— Я думал ты того, Спартак! Все так думали! — осторожно начал ликтор.
— Ты думал, что я мертв? — изумился я.
— Предал нас, — Нарок заставил себя выдавить эти слова. Он произнес их дрожащим голосом, опустил взгляд и гулко выдохнул. — Прости, брат, что я посмел допустить такую мысль, но так говорили все!
— Все? — я с трудом сдержался, чтобы вновь не схватить своего ликтора за грудки и прямо здесь не придушить.
Нарок только лишь растерянно пожал плечами.
— И вы поверили? — рассвирепел я.
— Верь не верь, а тебя нет. Никто не говорил ни слова, а в лагере на каждом углу шептались, что ты отправился в римский лагерь, к Крассу, чтобы подписать нашу капитуляцию! Поговаривают, что Красс стал разговорчивее с тех пор, как освободился Помпей со своими легионами и у сената появилась возможность выбирать, чьими руками закончить эту войну! — на одном дыхании выпалил седовласый ликтор.
— Нарок… — я всплеснул руками, не найдя слов.
— Сам пойми Спартак, когда нервы на пределе, ты готов поверить во что угодно!
Я сделался хмурнее тучи. Вот почему ударили раньше. Но кто пустил по лагерю слухи? Не владея собой от подступившей ярости, я вновь схватил ликтора за грудки и принялся отчаянно трясти.
— Кто это сказал? — закричал я.
— Тебя спохватились люди, Спартак! Пошли домыслы, — выдавил растерявшийся ликтор.
Похоже, что люди в лагере, заметив мое отсутствие, начали интересоваться обо мне, но никто из полководцев не смог внятно объяснить где я. Еще бы, никто из них понятия не имел куда я иду и зачем! Пошли домыслы, расползлись слухи. Я просчитался и теперь расплачивался за свою безалаберность!
Я хотел спросить Нарока почему он бросился в погоню за горсткой дезертиров, увлекая за собой всю конницу вместо того чтобы участвовать в сражении, но вдруг понял, что знаю ответ. Восставшие шли сюда умирать, а перед смертью жаждали забрать на тот свет как можно больше жизней римлян. Никто из них не хотел оказаться распятым, опозоренным и униженным. Они считали, что потеряли вождя, а вместе со мной потеряли веру. Успех восстания у рабов олицетворялся с именем Спартака, ассоциировавшимся с успехом. Никто не хотел снова лишиться свободы и вновь обретенной семьи.
— Тебя нашел Рут? — наконец, приведя мысли в голове в порядок, спросил я.
Нарок покачал головой. Нарок начал что-то говорить, но мое внимание переключилось на поле боя, где дела восставших падали камнем вниз. Висбальд держался из последних сил. Его центурионы несколько раз тщетно пытались взять строй, однако окрыленные успехом ветераны напрочь забрали инициативу в свои руки. Гай Ганник вместе с Икрием и Тарком вплотную подвели свои легионы к римским укреплениям. Время утекало, я хотел остановить это безумие и искал пути решения этой непростой задачи. Мой взгляд упал на пилум, зажатый в руке мертвого римлянина, рядом догорал факел… Не дожидаясь, пока Нарок закончит свой монолог, я со всей силы влепил ликтору пощечину, заставляя его сконцентрировать свое внимание на мне. Нарок подпрыгнул на месте и уставился на меня, потирая ушибленную щеку.
— Послушай меня, — прошипел я. — Я хочу, чтобы ты прямо сейчас разыскал Рута и слово в слово передал ему мои слова!
Я медленно, так, чтобы Нарок запомнил, рассказал план, вдруг появившийся в моей голове. Глаза Нарока блеснули, он закивал и как-то совсем по-дурацки заулыбался хищной улыбкой с оскалом. Я смотрел на него исподлобья, испытывающе, пока улыбка не сошла с его лица. Седовласому ликтору следовало понять, что от исхода дела, которое я ему поручил, во многом зависит наша судьба.
— Постарайся ничего не перепутать, потому что если начудишь, то клянусь я убью тебя, — предупредил я ликтора.
— Все сделаю, — пообещал он.
Гладиатор бросился выполнять мое поручение, по пути подобрал с земли пилум, схватил факел. Я проводил Нарока взглядом.
Безумие продолжалось — тысячи восставших будто рой пчел, словно бесчисленные стаи волков кружили вокруг остатков римских дезертиров. Ганник готовился начать бессмысленную осаду римских укреплений с тремя легионами своего корпуса[24], помощи которых так не хватало единственному одинадцатому легиону третьего корпуса Висбальда. Рабы сбивались в кучки, толпой нападая на одного. Где-то дезертиры брали боевой порядок, смыкали скутумы и отражали выпады разъяренной толпы рабов. На какой-то миг я даже подумал, что римляне вполне себе сознательно использовали тактику отцепления от легиона. Дюжины отдельных вексилляций[25] мнимых дезертиров рассредоточивали внимание моих сил. Я мотал на ус, на случай, если судьба даст мне шанс применить нечто подобное тактики римлян в будущих сражениях.
Наконец мой взгляд остановился на знаменах легиона Каста. Лучший, третий легион армии повстанцев устроил настоящую расправу над одной из римских когорт, ударив легионеров в тыл. Под горячую руку рабов попал тот самый резервный левый фланг личного легиона Красса, который до того удачно оттеснил Икрия со своими бойцами. Я мог понять Нарока, понимал Висбальда, которые толком не разбирались в тактике и маневре. Но как подобный хаос в своих рядах допустил мой лучший полководец, способный тягаться в военном искусстве с римлянами? И главное, почему Каст не воспрепятствовал Гаю Ганнику, Икрию и Тарку, которые собственными руками решили соорудить себе и своим солдатам эшафот[26]? Я не успел найти ответ на этот вопрос, как увидел изувеченное тело своего полководца. Несколько рабов уносили своего вождя с поля боя. Каст весь покрытый множественными ранениями испустил последний дух. Его голова запрокинулась, тело обмякло в руках товарищей. Галл был мертв, но меч все еще был зажат в окровавленной руке.
Тот, кто должен был поберечь себя во благо своего легиона, допустил непростительную оплошность. Вместо того, чтобы управлять своими бойцами, держать в ежовых рукавицах дисциплину легиона, Каст вышел сражаться с римлянами в первых рядах! Галл пал в бою, где обязан был побеждать!
Не найдя ничего лучше, я поскакал к горнисту основного третьего легиона Каста и на ходу выхватил буцину[27] из его рук. Дунул изо всех сил в узкую цилиндрическую трубу, чтобы привлечь к себе внимание толпы обезумевших рабов, которые лишились своего брата и полководца. Над полем боя разнесся тяжелый протяжный звук, каким горнист обычно отдавал команду на сбор у легионного знамени. Толпа восставших, в которую превратился мой лучший легион, собранный целиком и полностью из гладиаторов, замерла. Я видел совершенно дикие, полные ненависти глаза людей, которые готовых растерзать врага голыми руками и отомстить римлянам за смерть Каста. На секунду показалось, что вся злость, которая сосредоточилась в их сердцах, выплеснется на меня. Я увидел на себе множество недоуменных взглядов.
— Строиться! — закричал я.
Я поднес руки, сложенные рупором ко рту и прокричал свой приказ несколько раз, срывая голос.
— Взять строй! — я пытался изо всех сил перекричать шум битвы, удавалось это едва.
Показалось, что все рухнет. Гладиаторы не расслышат моих слов, наплюют на приказ, бросятся в погоню за остатками резервной когорты римского легиона, солдаты которой воспользовавшись промедлением бросились в рассыпную. Но из всей многотысячной толпы в погоню отправились лишь несколько человек. Остальные вскинули вверх мечи и громогласно закричали:
— Спартак вернулся! Да здравствует Спартак!
Центурионы принялись отдавать приказы деканам[28], которые сделали шаг вперед и выделились из многоликой толпы. Восставшие собирались в контубернии. Контубернии в центурии. Растянулись шеренги, формировались когорты.
Я увидел среди гладиаторов молодого галла Тирна и направил к нему коня. Тирн был правой рукой Каста в третьем легионе и по сути выполнял функции, аналогичные должности примипила в римском войске. Галл с воодушевлением раздавал приказы своим бойцам, помогал деканам и центурионам навести порядок в строю.
— Тирн! — я спешился, подбежал к галлу и резко развернул к себе.
— Мое почтение Спартак! — отчеканил галл, как заправский офицер.
Я схватился за плечи юного галла, которому было не больше двадцати, строго посмотрел ему в глаза.
— Каста больше нет! Корпусом будешь управлять ты! — заявил я.
— Спартак…
— Отговорок не принимается! Каст доверял тебе как себе! Ты справишься! — я легонько хлопнул ладонью по его щеке. — Я верю в тебя!
Тирн коротко кивнул в ответ. Я не знал, справиться ли этот пацан, но другого выхода, как доверить легион молодому центуриону, у меня не было. Да и Каст вряд ли бы выделил бестолкового бойца из множества своих офицеров.
Тирн вернулся к бойцам. Я с ходу запрыгнул на своего коня и не жалея гнедого сразу перешел на галоп. Сердце бешено колотилось в груди. Я что было мочи дул в буцину и привлекал к себе внимание толпы повстанцев. Хотелось показать им, что я здесь, что я жив и ничего не потеряно. Центурионы останавливались при виде меня и салютовали.
— Строй! — я кричал настолько громко, насколько мог позволить мне севший голос, чередуя свои выкрики со звуками буцины. — Взять строй!
Рабы прекращали погоню, отпускали показавших спину легионеров. Разношерстная толпа восставших из легиона Эростена начала построение. Тирну удалось навести порядок в вверенном ему третьем легионе Каста. Я галопом скакал к римским укреплениям, где замерли легионы Ганника, Икрия и Тарка, готовые встретиться с мощью легионов Красса лицом к лицу. Ни один из полководцев у стен укреплений, не обратил на сигнал буцины совершенно никакого внимания. Они готовились встретить врага лицом к лицу. Капкан Марка Лициния почти захлопнулся. Мне показалось, что я отчетливо слышу топот тысяч ног и различаю в темноте силуэты вражеских легионеров. Последние минуты нещадно таяли!
Римские эвокаты личного легиона Красса, будто прочитав мои мысли, ринулись в наступление с двойной силой. Префекту удалось вернуть в ряды ветеранов серебряного орла, вид которого придал мощи атаки эвокатов. Легион Висбальда к этому моменту понес чудовищные потери. От некогда бравого легиона осталось лишь несколько разбросанных по полю боя манипул, взявших наконец строй. Однако те рабы, кто еще мог держать в руках оружие, сражались изо всех сил. До моих ушей донеслось громогласное скандирование.