав.
— Ad arma[15]!
Центр личного легиона Красса, который включал центурии эвокатов, отреагировал незамедлительно. Ветераны перешли в ожесточенное наступление, сминая бойцов Висбальда. Вместо того, чтобы попытаться взять строй, совершить маневр, нумидиец с горсткой солдат перегородил ветеранам Суллы[16] путь, пытаясь своей отвагой и мужеством дать остальным восставшим личный пример. Однако умелые ветераны, участвовавшие не в одном десятке битв и считавшие ниже своего достоинства показать спину, успешно отбили атаку повстанцев, забрали инициативу и принялись вытеснять Висбальда с его головорезами. Сражавшийся в первых рядах префект подгонял эвокатов, напоминая, что на кону стоит честь легиона и достоинство ветеранов.
Отчаянная попытка Висбальда с треском провалилась, несмотря на то, что гладиаторы ничем не уступали в боевых навыках прославленным эвокатам, а многие в схватке один на один и вовсе превосходили их. Префект, надрываясь, перекрикивая, умело перестраивал свои ряды.
— Selerate! Gradum servate![17]
Маневренность ветеранов не оставляла Висбальду и его людям ни единого шанса. При виде брошенного в стан врага серебряного орла, в наступление двинулись остальные когорты личного легиона Красса. Я понимал, что центр легиона, который до сих пор не удалось сдвинуть моему войску ни на фут, мог стать тем камнем преткновения, который сыграет с нами злую шутку. Ветеранов нельзя взять одним навалом, здесь требовались маневр и выучка. Увы, Висбальд, слывший отличным гладиатором и безупречным воином, все же не видел дальше своего носа, когда дело касалось тактики. Я не знал, чем руководствовался прежний Спартак, когда ставил такого человека сначала во главу целого легиона, а потом во главу третьего корпуса взамен павшего Арторикс[18] а. Однако ничего подобного нельзя было сказать о Ганнике и Касте, впитавших в себя много римского и не считавших зазорным перенимать республиканские секреты военного ремесла. Но куда сейчас делись те, кому я поручил командование армией восставших, кто допустил царивший на поле боя бардак!
Мои полководцы, занялись травлей дезертиров. Войско оказалось брошено на произвол! Один легион Красса сражался на равных с тридцатитысячным войском рабов, рассеянным по полю боя и не имеющим единой цели!
Что-то прокричал Рут, но я не разобрал слов. Гопломах последовав моему примеру оседлал коня. Германец, показывая мне какие-то непонятные жесты ускакал прочь. Думать о том, что это могло значить, не было времени.
В этот момент я услышал, как на горизонте, вдоль линии фортифицированных укреплений затрубили наступлении горнисты римлян. Легионы Марка Красса приближались на поле брани. Ганник, Икрий[19] и Тарк[20] прямо на моих глазах начали перестроение и двинулись в сторону вала и рва, напрочь разрушая привычны порядок действия корпусов. Эти сумасшедшие собирались принимать бой у наступавших римских легионов!
Я поскакал во весь опор к Висбальду, сцепившемуся с ветеранами, чувствуя, как приятно отяжеляет гладиус мою руку.
— Висбальд!
Могучий нумидиец, тяжелым ударом двуручного меча разбил в щепки щит одного из легионеров, но тут же отступил, тяжело дыша. Эвокаты сомкнули ряды, спрятали раненого. На груди Висбальда растеклось багряное пятно крови.
— Спартак! — вскричал он, завидев меня, и тут же отразил выпад.
Его лицо скорчилось от боли. На ходу я атаковал, помогая гладиатору, отбиться от римских ветеранов. Мой гладиус крепко лежавший в руке нашел твердый панцирь римлянина и вскрыл его, как консервную банку. Римлянин, вскрикнув, завалился на землю замертво. Копыта моего коня растоптали обездвиженное тело врага.
— Я знал, что все это только лишь слухи, брат!
— О чем ты говоришь, нумидиец? — закричал я, стараясь перекричать шум толпы.
Висбальд не успел ответить и вряд ли услышал мой вопрос. Ветераны перешли в контрнаступление. Я наотмашь рубанул первого выглянувшего из-за щита легионера, рассек артерию на незащищенной шее, перевернул на землю второго римлянина увесистым ударом ноги и обернулся в поисках Висбальда. Нумидиец сражался сразу с тремя противниками в десятке шагов от меня. Не успел я перевести взгляд, как щиты легионеров разомкнулись, мне пришлось извернуться, чтобы парировать удар, пришедший в грудь. Время ускользало из моих рук. Оставаясь здесь, погрязнув в рукопашном бою, я не мог управлять ходом битвы. Несмотря на то, что на моих глазах разворачивались ключевые события сражения между легионерами Красса и восставшими, пришлось отступить.
— Висбальд, строй легион! Висбальд! — закричал я.
Глаза нумидийца сверкнули озорным блеском. Показалось, что он услышал мои слова, но не подал виду, что слышит. Этот здоровяк с двуручным мечом бросился с яростным воплем в гущу противников. Я понял, что требовать от Висбальда выстроить сейчас строй, равнозначно тому, что биться головой об стену. Этот человек грезил свободой, боролся за нее и готов был отдать ради нее жизнь. Он не любил приказы, он слишком долго был рабом, чтобы, получив свободу продолжить их исполнять и в этом заключалось ключевая проблема войска восставших, с которым мне еще предстояло столкнуться… Но, увы, если нумидиец не возьмет строй — дело дрянь!
— Отойди в тыл, полководец, построй легион и ни шагу назад, если хочешь победить! — прорычал я.
Висбальд вздрогнул от моих слов. Нумидиец взревел и наотмашь рубанул гладиусом подвернувшегося под руку легионера. Нехотя, он все же начал пятиться в тыл, за спины своих бойцов.
— Перестроиться, — бросал он приказ своим солдатам. Затем вдруг остановился и громко несколько раз прокричал мои слова так, чтобы их услышали другие бойцы. — Ни шагу назад!
Повстанцы громогласно принялись скандировать мой приказ, вдруг ставший лозунгом сотен человек. Я, не теряя времени понапрасну, поскакал во весь опор к коннице. Кавалерия ожесточенно сражалась в двух стадиях от основного очага сражения, расправляясь с римскими дезертирами, которых удалось взять в плотное кольцо. В голове прочно засели слова нумидийца о слухах, распространившихся среди восставших.
По пути меня отвлек выросший будто из-под земли старый римский центурион, решивший своим примером поднять боевой дух своей центурии. Его посеребренный шлем примятый ударом одного из повстанцев, сполз набок. Изображение виноградной лозы[21], свернутой в кольцо на лорике сквамата[22] на груди окрасилось кровью. Ценутрион был тяжело ранен, но все еще крепко держал меч.
— Собака! — вскричал он и отчаянно атаковал прямым ударом мне в грудь. Я ответил молниеносным выпадом на опережение и вонзил острие гладиуса в горло римлянину. Центурион со вскриком упал на колени и плашмя завалился наземь.
— Мёоезиец[23]! — окликнул меня кто-то. Я увидел Нарока. Седовласый гладиатор скакал ко мне и орудовал своей спатой с такой легкостью, словно держал в руках хворостину. — Ты жив! О боги!
Его седые усы и борода были измазаны в крови. Ликтор спрыгнул с лошади и хищно улыбаясь бросился ко мне в объятия. Я выхватил гладиус и, с размаху врезав рукоятью меча Нароку в лоб, схватил гладиатора за грудки.
— Что ты вытворяешь? — прорычал я, чувствуя, как лицо мое наливается кровью. — Ты погубишь нас!
Нарок побледнел. Я видел, как догорала бушующая в его взгляде ярость. Он вызывающе посмотрел на меня.
— Если я заслужил смерть, убей меня прямо сейчас, Спартак! Но я и мои братья имеем право на месть, коли все потеряно! — прошипел он.
— Ты… — я разжал пальцы и оттолкнул гладиатора. — Что ты несешь! — проскрежетал я, пытаясь унять полыхавший внутри гнев.
Что за слухи поползли по лагерю, пока меня не было здесь? Что с войском? Я немедленно озвучил свои вопросы. Гладиатор сглотнул слюну, пытаясь сбросить сковывающее его напряжение. Он тяжело дышал, но смотрел мне прямо в глаза.