ехал…
Я и так склонялся к тому, чтобы попробовать свои силы в «Спартаке», а после таких слов – тем более.
Однажды «Волгарь» куда-то ехал через Москву, и спартаковские селекционеры надоумили меня позвонить по телефону-автомату Бескову домой. Приехали в столицу рано утром, сначала покатались на метро, потом пошли в баню. После бани думал – звонить, не звонить? Но все-таки решился. Константина Ивановича дома не было, но трубку сняла Валерия Николаевна, которая была в курсе. Она сказала, чтобы я не волновался, и на Павелецком вокзале, откуда мы должны были ехать в аэропорт Домодедово, уже ждали люди. И меня тут же отправили на тренировку в Тарасовку.
Сразу попал на двустороннюю игру. Изначально планировалось, что пробуду в расположении «Спартака» два-три дня, на меня внимательно посмотрят. А в «Волгаре» не было второго вратаря, и, уезжая в Москву, я пообещал, что при любом исходе просмотра вернусь в Астрахань и еще три матча за родную команду отыграю.
Но у Бескова были другие планы, и он заявил:
– Поедешь не в Астрахань, а вместе со «Спартаком» в Душанбе и Ташкент.
– Не могу, Константин Иванович, – заартачился я. – Обещание дал.
Спасибо Николаю Петровичу Старостину, который сгладил ситуацию:
– Костя, парень правильно говорит. «Волгарь» – тоже наша команда, общества «Спартак», мы должны им помочь.
Минут двадцать между ними шли дебаты. Не то чтобы они ругались – просто Старостин встал на мою сторону, был согласен с тем, что слово важно держать.
– Ладно, отправляйся на три игры, – сдался Бесков. – Но потом – сразу к нам.
Задержать в Астрахани меня не пытались. Руководство только спросило:
– Ты заявление о переходе в «Спартак» написал?
– Да.
– Считай, что ты уже в «Спартаке».
А в день, когда я вернулся из «Волгаря» после тех трех матчей, буквально с самолета меня повезли на стадион «Локомотив», где «Спартак» играл с «Нистру». Смотрел, как мы проигрывали кишиневцам по ходу встречи, но победили 4:3, видел, сколько народу пришло в Черкизово, – и окончательно понял, в какую команду попал.
Учитывая, что Константин Иванович желал сразу взять меня на выезд, делаю вывод, что разглядел и поверил он в меня сразу. А потом эта вера укрепилась во время тренировок. Это правда, что Бесков предупреждал ребят, чтобы те не били мне сильно с близкого расстояния. Я все-таки был тогда щупленький, худой. Наверное, тренер почувствовал, что во мне что-то есть, и решил беречь – чтобы травму ненароком не получил.
Как-то он мне сказал: «Я из тебя Третьяка сделаю!» И потом не раз любил повторять эту фразу. Наверное, ему это удалось.
Человеку, приезжающему в столицу из провинции, не так легко к ней привыкнуть. Но если в работе все ладится и тебя приняли коллеги, трудности отходят на второй план. Играя сначала в дубле со своими одногодками, быстро ощутил себя своим, а в 1978-м, уже в высшей лиге, успешно провел первые два матча в «основе» – 0:0 в Ворошиловграде с «Зарей» и 1:0 в Москве с «Локомотивом». После этого сразу почувствовал доверие старших партнеров и Бескова.
Потом говорили, что Прохоров перед матчем с «Зарей» сам попросил Бескова дать ему передышку. Этого не знаю, поскольку сам ни от одного, ни от другого о таком не слышал. Прошло восемь туров, во всех играл Прохоров. О том, что выйду на поле, Константин Иванович сказал на установке за три часа до игры. Естественно, волновался. Причем не только тогда, а всегда: переживания и чувство ответственности должно быть у игрока перед любым матчем.
В 1977-м, когда я попал в «Спартак», в нем было две группировки – Ловчева и Прохорова. Мнение о том, что я оказался в ловчевской, ошибочно – меня не было ни в той, ни в другой. Вдвоем с Олегом Романцевым, с которым мы были дружны, находились где-то посередине.
И Ловчев, и Прохоров хотели быть капитанами, между ними шла борьба за лидерство. Мне предлагали посидеть, пообщаться то одни, то другие. Чуть больше ребят было у Прохорова, поэтому он и был капитаном. Я же уважал их обоих, оба были убедительны.
Может быть, именно поэтому, когда Бесков убрал из команды и Ловчева, и Прохорова, Романцев стал капитаном «Спартака», а я – вице-капитаном. В нас никто не видел людей, которые находятся в чьем-то лагере. Мы начали строить единый коллектив, с которым легче решать большие задачи. Ребята должны получать удовольствие не только от игры, но и от общения. Мы ощутили на себе, насколько некомфортно, когда команда разрознена, – и начали делать все для того, чтобы подобного не было.
Под спартаковским духом, который, на мой взгляд, не был мифом и реально существовал, я в первую очередь подразумеваю единый коллектив, в трудных ситуациях на поле способный взять решение даже самых сложных задач на себя. Ключевое слово, которое, думаю, отличало наш «Спартак» от многих других, – удовольствие.
Недаром, если брать нашу команду восьмидесятых, то мы, ветераны, до сих пор с радостью играем на разных турнирах и поддерживаем друг друга. У нас атмосфера была отличная, мы всегда хотели, чтобы каждый – даже такой отшельник, как Бубнов – был вместе с коллективом. А если кто-то шел против, всегда ставили на место, порой жестко. Находясь за рубежом, всей командой скидывались на подарки поварам, шоферам – и не было человека, который не давал бы денег.
Во второй половине восьмидесятых я жил в одном номере с Сашей Мостовым. Он и Шалимов «получали» от меня постоянно, но в шутку. Мы понимали, что они преданы и футболу, и коллективу, на тренировках их заставлять трудиться не надо, а смысл тогда таких ребят гонять? Как далеко они пойдут, мог видеть только Константин Иванович, но то, что ребята способные, осознавали все.
А еще спартаковский дух шел от великих людей – тех же братьев Старостиных. Они тоже делали все, чтобы были едины мы все, начиная с футболистов и заканчивая начальством. Думаю, сегодня понятия «спартаковский дух» уже нет. Значительную часть команды составляют иностранцы, многие из которых и близко не знают историю «Спартака». О каком духе тут может идти речь…
Бесков наверняка знал о группировках Ловчева и Прохорова. Он старался, чтобы на тренировочном процессе и в играх все это никак не сказывалось, но просто так подобные вещи исчезнуть не могут.
И Константин Иванович, видимо, это понял, решил разрубить гордиев узел. К 1978-му появились игроки, которые были способны заменить Ловчева, а затем в воротах решили попробовать меня. Дело пошло, и после первых же двух моих удачных игр Бесков убрал из команды Прохорова. И не помню, чтобы это вызвало много шума.
Водитель Николая Петровича мне рассказал, что женщина, которая убирала комнаты в Тарасовке, случайно услышала разговор: Прохоров собрал «своих» ребят и вроде как начал говорить, чтобы меня «сплавили». И те якобы сказали: «Не волнуйся, мы поможем». Эта женщина пошла к водителю Старостина и рассказала ему об услышанном, а тот доложил самому Николаю Петровичу. Старостин передал это Бескову, после чего Прохорова в команде не стало.
Но еще до того, в начале 1978-го, у меня был кризисный период. Мы были на предсезонных сборах в Болгарии, и я, молодой, исполнял обязанности «дежурного», то есть должен был после тренировки таскать сумки старших ребят и авоську с мячами. Попросил меня донести до номера его сумки и Бесков.
И, пока таскал «общественные» сумки, о бесковских забыл! Он здорово на меня накричал. После возвращения со сбора я встретился с мамой, которая была в гостях у дяди с тетей. Сказал ей:
– Поговори со Старостиным. Если я не нужен, тогда уеду в Астрахань. Тем более что и квартиру не дают…
Мама пошла к Николаю Петровичу, и тот ее успокоил, сказав, что торопиться не надо. Все сгладилось, а через несколько месяцев я уже играл в основном составе.
Первое время жил не в Тарасовке, а у дяди с тетей, и домашняя обстановка облегчила адаптацию. А потом получил однокомнатную квартиру на Краснобогатырской улице. С жильем для «Спартака» больших затруднений не было, так как команду курировал председатель исполкома Моссовета Промыслов, который был дружен с Бесковым и Старостиным.
Однажды я сильно удивился, когда Николай Петрович терпеливо отвечал по телефону какому-то болельщику, почему мы проиграли. Внизу нервничал шофер, мы торопились, а Старостин все объяснял и объяснял. Он никогда никого не «посылал», старался все разжевывать – и болельщикам, и журналистам. Николай Петрович был очень порядочным человеком, абсолютно не высокомерным, и никому не отказывал в общении.
Сам я со Старостиным один на один разговаривал редко. В гневе или даже в сильном раздражении Николая Петровича не видел никогда. Выдержка у него была на высоте, он переживал за ребят, делал все для того, чтобы они жили хорошо. А Константину Ивановичу оставалось заниматься только тренировочным процессом. Правда, если какие-то особо важные вещи Старостину было сложно «пробить», они шли в высокие инстанции вместе с Бесковым и двойным авторитетом решали все затруднения.
Это потом уже между ними стали возникать разногласия, что неизбежно, когда долго работаешь вместе. Те же Лобановский с Базилевичем успешно трудились, а потом в чем-то не сошлись – и расстались. Так что это нормальное явление.
Благодарен Константину Ивановичу за все, что он для меня сделал, и очень рад, что судьба свела меня с ним. Да, его нельзя назвать легким человеком, и определение Бескова как диктатора, пожалуй, справедливо. Тогда мы про себя могли ворчать, но теперь понимаем, что он был прав, и говорим ему спасибо. Скажем, он мог устроить разнос после победы 4:0, если мы во втором тайме позволяли себе расслабиться. Сейчас понимаю, что по-тренерски – это правильный подход.
Был, правда, в отношениях между ним и командой критический эпизод. Кажется, в 1985-м, когда он действительно стал работать несколько однопланово и слишком жестко. Ясно было, что не все в порядке, и нас даже вызывали в ЦК КПСС, чтобы выяснить, что происходит. Бесков отказался ехать на выезд со «Спартаком» по маршруту Ереван – Баку. В двух матчах мы набрали всего два очка, после чего он в команду вернулся.