– Женя, не бейте по ногам-то! Ясно же: если надо будет, он поставит пять пенальти.
Победный мяч Гладилин забил с того одиннадцатиметрового. Едем на последний тур в Киев, который претендует на второе место. За пятнадцать минут до конца – 1:1. В воротах у нас, не помню почему, не Прохоров, а Владющенков. И он со штрафного пропускает мяч, который можно было взять. Потом киевляне забивают третий, и всю концовку матча трибуны скандируют: «”Спартак” – первая лига!» Нас могло спасти «Торпедо», уже обеспечившее себе звание чемпиона осени 1976-го, но отдало игру «Арарату». Именно для того, чтобы нас из высшей лиги выкинуть.
Мы вылетели. Трагедия. Команда в шоковом состоянии, и Крутиков назначает собрание в спартаковском манеже. И говорит:
– Ребята, вы сейчас в отпуск пойдете, а мы будем заниматься вашими делами. Давайте составим списки – кому машину, кому квартиру…
Мы не верили своим ушам. Ну вот такой Крутиков был тренер – что тут поделаешь? Мы-то понимали, что ни о каком продолжении их работы и речи быть не может. А он об этом говорил как о чем-то само собой разумеющемся.
Мог ли я как капитан сделать что-то, чтобы этой трагедии не произошло? Пытался – и игрой, и голосом. Не скрою: орал, когда видел, что кто-то в красно-белой футболке не до конца отдавался игре. Все это было связано с нервами, а они с каждым годом не прочнее становятся, а наоборот – истрепаннее. И где-то, наверное, мог кого-то оскорбить. Правда, потом всегда извинялся. У меня был закон: все игровые претензии оставались в пределах поля и растворялись, когда мы его покидали.
Однажды Крутиков организовал собрание, предложив лишить меня капитанской повязки. И вдруг встал человек, которому больше всех от меня доставалось, – нападающий Юра Пилипко:
– За что вы его так, Анатолий Федорович? Он же кричит не потому, что хочет нас оскорбить, а потому что переживает!
И ребята один за другим стали высказываться в мою поддержку. Воспитательное мероприятие сорвалось, а я был растроган до слез. До меня таким был Нетто, после – Пятницкий, Горлукович. Я пробовал играть молча – и играл плохо.
Вспоминаю тот состав и обнаруживаю удивительную вещь. У нас были Гладилин и Булгаков, Папаев и Прохоров, я… Игроков хорошего уровня хватало. Но то ли мы все были уже на сходе, то ли не было объединяющего начала, то ли тренера, действия которого были бы понятны всем.
С Крутиковым мы и сейчас встречаемся. Повторяю: я воспитан Старостиным так, что любой спартаковец – это мой брат. Хотя понимаю: прочитав все это, Анатолий Федорович, возможно, обидится. Но в книге надо быть до конца честным.
Расскажу другую историю, о которой мало кто знает. В свое время у меня была команда ветеранов «Спартака», зарегистрированная как малое предприятие. Я платил ребятам зарплаты, они были оформлены в штате. В той команде был и Крутиков, который играл еще и за сборную ветеранов СССР. Однажды возник конфликт: мы уезжали, кажется, в Иркутскую область, а он – куда-то со сборной.
И я сказал ему:
– Не забывай, что здесь на работе находишься.
Он не послушал. И я поступил жестко – уволил его по статье, с соответствующей записью в трудовой книжке. Неправильно поступил, но тут уж нашла коса на камень.
Конечно, была большая обида. И как-то уезжаем мы в Сочи играть, а у него в это время умирает дочь, на руках остаются двое внуков. Я понимаю, что надо человеку помочь, но кто-то же должен сделать первый шаг навстречу. В итоге встретился с Любой Хусаиновой, передал деньги – а в то время пять тысяч рублей были большой суммой. И он потом кому-то из футболистов сказал, что Женька оказался выше конфликта. В конце концов, этот человек – мой предшественник на позиции левого защитника «Спартака», выдающийся футболист. Жаль, что он как тренер не смог соответствовать себе как игроку.
При всех непростых отношениях, которые были у меня с Бесковым, невозможно не признать, что он и Крутиков как тренеры – это, как говорят в Одессе, две большие разницы. Константин Иванович с первых дней в первой лиге начал показывать нам фотографии киевского «Динамо» – и говорил: «Вот к кому стремиться надо!»
Часто пишут о том, что в 1977-м нам помогали судьи… Я слышал, что партийный босс Москвы Гришин то ли вызвал Колоскова, то ли разговаривал с ним по телефону, и вроде была такая фраза: «Как вы могли допустить, что “Спартак” вылетел? Вы в Москве живете или где?» И, может, в первом круге нас действительно немного тянули. Но ко второму стабилизировалась игра, на матчи в Черкизово по тридцать тысяч стало ходить. И помогать уже стало незачем.
Бескова в «Спартак» привел Андрей Петрович Старостин. Он, в отличие от совершенно больного футболом Чапая, был человеком другого склада. Завсегдатаем ресторанов, бегов, его жена-цыганка играла в театре «Ромэн» и летом уезжала в кибитке на гастроли. Словом, Андрей Петрович был человеком бомонда.
И Бесков с женой Лерой – такие же! Они очень любили Андрея Петровича. И тот после 1976-го понял, что для возвращения «Спартака» на прежние позиции нужен хороший тренер. А Бесков был не при деле, занимаясь офисной работой в «Динамо». Андрей Петрович же работал тогда председателем федерации футбола Москвы. Он сообразил, что можно одним ударом убить двух зайцев – и тренера сильного в «Спартак» привести, и через Бескова вернуть на должность начальника команды своего брата. Что и произошло.
Андрей Петрович до своей смерти в 1987 году был буфером между Бесковым и Николаем Петровичем. А Чапай, в свою очередь, был буфером между Бесковым и командой. Уже в 1977 году мы с нетерпением ждали, когда Старостин приедет к нам на сборы в Сочи. Сказали ему, что не можем с Константином Ивановичем работать, но он нас успокоил. И терпел это очень долго.
Сергей Рожков, который играл в «Спартаке», а потом работал с Константином Ивановичем, как-то сказал о нем точные слова, хотя их смысл дошел до меня не сразу:
– Не Бесков сделал «Спартак», а «Спартак» сделал Бескова.
К концу 1977-го наши отношения с Константином Ивановичем уже были испорчены. Решение большой задачи обычно снимает напряжение, тем более когда уходишь в отпуск. Однако я с ним работать уже не хотел, и тут меня пригласили на комсомольский «огонек» на Ленинские горы. Там в кафе собрались комсомольские вожаки района.
Когда мне дали слово, чтобы я рассказал, как «Спартак» триумфально вернулся, я начал с того, что Бесков в начале сезона удачно провел селекцию, на турнире спартаковских команд нашел Ярцева, ставшего лучшим бомбардиром команды. Тут встал человек и сказал:
– Евгений, прошу вас, не хвалите Бескова!
Мне это было в кайф. Но, промолчав на эту реплику, я начал говорить вновь, и все равно сказал что-то хорошее о Бескове. И опять тот же человек повторил ту же фразу.
– А почему не похвалить-то? – наконец спросил я.
В ответ прозвучало:
– Назовите хотя бы одну команду, которую он сделал чемпионом!
Вот поэтому «Спартак», с которым Бесков дважды стал чемпионом, его и «сделал»! До «Спартака», работая во многих командах, чемпионат он не выигрывал. Потому что его величие – в чутье, вкусе на футболистов, умении его раскрыть. Но потом этот талант наталкивался на личностные качества тренера. Он конфликтовал везде и со всеми.
Известна история, когда он пришел в «Торпедо» и сказал:
– Уберите Иванова и Стрельцова, и я сделаю вам команду!
Ясное дело, убрали самого Бескова.
И таких историй было много. Не мог он с людьми ладить, как бы хорошо ни складывалось, начинал их «душить». Подозрением, взглядом… Константин Иванович никогда не срывался на крик. Он просто говорил с таким пренебрежением, что это не могло не оскорбить.
В 1988-м, когда Старостин его убрал, все ведь было ой как непросто. Бесков всегда был с воинским званием – и хотел стать генералом. В «Спартаке» никак не смог бы до генерала дорасти – значит, надо было возвращаться в «Динамо». А бело-голубые в то время немножко «валились», и какие-то динамовские руководители в середине сезона вели с ним переговоры. Тогда Бесков и написал известное заявление об уходе.
Заявление это ему не подписали, Константин Иванович продолжил работать со «Спартаком». А Бышовец, возглавлявший «Динамо», поехал с олимпийской сборной в Сеул и завоевал золото. Естественно, о том, чтобы его уволили из «Динамо», больше не могло быть и речи. Место «закрылось», и об уходе из «Спартака» Бесков уже не задумывался.
Но неподписанное заявление-то не уничтожили! Ближе к концу года игроков вызвали в ЦК партии, где они начали на Бескова «переть». Там им и рассказали о заявлении, которое он подал. Ряд футболистов во главе с Бубновым, раньше не знавшие об этом, высказались за то, чтобы просьбу тренера удовлетворить. Доложили Бескову, и тот начал разбираться с теми, кто его в высоких инстанциях критиковал.
После окончания сезона, в котором «Спартак» занял четвертое место, Бесков уехал отдыхать в Кисловодск и оставил Старостину обширный список игроков на отчисление. Был там и Шмаров, который на следующий год золотой мяч Киеву забил. А Николай Петрович всегда был на стороне игроков. И вместе с людьми из инстанций, которые выслушали мнение команды, начал Бескова убирать.
Позвонил он одному известному тренеру, который находился в уважительных отношениях с Бесковым. Тот тут же перезвонил Константину Ивановичу и сказал, что на его место подыскивают тренера. Бесков немедленно примчался из Кисловодска – а его ни в каких кабинетах не принимают. Так Старостин, которому было под девяносто, убрал почти семидесятилетнего Бескова.
Старостин всегда воспитывал в нас людей со своим мнением, которое мы свободно могли выразить. Из-за этого наши отношения с Бесковым были испорчены еще задолго до его прихода в «Спартак». В 1972-м мы познакомились с ним через моего друга и его зятя Володю Федотова. Жили в одном доме на Маяковке, общались.
Я видел, что Бесков не любит «Спартак». Это проявлялось во многих вещах. В 1972-м меня признали лучшим футболистом страны, и Федотов сказал, что Константин Иванович хочет со мной встретиться. Я поехал к нему, Валерия Николаевна сварила кофе – и Бесков, «поливая» «Спартак» и обещая сделать мне звание, квартиру, еще кучу благ, начал зазывать в «Динамо». Я отказался.