У меня никогда не было такой уверенности, чтобы мог сказать себе: «Да, я – хороший тренер». Тренер живет от игры к игре. Выиграл матч – на следующий день ты хороший тренер. Проиграл – думаешь: на фиг пошел в эту профессию? У меня всегда такая мысль была, даже и на поздних стадиях. Когда не просто проигрывали, а играли плохо, часто думал: «Зачем со всем этим связался?» Думаю, у многих тренеров, которые сильно переживают за свою работу и команду, такие мысли появляются.
А завершая разговор о «Красной Пресне», скажу: мне очень многое дала работа там. Я знал, как собирать команду с нуля. Поэтому и не было паники, когда пришел в «Спартак» и обнаружил там пять или шесть человек из прошлогоднего состава. Ребята разъехались по разным командам после неудачного сезона – и нужно было их возвращать.
Пока работал в Орджоникидзе, не обращался ни к кому из старших коллег – далеко был, работы много. Но и «Пресня», и столица Северной Осетии мне здорово помогли закалиться, понять, что к чему в этой профессии. Пусть на более низком уровне, но я сталкивался там с теми же ситуациями, которые потом происходили и в «Спартаке». И сегодня считаю, что тренеру полезно поработать в разных лигах, подниматься по ступенькам.
Поэтому не чувствовал страха, когда Старостин поручил мне «Спартак». Уже понимал, что способен сделать команду даже в первой лиге. Кстати, в Орджоникидзе после моего приглашения в Москву долго не брали тренера, выдерживали паузу. С руководителями контакт был хороший – они, как и пацаны, еще какое-то время ждали, как у меня сложится в «Спартаке». То есть без работы в любом случае не остался бы.
На первом собрании в «Спартаке» я сказал ребятам:
– Конечно, отвечать нам вместе. Но раз меня выбрали – будете делать то, что я буду говорить.
Они согласились, и я понял, что у нас все получится.
Все бывшие спартаковцы, которых я в то межсезонье позвал назад, вернулись. Ни один не отказал! Они прекрасно знали меня, понимали, какие пойдут тренировки и каким будет мое отношение. Правда, кое у кого возникли юридические сложности – если кто-то и не смог перейти, то только из-за этого.
Порядочно поступил и Саша Бубнов. Сразу сказал:
– Я, если можно, полгода честно отыграю, а потом уеду за границу.
Так и сделал – и спокойно уехал в «Ред Стар». Причем мы перед сезоном уже были готовы взять на его место другого человека – но Бубнов остался и помог.
Саша резко высказывается в СМИ… Что ж, пусть говорит, что хочет. Имеет право – у нас же свобода слова. Друзьями мы с ним никогда не были, у нас были отношения двух профессионалов, вот и все. У него одно мнение, у меня другое – так и раньше наши позиции по тому или иному вопросу частенько не совпадали. Но в той сложной ситуации он повел себя правильно.
В том году были люди, которые, видимо, пытались воспользоваться моей, как они считали, неопытностью. Идем в лидерах – и где-то через месяц звонят на базу. Дежурная подзывает:
– Вас. С Дальнего Востока.
Человек называется экстрасенсом:
– Хотите, чтобы «Спартак» стал чемпионом? Я приеду и обеспечу. Высылайте двести рублей на дорогу.
– Не беспокойтесь, у нас и так все хорошо…
– Это не вы, а я вам отсюда помогаю. Но для победы в чемпионате нужно быть рядом с командой.
– Спасибо, я уж сам справлюсь.
– Ах, са-а-ам?! – сразу изменился голос. – Ну смотри, как бы жалеть не пришлось…
И бросил трубку.
Этим он меня, конечно, ничуть не напугал – я во всю эту ерунду никогда не верил. А вот по-настоящему страшные эпизоды тоже случались. Однажды «Спартака» могло не стать. Как-то сыграли в Набережных Челнах, сели в наш маленький чартер – ровно на команду. Ни одного человека больше взять не могли, а тут Тарханов подходит:
– Давай захватим знакомого. Летчик, из Красноярска. Из отпуска возвращается, просится с нами до Москвы.
Обычно никого не брали, но для него почему-то исключение сделали. Самолет начал разбег – вдруг он вскакивает, кричит: «Стойте! Остановите самолет!» Дали по тормозам – слава богу, полоса была длинная. Услышал, что правый двигатель стучит. Взлетели бы – и рухнули. Мы вышли, этот самолет потом чуть ли не на свалку отправили. Из Москвы прислали другой. Сами летчики говорили: «Он нам жизнь спас». Это самый страшный эпизод, который был за все мои годы в «Спартаке».
Если уж вспомнили о самолетах, то меня порой спрашивают – почему мы в Монако в 94-м играли в синей форме, в Амстердаме в 98-м – в черной. А связано это было с авиакомпаниями! Сумки с формой не доходили. Еще были случаи с бутсами футболистов – таможенники там все это дербанили, видимо, и приходилось идти новые покупать. Игрок их разбивает месяцами, они уже как тапочки – а тут иди за новыми. Форма – ладно, а вот с бутсами было тяжелее всего.
Иногда спрашивают, что важнее для тренера – интуиция, знание теории, умение управлять коллективом? Ну как о таких вещах можно рассуждать в процентном соотношении? Ха-ха, сейчас, калькулятор достану… Факт, что интуиция должна быть обязательно. Чем больше интуиции – тем лучше, наверное, тренер, тем больших результатов он добивается.
Вот, например, не смогу объяснить, как разглядел в «Локомотиве» Диму Аленичева. Приглянулся – и все. Это как раз интуиция. С другой стороны, сколько было таких, в которых ты что-то видел, а потом мучился год, два, но в итоге руки опускались, и приходилось говорить: «Ну, извини, ничего у нас с тобой не получится».
А вот Карпин – это не интуиция. Прежде всего, мне понравился его первый выход за команду в «Олимпийском», в игре с ЦСКА. Выйдя на замену, он сразу же привез гол в наши ворота. Но киснуть и опускать руки не стал, а взял и сделал два гола – один забил[12], на другой отдал пас Родионову. Вот это характер настоящего футболиста и спартаковца! Я посмотрел – и понял, что это наш человек.
Что же касается того, что Карпин изначально был не очень техничен – так сколько он провел тренировок рядом с большими мастерами, которые воспитывались на спартаковской кухне! Когда человек, во‑первых, хочет, а во‑вторых, имеет мозги, чтобы все это впитать, – на это уходит не так уж много времени. Не думаю, что у того же Карпина это происходило слишком долго, – по-моему, он вписался в «Спартак» довольно быстро. По крайней мере, сейчас мне кажется именно так.
Но вернусь к интуиции. Вот когда, например, говорят, что она должна была подсказать мне в 1999-м, что на игру с Украиной нельзя ставить Филимонова, – теряюсь. Говорят, по словам Саши Хаджи, если бы Романцев знал, что у Филимонова новая девушка беременна, то он бы его не поставил… Ну Хаджи вроде умный человек, не думаю, что он это на самом деле сказал[13]. Филимонов провел весь тот сезон, играл отлично, выручал, Францию на выезде с ним обыграли. И вдруг решающая игра с Украиной – мне выходить на установку и говорить «Саша, у тебя девушка беременна, поэтому ты сегодня стоять не будешь» – так, что ли? Если так, то лучшее, что футболисты могли бы обо мне подумать: «Наверное, в Кащенко Романцева надо…»
Ну, поставил бы Нигматуллина. Только кто мог гарантировать, что он здорово отстоит? Да, он хороший вратарь. А пустил бы какую-то пенку – и что бы тогда сделали с Романцевым журналисты? Не ставить Филимонова, потому что у него новая девушка беременна, – что может быть смешнее?!
Ответа на вопрос, какая часть общего успеха команды принадлежит тренерам, а какая – игрокам, у меня тоже нет. От тренера может ничего не зависеть. Если, к примеру, накупили одних звезд – зачем им тренер, когда они и так все умеют и знают? А вот если в команде нужно воспитывать игроков, то от тренера зависит почти все. С другой стороны, с таким сумасшедшим составом, какой был у Гвардиолы в «Барселоне», а в связи с этим – легкостью задачи с точки зрения постановки игры, главной трудностью для него становилось давление. Когда от тебя ждут только побед, важно психологически не сломаться. Потому что не понаслышке знаю: давление – штука серьезная.
А еще в таких командах существует и фактор пресыщения победами. В 2012 году «Челси» завоевал Кубок чемпионов потому, что конкуренты играли не в свою игру. Будь «Барселона» такой, как годом ранее, она бы от этого «Челси» камня на камне не оставила бы. А так у каталонских ребят острота проигрыша и выигрыша нивелировалась, на мой взгляд. Они пресытились победами. В России мне это было очень знакомо…
Оказавшись на тренерской работе, я, конечно, лучше стал понимать того же Бескова. Но стало ясно мне и другое: у игроков через капитана должен быть контакт с тренером. Надо, чтобы капитан почаще заходил с командными вопросами. Да и с чьими-то личными, поскольку ты как капитан должен знать все, что беспокоит твоих партнеров. Ничего не надо скрывать – и это не значит быть стукачом. Если в команде есть человек, который боится или стесняется, но его что-то тревожит, то бери его за руку и приводи ко мне за решением. Это надо делать почаще, и я как тренер всегда это одобрял и иногда даже ждал. А когда чего-то недопонимал и потом что-то узнавал, то все время досадовал: «Ребята, почему не пришли поговорить по душам?»
Вот хотел, например, кто-то уехать за границу. Конечно, было обидно. Не хочется пафосно выражаться, но каждый игрок – это кусочек твоего сердца, твоей работы, твоего тела. И когда этот кусочек отрывают – разумеется, больно. Но я же тоже футболист, понимаю этих ребят и не стану насильно удерживать человека, который решил, что там ему будет лучше, перспективнее, там он будет больше получать.
В этом нет ничего страшного! И хорошо, что они там получали больше. Была б возможность, им бы и здесь платили, тогда бы они, возможно, остались. Но я не имел морального права кого-то из них держать, и в таких случаях я обычно говорил:
– Решаешь ты. Это твоя жизнь, твоя карьера, твое будущее. Ты не глупее меня, и если считаешь, что это правильно – пожелаем тебе только самого доброго. И всегда ждем обратно. А пока – что