– Решаешь ты. Это твоя жизнь, твоя карьера, твое будущее. Ты не глупее меня, и если считаешь, что это правильно – пожелаем тебе только самого доброго. И всегда ждем обратно. А пока – что нам остается? – будем строить немножко новую команду, без тебя.
И таких команд в «Спартаке» фактически заново пришлось строить немало – в девяностых годах, в отличие от нынешних, ребята-то уезжали один за другим…
Сделаем небольшое отступление, вернемся на тридцать лет назад. На рубеже 1992–1993 годов Романцев в нескольких интервью – для газеты «Футбол-Экспресс» и еженедельника «Футбольный курьер» – много рассказывал мне о строительстве им разных команд «Спартака» в конце восьмидесятых – начале девяностых. И здесь уместно привести отрывки из этих бесед.
Летом 1991-го мне стало безумно жалко. Жалко себя, жалко команду, жалко страну, разом потерявшую такую редкую плеяду талантов – Шалимова, Кулькова и Шмарова. Но я понимал: нужно наступить на горло собственной песне. Не имел никакого морального права их здесь удерживать. Тем более Шалимова – ведь его будущий итальянский взлет я каким-то шестым чувством предугадывал.
Игорь меня всегда поражал редкой для футболиста рассудительностью и способностью к самоанализу. Вообще, на моей памяти было всего двое уникальных людей, с которыми легко работать любому тренеру. Это Сергей Родионов и Игорь Шалимов. В Игоре все скроено так, что не может не нравиться. Его обаятельная улыбка, доброта и открытость характера, чувство юмора способны обезоружить даже самого злого и угрюмого человека. Его бесконфликтность совсем не есть бесхарактерность. Не подумайте, что он размазня, «вареник». Просто он предпочитает выходить из сложных ситуаций не ругаясь и не конфликтуя[8].
Я человек сдержанный и часто, по достоинству оценивая чье-то чувство юмора, прекрасно понимаю шутку, но внешне на нее не реагирую. Но однажды и я не выдержал. Играют ребята двухсторонку, и Шалимов из выгодного положения бьет с лета метров эдак на пять выше ворот. Другой бы разозлился, плюнул на газон, схватился за голову. А этот, потупившись, знай себя подначивает:
– Ничего себе, Игорек, чем же это ты вчера вечером занимался?..
Я не вытерпел, расхохотался. Такая самокритика идет человеку на пользу гораздо лучше всяких тренерских нагоняев.
Когда я только принял «Спартак», Шалимов на предсезонном турнире в Индии сломал ногу. Тут-то и пришло понимание, ЧТО такое этот Шалимов. Как говорится, нет худа без добра – этот перелом стал проверкой характера Игоря. И я был просто восхищен, насколько быстро он «расправился» с тяжелой травмой, насколько самозабвенно тренировался, пытаясь наверстать упущенное. Ко всем своим человеческим качествам он еще и фанатик футбола. Да к тому же редкостно одаренный фанатик.
Два чемпионских «Спартака» – 1989 и 1992 годов – очень разные. Состав 1989 года играл, может быть, более зрелищно, но был легковесным. Команда же 1992-го оказалась более приспособлена к европейскому футболу: солидной, надежной, особенно в плане результата. К вязи комбинаций прибавилась мужская мощь, к умению переиграть – умение подавить. И это нередко помогало нам выигрывать.
Зимой 1992 года пришлось собирать фактически новую команду. К списку уехавших за рубеж предыдущим летом Позднякову, Базулеву, Кулькову, Шалимову и Шмарову после сезона добавились Мостовой, Мох, Перепаденко и Черенков. Понимал ли я, на какой риск шел, приобретая целую группу футболистов, игравших ведущие роли в своих клубах, но привыкших к совершенно другому футболу? Еще бы не понимал!
Посещали меня и страхи, и сомнения. Но внутренне подготовился к критике, и весной меня совершенно не беспокоили сыпавшиеся со всех сторон обвинения в бесперспективности выбранного пути. В апреле-мае меня «долбали»: игру, игру давай! Но требовать игры от команды, собравшейся месяц назад, все равно что потребовать рожать от женщины на четвертом-пятом месяце беременности. И «родить» мы долго не могли.
А на том, что даже в это время результат был, сказывался подбор игроков. Некоторые, тот же Ледяхов, могли в одиночку решить исход матча. Солировал засверкавший в одночасье в финале Кубка СССР-СНГ юный Володя Бесчастных, сделавший дубль[9]. Но команды-то еще не было – вот и осечки случались. Например, темным пятном остались в памяти блеклые, мягко говоря, ничьи с «Торпедо» и «Асмаралом».
Однако постепенно команда выкристаллизовывалась. Не подошел Касумов, который, как выяснилось, не умел конкурировать. Видя, что на его место в основе не без оснований претендуют Бесчастных и Радченко, он махнул рукой и отпросился в «Динамо». При этом он не может сказать, что мы ему не давали возможностей себя проявить. Но те же возможности Владимир и Дмитрий использовали лучше. Вообще считаю, что они сильнее, полезнее Касумова, сколько бы он там в «Динамо» ни забивал. Во всяком случае, ждать и терпеть – то, что должен уметь каждый футболист, – Вели был не готов.
У Кахабера Цхададзе место в составе как раз было твердое. Но он считал себя столпом команды, без которого все рухнет, и когда однажды из-за опоздания на сборы не был поставлен на игру, психанул, втихаря собрал вещи и уехал. Я ему мешать не стал: не хочет играть – не надо. Еще трое – Петров, Бушманов и Каратаев – были отчислены на общем собрании команды за нарушения режима.
Весь этот отсев, несомненно, помог. Обстановка в команде стала спокойнее, уравновешеннее. Намного меньше мне пришлось сталкиваться с апломбом, гонором, непомерными запросами. Ребята притерлись друг к другу, сплотились, собственное «я» для каждого отошло на второй план. Реализовалась моя цель: и я им внушил, и они сами почувствовали, что играть на команду куда интереснее, чем на себя, и перспективы роста коллектива гораздо выше, чем собственной персоны. То, что планы сбываются, почувствовал к финальному турниру чемпионата России. Но то, что работаю не вхолостую, понял уже после убедительных и красивых побед во втором круге, «предвариловке», над теми же «Торпедо» и «Асмаралом», которых мы не смогли обыграть в первом.
Было бы большой ошибкой думать, что всех наших новобранцев мы «поймали на удочку» случайно, нахватали тех, кого могли. Просто распался Союз, и мы сделали то, что не получалось раньше. Почти каждого я уже приглашал до того в «Спартак». Кроме Онопко.
Возьмем, например, Ледяхова. Приметил я его еще в начале 1990 года, когда, играя в «Днепре», Игорь сольным проходом за пару минут до конца матча увел у нас победу. Тогда впервые и предложил ему перейти в «Спартак» – причем на место последнего защитника, на котором он играл в Днепропетровске. Но он был связан контрактом. Через год с тренером Колтуном и тремя одноклубниками он перешел в «Ротор». И сказал мне по телефону:
– Простите, Олег Иванович, я не могу подвести ребят.
Я уважаю хозяев своего слова и решил подождать. По окончании сезона‑91 Колтун уехал на Украину, и Игорь вскоре оказался у нас.
Но на его позиции уже был Андрей Чернышов. Тогда я решил попробовать Ледяхова опорным полузащитником. Он быстро адаптировался в команде благодаря своей гибкости (и в прямом, и в переносном смысле), но чувствовалось: чего-то ему не хватает. И в середине сезона я поменял его местами с Андреем Пятницким. Игорь стал больше действовать на острие, а Андрей – из глубины. И вдруг – на тебе! – в средней линии, до того буксовавшей, сразу стройность появилась.
Пятницкому адаптация далась труднее всех. В Ташкенте ведь на него вся команда играла, почти вся организация игры на нем «висела». А здесь, где рядом такие же организаторы, его желание делать на поле часто оборачивалось передержками мяча. Другие, следовательно, переставали «под него» открываться, и мяч у Андрея соперники отнимали. Переживал он страшно. Но злился не на тренеров и партнеров, а только на одного-единственного человека – на себя. И вот результат – великолепная игра во второй половине сезона. А я, кстати, верил в него и в самые тяжелые дни – еще увидев Андрея несколько лет назад в ЦСКА, считал его одним из потенциально сильнейших игроков страны.
Называйте это как угодно – чутьем, наитием, фартом. Вижу парня – и по одному движению угадываю, что «наш». Как-то раз я совершенно случайно, гуляя неподалеку от дома, забрел на стадион «Локомотив». И играла там наша юношеская сборная с каким-то слабеньким соперником. Вели 2:0. Во втором тайме на поле вышел нападающий с какими-то не очень футбольными движениями, даже не очень футбольной «физикой». И вдруг вижу: находясь в штрафной площади спиной к воротам, парень получает сильный пас. Он не попытался ни обработать, ни отдать, а решил как-то резко развернуться и с ходу ударить. Мяч у него, правда, выбили, но меня поразила нацеленность парня на ворота. Навел справки. Оказалось, Дима Радченко из Ленинграда. Послал я в Питер людей, они с ним поговорили и обнаружили заинтересованность. Вот так, казалось бы, случайно, получили мы будущую звезду, считаю, европейского класса. А как не европейского, если он дубль на «Сантьяго Бернабеу» в ворота «Реала» делал, и главное – играл стабильно.
Витю Онопко разглядел в матче против нас в Донецке. 0:0 тогда сыграли, и Витя один весь фронт атаки нам перекрыл. Он запомнился, но приглашения ему не делали. Когда речь зашла о разделении союзного чемпионата, я связался с Онопко. Помог мне и тесть Вити – мой старый друг-соперник Виктор Звягинцев. Он убедил зятя сделать правильный выбор. За что мы все должны быть ему безмерно благодарны. Как правильнее охарактеризовать его позицию на поле? Он – волнорез. Об него разбиваются накатывающиеся волны атак соперника, и тут же начинается «отлив» – в роли зачинателя комбинаций Онопко мало равных.
Онопко, Пятницкий и Ледяхов – это стержень той спартаковской игры. У них в центре, я бы сказал, была творческая взаимозаменяемость. Онопко своей мощью и надежностью компенсировал оборонительные пробелы Пятницкого и Ледяхова, а те, в свою очередь, отрабатывали в атаке за себя и за Витю.