Но я бы их только подвел, если бы заставил играть за себя и за того парня. Сам почувствовал, что Бесков прав, что я не помощник ему. Раньше мог глотку за ребят перегрызть – а здесь чувствую, что нет, больше не могу. Причем знал, что они мне ни слова упрека не выскажут и будут за меня биться. Но слишком их уважал, чтобы становиться обузой. Хоть по возрасту и мог продолжать играть.
Ни в какую другую команду рангом ниже даже мысли не было переходить. Ушел сам, по состоянию здоровья – решил, и все. Начал готовиться к защите диссертации.
Если бы в то время не начал тренировать, а защитился – то, наверное, стал бы преподавателем, связанным с физкультурой и спортом. И дело не в том, что это мое призвание, а в том, что всю жизнь только спортом занимался и больше ничего наверняка не умею. Мог глубоко заняться наукой, но вряд ли из этого могло что-то серьезное получиться, хотя мой ректор считал иначе. Двукратный олимпийский чемпион по тяжелой атлетике Аркадий Воробьев, великий спортсмен, после окончания спортивной карьеры стал профессором и возглавлял областной Институт физической культуры, когда я там учился. У нас были хорошие отношения, и он говорил мне:
– Ты готовься, защищайся, однажды на мое место пойдешь!
Я только посмеялся…
Но однажды позвонил Старостин.
– Олег, есть команда «Красная Пресня» – наша, дочерняя, у нее сейчас нет тренера. Надо ее возглавить.
– Николай Петрович, да не мое это – тренерская деятельность…
– Нет, – настаивал он, – твое, если тебя ребята выбирали капитаном. Значит, ты умеешь работать с людьми.
Тогда я забросил диссертацию, половину которой уже написал, и поехал на Пресню. Спросил, правда, про аспирантуру, Старостин предложил параллельно учиться и работать.
Но когда начал тренировать, быстро понял, что ни о какой аспирантуре не может быть и речи. Круглые сутки мне нужно было заниматься командой. С этого все и началось. Как у футболиста у меня все связано с Бесковым, а как у тренера – со Старостиным. В «Пресню» он меня назначил, на работу в Орджоникидзе тоже он добро давал, и из Орджоникидзе в «Спартак» я попал после его настойчивой рекомендации.
То, что я был у Деда любимчиком, – журналистские выдумки. Не было никогда такого. Не знаю, кого он не любил. И Федьку любил, и Гаврилу, и Хидю, и Георгия Александровича… У каждого, кто с ним разговаривал, было впечатление, что он любит его больше всех.
Меня он выделял, думаю, по одной простой причине – потому что я как капитан, на его взгляд – так он говорил, по крайней мере, – вел себя солидно. У меня ни звездняка не было никогда, ни каких-то подлых мыслей. Соперники знали, что пока у нас такая команда, с нами даже разговаривать насчет «сплава» игры бесполезно, даже если нам очки не нужны были. Никто и не пытался задавать вопрос – не отдадите ли вы игру.
Разговоров, конечно, много ходило о разных играх – и о поражении во Львове в 1980 году, и о 3:4 от Минска, и о неудачном матче в Ташкенте с «Пахтакором»… Но это все слухи, за которыми не стояло ничего. Когда я уже начал работать тренером, была категория людей в футбольных кругах, рассуждающих так, что если мы у кого-то выиграли – значит, купили, вничью сыграли – договорились, проиграли – продали.
Знаю людей, которые это все распускали, и со временем научился не обращать внимания. Ну нельзя у нас было никак выиграть – а говорить о том, что сами не могут с нами справиться, неохота. Потому и выдумывали. Ведь унизить соперника, который на голову тебя выше, легче, чем подтянуться к его уровню. Смешно было такие разговоры слушать. Тем не менее хорошо, что они не пользовались большой популярностью.
Но я начал о «Красной Пресне»… Саша Мостовой не привирает, рассказывая, как я лазил на мачты освещения стадиона, чтобы прожекторы наладить. Мы тогда с Валерием Жиляевым работали, а Валерий Владимирович постарше меня – он, что ли, полезет? А нам нужно было корректировать направление света. Это ночью было, когда Москва успокаивалась и на стадионе была полная тишина.
Освещение было не очень, поэтому перед каждой вечерней игрой приходилось залезать на мачты. К высоте не очень хорошо отношусь, но нужда была. Прожектора били вразнобой. Нужно было их выставить, чтобы свет равномерно падал на каждый участок поля. Жиляев по полю ходил, а я прожекторы туда направлял, где он стоял. Потом шли к следующей мачте.
«Красная Пресня»… Все помню, словно это было только что. Теперь поле развернули на 90 градусов. Газон был великолепный, одно из лучших естественных полей в стране. Травинка к травинке. Теперь тут по-другому. Боялся, что здесь все развалено. Думал, что увижу родное поле, которое было лучшим в России. Но теперь оно искусственное и не так расположено, ничего от того поля не осталось.
А еще про одну вещь Мостовой не знает, потому что я ее не рассказывал никогда. Мы игрокам с утра в гостиницах на выездных матчах кефирчику всегда попить давали. И вот они должны приехать на поезде в Череповец. Перед этим приходим вечером в столовую, и нам говорят, что кефира с утра не будет, потому что его в городе в принципе нет.
Что делать? Идем с Жиляевым искать молочный магазин. Находим. Нам говорят: в шесть утра кефир в небольших количествах привезут, но очередь будет страшная. Мы пришли в половине пятого, спрашиваем: если поможем разгрузить, отдадите на команду немного кефира бесплатно? Отвечают: если разгрузите – два ящика ваши. Без проблем! Принесли кефир – и он у ребят на столе. И не должны они знать, как он там оказался. Это не их забота.
В «Спартаке» за кефиром стоять уже не приходилось, даже в непростые с бытовой точки зрения времена конца восьмидесятых – начала девяностых. Константин Иванович и Николай Петрович создали вокруг команды отличный коллектив – работники были, дай бог каждому! Во всех сферах. Я почти никого не освободил ни на базе, ни в клубе. И убирались женщины на базе, вылизывая все до пылинки, и готовили великолепно. Поварихи были лучшие, до сих пор вспоминаю блюда от Анны Павловны Чуркиной. Шофер Коля Дорошин, администратор Саша Хаджи – команда сверхсильная!
А когда я только пришел в «Пресню», на играх сидели зрителя три, которые пиво распивали, воблой колотили по скамейкам прямо за нашими спинами. Но года через два, когда Саша Мостовой и Вася Кульков появились, уже сложно стало на стадион попасть. От метро «Краснопресненская» люди очередь занимали за билетами – ведь ребята играли здорово.
Мостовой так не хотел переходить из «Красной Пресни» в «Спартак», что однажды из троллейбуса выскочил, на котором с нашей тренировки ехал на занятие спартаковского дубля. Подтверждаю тот факт, что, узнав об этом, я один раз на оранжевой «копейке» сам отвез его на базу – чтобы он никуда не сбежал. А потом Жиляев его прямо до троллейбуса провожал. Почему Саша так поступал? Могу легко представить. Потому что у нас команда была как семья. Допустим, прислали мне из дома, из Красноярска, орехов – я их все на стол и выложил. Давайте, ребята, буду вас учить, как орехи кедровые грызть, – вы же их как семечки грызете! А надо не так, поперек. Поправил, помягче стало. И начали грызть всей командой.
Во втором матче «Пресни» сделал шесть замен, тогда как можно было пять. Мне об этом Георгий Саныч сказал, когда игра кончилась, – а я и не заметил. К счастью, не заметили и соперники.
– Давай-ка, – говорю Ярцеву, – мы об этом забудем…
Обошлось без последствий. Но вот так понял, что все надо держать под контролем.
У Ярцева, кстати, память великолепная – и рассказчик он невероятный. Иногда помнит такие вещи, которые у меня давным-давно из головы вылетели. Дай бог ему здоровья, моя-то память далеко не такая идеальная. Поэтому если Ярцев какую-то историю из прошлого рассказывает – не сомневайтесь, все именно так и было.
Тогда, в «Красной Пресне», я и услышал от великого Анатолия Владимировича Тарасова:
– Олег, в нашей профессии нужно уметь резать мясо.
На Пресне располагалась великолепная баня с открытым подогреваемым бассейном – двадцать пять метров! – куда можно было и зимой ходить купаться. Там еще, помню, и вышка трехметровая для прыжков в воду была – не знаю, существует ли тот бассейн поныне. Как «Москва», только поменьше. Выныриваешь в мороз – и в парную! Застолий, кстати, никаких там не было. А вот попариться, пообщаться – это всегда. Помню, Альберт Шестернев любил туда захаживать…
И как-то Анатолий Владимирович заглянул. Горжусь, что мне довелось быть знакомым с такими людьми, как он, Шестернев, Виктор Васильевич Тихонов. От таких дружеских бесед многое смог почерпнуть. Там-то Тарасов и сказал эту фразу.
– Но как быть, если жалко человека? – допытывался я. – Если видишь, что он не годится для больших дел, а убрать тяжело?
И Тарасов отвечал:
– Ну если жалко, тогда бросай сразу эту профессию.
Не скажу, что в своей работе полностью соответствовал его словам, но, конечно же, мне их нужно было услышать. Кого потом было жалко? Да всех, кто играл в составе, а потом уходил. Даже когда это был не ведущий игрок…
Вспоминается тот год, когда мы выиграли с «Пресней» вторую лигу. Задачи и возможностей выйти в первую у нас не было, поэтому мы так и остались во второй. Потом победили в Кубке РСФСР, он тогда разыгрывался среди российских клубов первой и второй лиг. Мне повезло, что удалось собрать такую хорошую команду. Это незаменимый опыт.
Дай бог здоровья и удачи тем тренерам, которые только закончили играть и сразу хотят тренировать команду высшей лиги. Для меня эти годы в «Красной Пресне» имели огромное значение. И как игрок, и как тренер я прошел все ступеньки – вторая лига, первая, высшая и сборная команда! Может быть, у кого-то есть талант, чтобы сразу после завершения карьеры идти тренировать «Манчестер Сити». У меня такого таланта не было.
Начиная с «Красной Пресни» и на протяжении всей своей тренерской карьеры, всегда придерживался главного принципа: побеждать – играя в футбол! Конечно, очень сильно переживал какие-то неудачи. Но всегда говорил себе, что это не вопрос жизни и смерти. Это не война, а игра! И не надо, чтобы футболисты умирали на поле. В старости умирайте, когда вам по сто лет будет, а сейчас – играйте! Да, от