В Кострому же у меня два «захода» было. Когда играл в тамошнем «Спартаке» первый раз, меня призвали в армию, и в 1967-м я служил практически на китайской границе. Это потом уже на меня вызов из Смоленска поступит – и именно там женюсь, сын родится, друзья появятся… Но в Кострому однажды все-таки вернулся – к Кавазашвили. И вот тогда уже начал проникаться спартаковской идеей. А окончательно это произошло в Москве – и тоже, что парадоксально, когда «Спартаком» руководил Бесков, изначально динамовец…
В 1977-м я, правда, уехал из команды, был такой эпизод. Вернулись из Ташкента, и пошли слухи, что кому-то из ребят дали квартиру, а Ярцеву – нет, хотя я стоял на очереди раньше. Вначале после каждой игры уезжал к семье в Кострому, а потом Бесков мне первому разрешил жить в Тарасовке с семьей. Но когда случилась эта ситуация с квартирой, посчитал, что свое дело сделал – и на попутном грузовике укатил в Кострому. Константин Иванович мне быстро позвонил. Разговор был секундный:
– Жду тебя. А если не приедешь, то с большим футболом попрощаешься.
Я понял, что это не шутки. Бесков пригласил меня к себе домой на Маяковку. Надо отдать должное Валерии Николаевне, она как настоящий дипломат беседой «рулила». Знаете, с чего Константин Иванович начал?
– Лера, ну налей ему, он с футболом все равно закончил!
И снова ко мне:
– Ты коньяк будешь?
– Я водку пью!
Так и посидели за «рюмкой чая», и я вернулся в Тарасовку.
Однажды это «я водку пью» меня, кстати, спасло. Опять кто-то Бескову «наклепал», что мы пили, он вызвал.
– Что вы там разливаете коньяк в пельменной?
– Да кто вам это сказал? – возмутился я. – Вы же знаете, я коньяк не употребляю!
– Да, я тоже подумал – ты же водку пьешь…
А квартиру мне в итоге дали. В Сокольниках, где я и мечтал жить. До сих пор люблю этот район. Даже когда в «Локомотиве» предлагали переехать в Крылатское, отказался.
«Спартак» в первой лиге – это был невиданный ажиотаж! В каждом городе, куда мы приезжали играть. Всегда полные стадионы, игры «от ножа» – всем хотелось внести в историю своего клуба победу над самим «Спартаком». В результате первый круг мы закончили на шестом или седьмом месте. Как-то даже встал вопрос о снятии Бескова – «Спартак» же всегда был объектом большого внимания руководителей.
И тут между первым и вторым кругом Константин Иванович вывозит нас в Италию. Мы десять дней, проведя в первый и последний из них контрольные матчи, упорнейшим образом тренировались. И там к нам приходит игра, взаимопонимание, которому потом все удивлялись. Уехали на Апеннины одной командой, вернулись – другой.
Ну и появление новичков сказалось. Мне стало намного легче играть, когда из «Динамо» пришел Юрий Гаврилов. У нас сразу образовалась связка. Мы с полуслова поняли друг друга – бывает же так! Десятилетия спустя, не играя вместе несколько лет, выйдем на поле в команде ветеранов – и пусть скорости будут не те, но понимание, куда я побегу и куда он отдаст, осталось на интуитивном уровне. Наверное, мы как футболисты созданы были друг для друга.
Тогда же, во втором круге, пришли и Романцев, и Шавло. Появление многих было делом случая. Взять Шавло. Будучи на сборах, мы поехали на центральный стадион Сочи смотреть матч киевского «Динамо» с «Зенитом». Пошел проливной дождь, и тренеры команд, большие друзья, Лобановский с Морозовым, решили от спарринга отказаться. Вместо них на поле вышли дубль «Зенита» и подвернувшаяся под руку рижская «Даугава».
А мы, коль скоро уже приехали на стадион, остались и смотрели. И вот по грязи, в которой копошились команды, на этом черном фоне резко выделялся блондин из «Даугавы», который делал огромный объем работы и при этом играл здорово.
Константин Иванович смотрел-смотрел на него, потом повернулся к Старостину и спросил:
– Николай Петрович, а в каких мы отношениях с «Даугавой»?
Я сразу понял, что «Спартак» получит очередного новичка. И, увидев вечером в гостинице Сергея, ничуть не удивился. Но ведь, если бы играли Киев и основной состав «Зенита», Бесков бы его просто не увидел!
Романцев уехал из команды в 1976-м, но Иван Варламов, видимо, все время напоминал ему об интересе «Спартака» и Олег вернулся. Приехал, встал на место левого защитника и уже не отдавал его никому.
Потихонечку отшелушивалось то, что не нравилось Бескову. Пусть это и прозвучит пафосно, но с каждым месяцем мы все больше становились сторонниками его футбольной идеи. И когда теоретические занятия в первой лиге начинались с тезиса, что наш основной соперник – киевское «Динамо», все уже действительно этого ждали. Хотя вначале слушали его и думали: где Киев, а где мы? Состав киевлян все наизусть знали, а наш… Но если в первом круге никто даже не верил, что мы выйдем в высшую лигу, то в круге втором в этом сомнений уже не было.
Случаи, когда в каком-то провинциальном аэропорту в ожидании самолета в десять-одиннадцать вечера Бесков устраивал теоретические занятия, нас не удивляли. Операторы всегда готовы были подключить технику – и показывать, показывать. Тактики было не много, а очень много. В результате вскоре мы уже знали наизусть маневры друг друга.
Полностью это ощущение закрепится уже в 1979, 1980 годах, но уже второй круг 1977-го мы провели на ура. И народ на нас как пошел! Сидим на сборах в Тарасовке, Бесков говорит:
– Сегодня играют «Локомотив» и тбилисское «Динамо». Поехали, посмотрим.
Приезжаем – а в Черкизове от силы две тысячи на трибунах. Почти не подстриженное поле – и вид все это производит настолько заброшенный, да и сам футбол такой, что после первого тайма Бесков говорит:
– Хватит, возвращаемся в Тарасовку.
А на следующий день мы на том же «Локомотиве» («Лужники» закрылись на предолимпийский ремонт) играем с «Колхозчи» из Ашхабада. И уже, подъезжая к стадиону, видим, какой царит праздник! Толпы народа такие, что с поля не было видно лестничных проходов. Забиты были не только скамейки – кресел-то пластиковых и в помине не было, – но и ступеньки. И директор стадиона – «Локомотива»! – во время матчей своей же команды говорил: «Да нет, у меня не сегодня футбол. У меня главный футбол – завтра!»
Доводилось читать, что вернуться в высшую лигу нам помогли судьи. Но мы играли в атакующий футбол, и если говорить о какой-то судейской снисходительности по отношению к «Спартаку», то скажу и другое: не было назначено столько пенальти в нашу пользу, что впору было удивляться. А решающие матчи, которые мы выигрывали – в Ташкенте, в Москве у минского «Динамо», 3:0? Что, нам давали в них незаслуженные пенальти или не засчитывали чистые мячи соперников?
Игра у нас уже появилась – вот в чем дело. К концу сезона только одно-два места в составе были под вопросом. Выкристаллизовался стартовый состав. При этом не согласен с теми, кто говорит: мол, Бесков в 1977 году построил новую команду. Неправда! В «Спартаке» оставались такие игроки, как Прохоров, Ловчев, Кокорев, Самохин, Букиевские, Гладилин, Булгаков, Сидоров. И в том сезоне они еще во многом определяли его игру.
А те, кто пришел, включая меня, удачно вписались. Костяк мы начали составлять позже – с 1978-го, когда заиграл еще и Дасаев. И нельзя забывать о людях, которые сыграли немаловажную роль в становлении того «Спартака» – к примеру, Витя Ноздрин, Саша Сорокин. Их сейчас редко вспоминают, но каждый из них внес в рост команды немалую лепту.
Сейчас о том времени пишут многое, и с тем же Ловчевым я во многом не согласен. Когда он дает негативную характеристику Бескову – это его субъективная оценка. У них были свои отношения. Ну для тебя он не учитель, а для многих из нас – не просто учитель и наставник, а человек, который дал дорогу в большой футбол!
Позицию Ловчева я в то же время понимал. И скандал, который произошел в 1978-м вокруг его ухода, не принес радости ни самому Евгению, ни команде. Помню, как в 1979-м, когда «Динамо» обыграло в Кубке «Спартак» 3:0, Ловчев подбежал к лавочке показывать всякие жесты… Стоп, дальше об этом не буду. А то мне говорят: когда, мол, книгу напишешь? Отвечаю, что никогда, ведь если напишу, то скажу правду, а это не всегда и не всем приятно.
Конечно, характер у Бескова был не сахар. И если во времена Симоняна со Старостиным ввиду их дипломатии расставания с игроками проходили гладко, то у Константина Ивановича разрывы становились неожиданными и происходили по ходу сезона. Иногда было и непонятно, за что. Могу массу примеров привести – да с тем же Ловчевым можно было найти компромисс, и Женька бы остался. Он был лидером команды, фигурой, авторитетом. Да, своеобразный человек, но главное – нельзя было сказать, что Ловчев в игре уходил от борьбы. И он вовсе не «пошел с базара», даже разговоров таких не могло быть! Он был в порядке! Уверен, что Никита Палыч с Николаем Петровичем – а ведь у них с Ловчевым тоже были конфликты! – нашли бы с ним взаимопонимание.
Константин Иванович же четкую границу провел: нет – и всё! Так потом было и со мной, с Хидиятуллиным (у того, правда, другая история, он сам в ЦСКА ушел), Романцевым, Шавло, Гавриловым… Как только тренер решал, что игрок «не тянет» – его освобождали из команды. А те же Шавло с Сочновым потом в «Торпедо» доказывали, как умеют играть, Гаврилов до сорока лет на поле выходил… Вообще, если наше поколение взять, то никто не ушел нормально, все покинули «Спартак» с какой-то обидой. Правда, в отличие от сегодняшних игроков, никто не бросал в адрес команды публичные обвинения.
Даже когда ты как бы находился у Бескова в любимчиках, иногда было очень некомфортно, а уж когда он положил на тебя «черный глаз» – тут уж совсем невмоготу. Я в полной мере испытал на себе и то, и другое. В 1980-м, на первом собрании после проигранной московской Олимпиады, он сказал, что виноваты те, кто не попал в олимпийскую команду.
– В чем же наша вина? – спросил я.
– Вы не составили достойную конкуренцию, – отрубил Бесков.