Спартаковские исповеди. Классики и легенды — страница 37 из 82

то – Тихонов. Такой же прямой, открытый и объективный, каким он был всегда. За что его и обожают.

* * *

– Да, скоро уже сорок, а я все играю. Вот только уже десять лет как не в «Спартаке», который для меня навсегда останется родным клубом. Но даже не думаю о том, что получу приглашение завершить в нем карьеру, – как Дима Лоськов, вернувшийся летом в «Локомотив». Такого просто не может быть.

Если Карпин не взял 33-летнего Титова, любимца болельщиков, находившегося в хорошей форме, то что говорить обо мне, 39-летнем? В итоге Егор закончил карьеру, чего я, честно говоря, не ожидал. У него были предложения, но, видимо, он не захотел уезжать из Москвы. А может, просто устал.

Не удивляюсь, что «Локомотив» поступил так по отношению к Лоськову, поскольку этот клуб организовывал прощальный матч футболистам своей команды девяностых, то есть подарил праздник людям, сделавшим многое для команды. В «Спартаке», видимо, еще далеко до того, чтобы к своим игрокам относились так же.

А как их воспринимают болельщики, можно было понять во время прощального матча Димы Аленичева. Провожали не целое поколение, а одного игрока – но тридцатитысячный стадион оказался заполнен! Любовь спартаковцев – очень серьезная вещь. Не сомневался, что в Черкизове не будет свободных мест. Очень рад за Димку, поскольку у этого человека очень много положительных качеств. Надеюсь, он и как тренер проявит себя, и желаю, чтобы удача повернулась к нему лицом.

Знаю, что я сыграл бы в «Спартаке» не хуже, чем некоторые его нынешние футболисты. Но – не суждено. Ни в коем случае не порицаю Лоськова, попросившегося обратно в «Локомотив» через «Спорт-Экспресс», но я бы такого не сделал. Зачем? Если бы люди хотели меня видеть в команде, то сами проявили бы интерес. А я никогда ни к кому не напрашивался и ни о чем не просил. Как советовал Воланд в «Мастере и Маргарите».

За эти десять лет шансы вернуться в «Спартак» у меня были. Один раз – еще при Андрее Червиченко. Они разговаривали с Германом Ткаченко, руководившим тогда «Крыльями Советов», где я играл, – и не сошлись по деньгам. Ткаченко не хотел отпускать меня за копейки из Самары, а Червиченко не желал покупать возрастного игрока за большие деньги. Поэтому все и сложилось не в мою пользу. Думаю, если бы Червиченко очень захотел, то я был бы в «Спартаке». С тех пор меня не звали, а я, как уже сказал, не напрашивался. С Леонидом Федуном мы не знакомы.

Пишут, что «Спартаку» все эти годы не хватало такого лидера, как я… Может, это наши болельщики сделали из меня такую фигуру. А может, действительно не хватало – не знаю. Возможно, нужен был человек, который может что-то по-мужски сказать в раздевалке или на поле, иногда даже зло. Это нормально. Считаю, в команде должны быть люди, которые могут ее немножко взбодрить.

Понимаю: сейчас у нас демократия, и отношения тренеров к футболистам и между футболистами сильно поменялись по сравнению с тем, что было лет пятнадцать назад. Десять – уже не так, а вот чуть раньше… Время Сергея Горлуковича и таких, как он! Можно назвать это дедовщиной, можно еще как-то. Но сейчас отношения совсем другие, и старшие футболисты сами это понимают и относятся к молодежи несколько иначе.

Я не сказал бы, что как капитан я похож на Горлуковича. Все относительно. Он более яростно и эмоционально высказывал свои требования. Но именно такой футболист, как Серега, был очень кстати в нашей молодой команде 1996 года, которую нужно было подзадорить. А кому-то и «напихать». Не имею в виду рукоприкладство – человеческим своим авторитетом воздействовать!

Однажды на тренировке я случайно наступил Горлуковичу на ногу. Он уже в воротах сидел на пятой точке и пытался ногами выбить мяч с линии, а я, наоборот, старался мяч туда запихнуть. Раздался громкий крик. Мяч выбили из ворот, я побежал за ним – и вдруг слышу, как сзади кто-то бежит, стучит шипами. Я все понял, только успел отдать мяч и подпрыгнуть, а сзади такая ножища вылетает – хр-р-рясь! Аленичев с Титовым долго смеялись и до сих пор этот эпизод вспоминают.

Хорошо, что подпрыгнул, иначе… Продолжения, кстати, не последовало. Он не побежал за мной с кулаками. Просто хотел жестко сыграть против меня, даже грубо, но не получилось. А дальше тренировка пошла в рабочем режиме, поэтому и Ярцев не отреагировал. Но вот такой он был, Серега Горлукович.

А в жизни – тихий. Но когда человек тихий, не знаешь, чего от него ожидать. Когда он смеялся – значит, все в порядке, зато когда молчал и смотрел исподлобья – лучше было ничего не говорить. Мы его изучили и уже знали, когда можно над Дедом подшучивать, а когда – не стоит. Рад был, кстати, недавно пересечься с ним в Красноярске, куда я прилетел с «Химками», а он, тогда главный тренер хабаровской «СКА-Энергии», наутро улетал. После игры посидели, я немного пива выпил, Серега – коньячку. Поговорили «за жизнь» по-человечески…

* * *

«Спартак» был в моей жизни всегда. А как иначе, если я родился рядом с Тарасовкой, на окраине подмосковного Калининграда, ныне Королева, в детстве регулярно ходил на базу команды и во время тренировок подавал мячи? Черенкову, Дасаеву, Гаврилову, Шавло, Родионову, Гессу, молодому Черчесову… Помню, что у Бубнова был сумасшедший удар. Как-то я подбежал к мячу, который лежал у штанги, чтобы его подать, – а тут такой удар последовал, что аж ворота ходуном заходили. А однажды втроем с друзьями во время тихого часа выбежали на поле и начали бить по воротам своими мячами. Но когда увидели, что охранник идет, – пустились наутек.

От дома всего полчаса ходу было. Вход на базу постоянно открыт, ограды еще в помине не было. И мы, пацаны, стояли за воротами. Ни Бесков, ни Старостин нас не гоняли. Если не мы, кто бы за мячами бегал – администратор, что ли?

Но о том, чтобы подойти к кому-то из «Спартака» и сказать «Посмотрите, что я умею. Возьмите меня в школу!», даже думать не смел. Мы с пацанами, оказываясь на тренировках «Спартака», словно в другой мир попадали, который к нашему не имел никакого отношения. Смотрели на звезд снизу вверх и никак представить себе не могли, что можем оказаться на том же уровне. Тогда я думал, что это вообще недостижимо! Поэтому в девять лет пошел заниматься футболом поблизости, в Калининграде. Какой там «Спартак»?

Да и кто бы меня возил в Москву, в спартаковскую школу? Мама работала воспитательницей в детском саду, отец сорок лет трудился на ткацкой фабрике, ремонтировал станки. А потом ему назначили нищенскую пенсию – 3500 рублей. Такое вот у нас государство. Столько лет честно работать, нажить болезни во всем этом цеховом шуме – и такая «благодарность»…

Не могу сказать, что отец приучал меня переживать за «Спартак». Даже не помню, за кого он болел. По-моему, вообще начал болеть лично за меня, когда я уже играл в «Спартаке». А сам я одно время предпочитал тбилисское «Динамо». То, что бегал на спартаковскую базу, этому каким-то образом не мешало. Гуцаев, Шенгелия, Кипиани играли в красивый футбол, плюс наверняка сказалось, что весной 1981-го – мне тогда было десять лет – они Кубок кубков выиграли.

Впрочем, у меня «тбилисский» период продолжался недолго. Люди, и дети, в частности, часто болеют за сильнейших. Этакое стадное чувство. Поэтому и за «Спартак» в девяностых годах начинали переживать почти все мальчишки – ведь он постоянно был чемпионом. Все за «Спартак» – ну, и я за него! К тому же «Спартак» и его звезды все-таки были рядом, а Тбилиси где?..

Родители дали мне свободу выбора. Они всегда говорили: «Андрей, кем бы ты ни стал, главное, чтобы хорошим человеком был». Я с девяти лет сам ездил на автобусах на тренировки в Калининград, и они видели – маленький, а футболом хочет заниматься. Может, сейчас, при нынешнем криминале, мне бы не позволяли одному на общественном транспорте ездить. А тогда, при Брежневе, обстановка была спокойная, за детей не боялись.

В школе не отличался ни хорошей учебой, ни примерным поведением. Учился на тройки. В комсомол меня в школе не приняли, кажется, как раз за плохое поведение. Один раз попытался – «зарубили», а затем комсомол перестал быть чем-то обязательным. В общем, как и у большинства пацанов, школа была у меня далеко не на первом месте. Дисциплинировала меня армия.

Мог я в нее и не угодить. За три-четыре месяца до призыва был на просмотре в ЦСКА‑2. Причем смотрел меня тот же самый Александр Тарханов, который позже позвал в «Спартак». А тогда, в ЦСКА‑2, я и гол забил, и результативную передачу отдал. Но не подошел. Не суждено было человеку, подававшему мячи в Тарасовке, стать армейцем. Зато с Тархановым мы потом работали и в «Спартаке», и в «Крыльях Советов», и в «Химках». Вот как жизнь поворачивается!

Не боялся того, что армия поставит крест на моей футбольной карьере, потому что тогда у меня не было не то что серьезной – вообще профессиональной карьеры! Не играл ни в «Спартаке», ни в других клубах высокого уровня. Выступал за калининградский «Вымпел» на любительском первенстве области и РСФСР. Одно дело, если бы прошел, скажем, спартаковскую школу, был бы близок к команде мастеров. А тогда о подобном даже не задумывался. В армии же в восьмидесятых служить еще считалось нормальным. Говорили, что мужчина должен отслужить. Вот я и пошел. «Косить» по здоровью отказался категорически.

Может, у меня и была бы возможность играть там в футбол. Но не вышло. На приемном пункте под Тверью меня записали в спортивную группу. Однако в последний момент, как потом рассказали, вместо меня «засунули» туда блатного.

И я поехал служить чуть дальше. В Иркутскую область, Тайшетский район, поселок Новобирюсинск. Где-то посередине между Иркутском и Красноярском. Охранять «зону».

Вспоминать об этом времени вообще-то не очень люблю. Взять хотя бы климат. Зимой минус сорок, летом – плюс сорок. Весны и осени толком нет. Чуть-чуть порезался – так у тебя не заживает, а сразу гноиться начинает. Но, что интересно, за два года почти не болел простудными заболеваниями. Наверное, воинская жизнь закаливает.