Федя и компания клюшки в бидоне кипятили, потом на горячей батарее загибали, обматывали стеклотканью и эпоксидкой. Смотрели, как загнуть. Это была целая история! Ходили всей тусовкой, из квартиры в квартиру. Родители спрашивали: «Чем занимаешься?», услышав ответ, отец мог пойти им помогать.
Ольга: – Как же это было классно! Все были родные вокруг. Сейчас такого нет. Другая Москва. Люди другие.
Виталий: – После смерти отца Федор не ушел в себя, не замкнулся. Единственное, что я почувствовал, – он стал более ответственным. Даже слишком ответственным. Помню, что он постоянно, как только у него появлялись деньги, пытался меня одеть. Все – в семью! Причем для меня это были диковинные вещи. Привозит, например, какие-то кроссовки. У нас-то в СССР в то время мало что было. Я так удивлялся, когда их надевал, – настолько удобные и мягкие! И еще подошва у них была белая. Это было так необычно, что я даже боялся в них во двор выйти. У брата был хороший вкус. Он привозил только качественные вещи.
Ольга: – У него всегда было чувство справедливости. И если он привозил что-то Виталику, то обязательно и моему брату. Зеленая куртка, которую он как-то ему подарил, до сих пор на даче, в ней можно работать.
Анастасия: – Да ладно?!
Ольга: – Да, он привез ее Ромке, моему брату, а тот отвез на дачу. Федор никогда не мог никого обидеть. А привезти какую-то вещь своему брату, не привезя моему, – это в его понимании было поводом для обиды.
Виталий: – Он не разделял свою семью и семью Ольги, для него она была общей. Только много позже я начал понимать и поражаться, как его на всех хватало. Столько внимания ко всем! А тогда все это казалось совершенно естественным.
Анастасия: – Папа учился средне, я видела аттестат. Точные науки ему давались – пятерка по алгебре, четверки по геометрии, биологии, астрономии, – а по гуманитарным дисциплинам сплошь тройки. Мама – лучше. Я пошла в папу.
Ольга: – Я тоже склонялась к точным наукам.
Виталий: – А меня всегда упрекали, что я учусь хуже Федора.
Ольга: – Александр Беляев, его одноклассник, рассказывал, что Федор давал ему списывать контрольные по математике, притом что учительница по прозвищу Веранда была очень строгая. Не просто строгая – грозная! А удавалось, наверное, так: Вера Андреевна ходила в парике. И во время контрольной могла снять парик и начать чесать голову, теряя при этом концентрацию. Чем ребята и пользовались.
Виталий: – Учителям брат неприятностей не доставлял. Он не был хулиганом.
Ольга: – Ему некогда было хулиганить. Тренировки! Всегда был спокойным парнем, к лидерству не стремился. В классе был равным среди равных. А ребята стали его выделять и уважать после того, как он начал играть в футбол.
Анастасия: – Мама помогала папе писать диплом в Горном институте.
Ольга: – Помню, откуда-то что-то переписывала, почерк у того человека был плохой. Было написано: «Забить шпуры», а я везде писала: «Забить шнуры». Потом думаю – какие шнуры, зачем их забивать?
Вообще, про институт помню, что учился он ответственно. Времени у него было мало, но его он отдавал учебе. Дома много чертил схемы шахт. Мне доверял подрисовывать породы земли, угля. С ребятами из института у него на всю жизнь остались дружеские отношения. У него остались большие впечатления от поездки на преддипломную практику в Приэльбрусье – и от природы, и от общения. Вообще, это у него был бурный период – много поездок, в том числе заграничных, два месяца в армии, принятие присяги…
Ольга: – Отношения у нас начинались так. Он иногда мне говорил: «Давай я тебе портфель донесу». А потом уже девчонки в компании начали мне шептать: «Ты не видишь, что он влюблен в тебя?» Я отмахивалась: «Да ладно, бросьте вы! Просто компания и компания».
Анастасия: – А мама еще скромняшка такая…
Ольга: – Даже не могу вспомнить, когда именно мы сошлись. Видимо, стали взрослее. Это точно было уже когда учились в институтах, на первом курсе. Из нашей компании в классе образовалось аж две семейные пары. Мы с Федором и Паша Мизунов с Леной Кузьминовой.
Виталий: – Я уже не мальчик, но вспоминаю эти удивительные, чистые, праздничные отношения – и удивляюсь. Очень редко такое можно встретить между людьми. Они так скучали друг по другу! Еще когда мы жили в Кунцеве, я его часто заставал у окна. И они постоянно друг другу какие-то знаки посылали.
Ольга: – У нас ведь даже окна напротив друг друга были! А в 78-м, 26 августа, мы с ним расписались.
Виталий: – Весь двор гулял!
Ольга: – Это было как в деревне. Столько народу! Квартира малогабаритная, там негде было. Поэтому все было во дворе. С пятого этажа спустили колонки. Какие пляски – это было нечто!
Анастасия: – Мам, а платье?
Ольга: – Да. Не знаю почему, но почему-то я решила, что не хочу белое платье. У меня было голубое, и из точно такого же материала у меня была рубашка сшита. Платье до сих пор дома.
Анастасия: – А в фату я маленькая все время наряжалась.
Ольга: – Как мы за ней ездили – это же был страх господний! Сутки или двое сидели на Красносельской. Там была мастерская, где ее шили. Ездили отмечаться. Так же, как и в ЗАГС, чтобы нас в очередь поставили.
Как Федор первый раз признался мне в любви – не помню! Но потом постоянно говорил. Я ему в день свадьбы сказала: «Домой-то иди. Ты же с утра должен ко мне из своего дома прийти». – «А я, – говорит, – с утра встану, туда быстренько сбегаю – и обратно приду». Как-то на нас любовь накатила… У меня такое впечатление, что мы вообще никогда не ругались!
Виталий: – Я не слышал, чтобы они даже голос друг на друга повысили. Шутки – были, ругани – нет. Я всегда говорил маме: «Когда уезжаешь от Федора с Ольгой – как будто чистой воды напился». Настроение после того, как я у них останавливался, всегда было прекрасное.
Ольга: – Никогда не задумывалась, кто он для людей, насколько популярен. Для меня он был – мой. И только.
Виталий: – Все это было очень удивительно. Да, было видно, что у него есть свой стиль, своя игра, свой зритель. Но я не очень любил те минуты, когда мы с Федором либо заходили уже далеко вглубь территории стадиона, либо он приезжал туда на своей машине. Меня всегда уводили в сторону, и я уже кричал: «Федь, я пойду, ты меня после игры уже подберешь».
Не очень любил, потому что нам он уже не принадлежал. Для нас это было странно, и мы внутри с этим мирились – что поделаешь, такая работа. А какое значение он имеет для страны – такими масштабами, признаюсь, не думали.
Мне кажется, он вообще терпеливый был. Чтобы пожаловался на что-то – очень редко такое бывало. Мне вспоминается картина, когда я к ним в 14-й дом приходил, а Федор туда – с тренировки или матча. Он сразу тапочки надевал. Смотрю – нога в крови. «Ничего себе, – говорю, – такая шишка!» – «Да, – отвечает, – это сегодня».
Смотрю на другую ногу – а та тоже! «А эта – в прошлом матче». Под гетрами были щитки, которые в то время еще были деревянными. Федор прямо при мне вытаскивает из них две сломанные палочки – и новые вставляет. Сломались от ударов! «Они сменные?» – «Да». Для брата это была рабочая ситуация.
Ольга: – Никогда он ни на что не жаловался. Даже когда у него все время какие-то травмы были, он говорил: «Да ты не переживай! Все заживет. Пару дней – и будет нормально».
Виталий: – Когда ты на что-то обращал внимание – мол, у тебя же здесь такая травма, – он даже раздражался, ему было неловко. При любом упоминании того, что у него что-то болит, Федор сразу менял тему. Очень не любил вслух обращать внимание на свое здоровье.
То, что он очень стеснялся, когда его начинали превозносить, называть звездой, – чистая правда. Это была почти запретная тема. Все должно было оставаться так, как в детстве, юности. Мне кажется, он сам любил общаться с людьми, которые не подчеркивали его достижения. И когда кто-то подчеркивал, что он знаменитость, между ними вставала стена, это сильно мешало. Если он кого-то не принимал, то умел как-то вежливо и воспитанно обойти, обтечь этого человека. А так с удовольствием общался с разными людьми.
Ольга: – Как раз в те времена он носил знаменитую химическую завивку. У меня была хорошая приятельница из салона в Сокольниках, Оля Полякова. Иногда она приходила ко мне домой и делала завивку. И вот однажды мы с ней у нас дома хорошо посидели. Без перебора – просто были по-доброму навеселе. Оля говорит: «Федь, а давай и тебе сделаем такую!» Он: «А давай!» И сделали.
Конечно, когда утром он встал и посмотрел, ему стало немножко не по себе. Но деваться уже было некуда. И после этого она еще долгое время приходила к нам и делала ему эту «химию». Впрочем, он до того в парикмахерскую не ходил. «Мне некогда, – говорил. – Давай ты». Я сама его и стригла, хотя сроду этого не делала. Но вроде было ничего.
Ольга: – Больше всего из партнеров по «Спартаку» мы общались, конечно, с Родионовым.
Виталий: – Огромное ему спасибо. Они с Федором всегда были настоящими друзьями по жизни. Им всегда было интересно друг с другом – по крайней мере, Федор так говорил. Он со многими людьми общался, про многих тепло отзывался. Ни о ком плохо не говорил. Мы бы даже удивились, если бы он о ком-то что-то дурное сказал. Повернулись бы и посмотрели – он ли это? Если брат про какого-то человека промолчал, для нас это было самое красноречивое. Ничего не ответил – значит, что-то не так. Сильно не так.
А в том «Спартаке» такие отношения были! Родионов, Дасаев, Шавло, Хидиятуллин… Все ходили, обменивались пластинками. Демис Руссос, «Битлз», «Пинк Флойд». Общение было постоянное.
Ольга: – И у нас дома было это общение. Ведь со многими в одном доме жили. Прямо над нами жил Ринат Дасаев, и это была бесконечная тусовка – то в одной квартире посидят, то в другой. Помню, тогда в магазине «Океан» продавали коробки с крабовыми клешнями, и у нас на кухне бесконечно пыхтело, варилось. Куча народу, только успевай накрывать. И гитара. Отдыхать тоже ездили вместе…