Меня уже засосала новая жизнь. Я учусь на этих курсах, собираюсь ехать тренировать в Чад, по обоюдному желанию с Николаем Озеровым начинаю пробовать себя в качестве радиорепортера, часто выхожу на поле в матчах ветеранов. Кавазашвили тем временем здорово отыграл за «Спартак» в 1969-м, когда команда стала чемпионом СССР, не было к нему претензий и на чемпионате мира 1970 года в Мексике…
И вдруг в конце того года – звонок Николая Петровича.
– Мне Серега Сальников рассказывает о твоих подвигах за ветеранов. Не хочешь вернуться в «Спартак»?
Я ответил, что поставил точку.
Но в 1971-м Чапай позвонил еще раз.
– Прошу тебя, давай, вернись! Зная тебя и твой характер, уверен – все будет в порядке.
– Да зачем я вам?
– Ты знаешь, Анзор нам испортил спартаковские принципы. Столько разговоров о материальных делах! Разлагает команду, она ни о чем другом, кроме денег, не говорит. Посмотри, как она играет!
– Ну дело же не в нем…
– Пойми, ты одним своим присутствием на команду повлияешь!
– Николай Петрович, – вздохнул я, – вы же любите Есенина? А он писал: «Кто сгорел, того не подожжешь».
Старостин помолчал и ответил:
– Ну ладно, будем думать дальше…
И, по-моему, появился Сашка Прохоров. А Анзор уехал в кутаисское «Торпедо», захватив с собой несколько спартаковских ребят. У нас с ним, кстати, нормальные отношения. Сегодня вот вместе идем на церемонию, где нам будут вручать медали под названием «Совесть нации». О как!
В 1975 году Старостина уволили с работы. Открою секрет: я был опосредованным виновником этого. В то время одним из руководителей московского городского совета «Спартака» стал человек, с которым мы были большими друзьями. Мы с ним сошлись на любви к горным лыжам, часто катались вместе, когда он еще не был никаким начальником.
Он знал историю моего ухода из «Спартака». Проникся ею, сам испытав в жизни все прелести предвзятости руководителей. И, став, в свою очередь, руководителем, как-то при встрече сказал мне:
– Володя, первое, что я сделаю, – уволю Старостина.
Я вытаращил на него глаза:
– Ты что, опупел? Каким образом, за что? И сил-то у тебя хватит?
– Я его уволю. Хотя бы за то, что он поступил с тобой так некорректно.
– Может, не надо этого делать? Выброси из головы!
– Знаешь, у меня тоже есть характер, – возразил он. – Я хочу многое преобразить в спорте, а «Спартак» – хорошая отправная точка. Но Старостин – тормоз процесса!
Больше мы к этой теме не возвращались, однако разговор тот засел у меня в памяти. И ведь он сделал это. Каким образом? Через тех же профсоюзных деятелей, которые выдвинули его на эту должность из общества «Буревестник».
Положа руку на сердце, скажу, что та заноза еще какое-то время колола мне сердце. Я был обескуражен тем, как Старостин убрал меня из команды – без объяснения причин, нарушив незыблемый спартаковский принцип «играет сильнейший». Если бы я уступил Анзору в игре – никаких вопросов. Я до такой степени спортсмен, что способен сказать себе: тут я слабее. Но мне даже не дали шанса доказать обратное. И поэтому, когда Старостин вернулся и предложил мне поучаствовать в процессе воссоздания команды, я сразу сказал «нет». Даже не делал вид – мол, хорошее предложение, я подумаю. Просто отказался.
Кстати, Крутиков, Хусаинов и Варламов, возглавившие тогда «Спартак», просили меня стать начальником команды, но я тоже отказался. Тема работы в «Спартаке» была тогда мною окончательно закрыта, я, что называется, «пророс» в радио и телевидение, понял, что это – мое.
Когда Старостина убрали, меня, каюсь, на какой-то миг посетила хреновенькая такая мыслишка: видишь, мол, Николай Петрович, как бывает. За все в этой жизни надо отвечать. Но я эту мысль подавил и горжусь этим. Потому что, если подводить итог, то Старостин – это «Спартак», а «Спартак» – это Старостин. И если перекинуть мостик на сегодняшний вариант жизни «Спартака», то даю вам слово – начни клуб с того, что происходит в последние годы, то он никогда «Спартаком» бы не стал!
Думаю, что современный «Спартак» не имеет никакого отношения к прежнему. Это совершенно новое поколение, которое не впитало те идеи, принципы, которые мы исповедовали. Впрочем, не надо забывать, что тогда было другое время. Такой «Спартак», как тогда, сегодня не воссоздать. А сегодняшний «Спартак» не может жить теми принципами, как тогдашний.
Но вернемся в конец 1976 года, когда «Спартак» вылетел. Старостин еще формально был вне команды, но активно занимался поисками нового тренера. Вначале речь шла не о Бескове, а опять о Симоняне, но что-то их там останавливало. Николай Петрович стал мне частенько названивать по телефону. И однажды у меня возникла совершенно безумная идея.
Я очень дружил с Аликом Петрашевским, который работал в киевском «Динамо». Это был мой воспитанник, я сыграл большую роль в жизни этого парня непростой судьбы, вышедшего из хулиганского днепропетровского района Чечеловка, но сумевшего не поддаться соблазнам той жизни.
Не раз я ездил комментировать еврокубковые матчи киевлян, и мне запомнился такой эпизод. Мы сидели в бане с Лобановским, Базилевичем, массажистом, немножко нарушали режим. Беседовали, естественно, о футболе. Разговор зашел о «Спартаке», и вдруг Лобан сказал:
– «Спартак» – это фирма.
Весомо так сказал, как отрезал.
Как-то мы разговаривали с Петрашевским, и он высказал идею: а почему бы не Лобановский? Я ответил, что, во‑первых, нужно, чтобы он сам был согласен, а во‑вторых, необходимо уговорить Старостина.
И вот звоню Николаю Петровичу и говорю:
– Как насчет Лобановского?
– Ну, Лобановский – это недостижимо, – ответил Чапай после паузы.
– Почему?
– Ты понимаешь, тут надо очень хорошо подумать. А он согласен?
Я возьми и брякни:
– Согласен.
Короче, договорились созвониться еще через пару дней. А я тут же набрал Петрашевского, чтобы тот уговаривал Лобана. И тот уговорил! Я еще раз перезваниваю Старостину, подтверждаю информацию, что Лобановский готов. Чапай отвечает, что даст окончательный ответ через два дня.
И точно. Звонит и говорит:
– Володя, слушай, ты знаешь – боюсь, что нас не поймут. Идея очень интересная, но не поймут. И потом, мы, по-моему, уже здесь договорились. Как ты насчет кандидатуры Бескова?
Я ответил, что тут тоже надо думать.
– Ну ладно, думай! – согласился он. – Чапай тоже думает!
На том и расстались.
Вскоре после этого разговора в «Спартаке» появился Бесков. А Николай Петрович вновь стал начальником команды.
С Константином Ивановичем у меня были весьма специфические отношения. В 1963 году он возглавил сборную СССР и почему-то не воспринимал меня как игрока, хотя до того мы даже не сталкивались. И не вызвал на просмотр всех сборников в Воронеж. Но на него надавил тренерский совет, и Бесков скрепя сердце направил мне вызов. Единственное, что нас связывало, – один и тот же портной. Я любил красиво одеться.
Так случилось, что мы ехали с ним в Воронеж в одном купе. Он читал «Театральную жизнь», я – Аристотеля, которым вдруг заинтересовался. Бесков спросил, что читаю, и, получив ответ, почему-то метнул на меня такой взгляд, что я почуял недоброе. Может, он решил, что я над ним издеваюсь.
В Воронеже стало ясно – ни Маслаченко, ни Яшин Бескову не нужны, он делает ставку на Урушадзе и Баужу. А на мне за что-то пытается отыграться. Он даже хотел устроить комсомольское собрание по поводу моей прически – так я пошел в парикмахерскую и коротко подстригся.
Кончилось все тем, что после тренировки в «Лужниках», когда со мной отдельно занимался Василий Трофимов, я подошел к Бескову и сказал:
– Я не дурак и очень хорошо чувствую обстановку в сборной. Вижу, что сейчас вам не нужен. В «Спартаке» вы меня всегда найдете. Обещаю вам изо всех сил тренироваться и всегда быть в форме.
Развернулся и ушел. А потом узнал, что уходом своим испортил Бескову образцово-показательное мероприятие, на котором он собирался меня за что-то чихвостить.
Когда выяснилось, что с Бесковым у «Спартака» все было на мази, я спросил Старостина:
– А как же его динамовские корни?
– Да ты знаешь… – Старостин опустил голову и в раздумьях теребил что-то в руках, – есть вещи, которые, наверное, надо как-то преодолеть.
Но ход с Бесковым в итоге оказался правильным, и команда вернулась туда, где ей и положено быть всю жизнь.
Константин Иванович всегда подчеркивал, что является профессиональным тренером и ему все равно, где работать. До прихода в «Спартак» он трудился и в «Торпедо», и в «Локомотиве», и в ЦСКА, и в «Динамо», и в сборной. То есть стал таким внеклубным футбольным деятелем, не ассоциировавшимся исключительно с «Динамо», где сделал себе имя как футболист. Это, наверное, тоже облегчило решение пригласить его в «Спартак».
Бесков всегда работал плодотворно и дал нашему футболу целый ряд игроков, еще когда руководил ФШМ в «Лужниках». В постановке игры он превосходил всех, и в конкурентной борьбе за игровые идеи, считаю, он был выше Лобановского. С точки зрения результата Валерию Васильевичу удалось все, но вот в этом постановочном искусстве он уступал Бескову. Теперь думаю, что идеи Лобановского в «Спартаке» бы не прижились, тогда как идеи Бескова оказались ему в самый раз.
Но тем не менее до «Спартака» Константин Иванович не выиграл ни одного чемпионата ни с одной командой! Побеждать он начал, уже возглавляя красно-белых. И Бесков не был бы Бесковым, если бы не посчитал это своей личной заслугой, а не клуба. Причина его разрыва со «Спартаком» в конце 88-го заключается в том, что однажды Старостин ему надоел. Просто надоел.
Для Николая Петровича поговорить о составе – как бальзам на душу. Он мог сутками перемалывать достоинства, недостатки каждого из игроков. Еще в то время, когда я играл, они с Симоняном и другими в Тарасовке собирались и спорили, как завтра «Динамо» обыграть. А состав на словах кроили так, что вратарь мог выходить чуть ли не на левый край! Ну вот просто обожал Чапай о футболе потолковать, кайф от этого ловил.