Потом начали говорить, что торпедовцы отдали нам ту игру. Какая глупость! Да «Торпедо» для нас всегда одним из самых принципиальных соперников было! Из-за него, проигравшего «Арарату», «Спартак» вылетел в 1976-м. И сколько лет мы вообще не могли у торпедовцев выиграть! Даже в чемпионском 1979-м проиграли им в Лужниках.
Матчи между московскими командами всегда были «от ножа». В тот раз – особенно. Даже думаю, что «Алания» могла торпедовцев простимулировать. Это был матч на жилах, и выиграли мы на духовитости, которая той команде была присуща. И у «Зенита», и в золотом матче у «Алании» – тоже.
Вокруг «Спартака» всегда накручивают нелепые слухи, и обидно было слышать, что Березовский в игре с «Зенитом» пропустил не просто так. Хорошо, а когда Крамаренко в золотом матче пропустил от Тихонова точно такой же мяч – тоже специально? Уж «Зенит»-то если и был «заряжен», то точно не нами.
Потом говорили, что якобы Павел Садырин был разгневан игрой своей команды, – а мы после матча вышли на беговую дорожку «Петровского» и очень тепло с ним пообщались. У нас с ним вообще были прекрасные отношения. Возможно, Павел Федорович и имел на «Спартак» зуб по истории со сборной в 1993-м, но мне никогда претензий в связи с этим не высказывал. И я, в свою очередь, видел в нем очень большого тренера, а в прошлом – игрока.
А перед золотым матчем против «Алании» нас благословил батюшка, который специально приехал к нам в гостиницу «Прибалтийская». Мне очень уж много не надо было говорить. Мы знали игру «Алании», футболистов, а они знали нас. То, что основная угроза у соперника исходила от Тетрадзе, было как дважды два.
В том году мы с ними вообще играли успешно. Мало того, что владикавказцы на своем поле ушли от поражения на последней секунде, так дома мы их обыграли с крупным счетом! Добавим победу в Питере – и получается, в трех матчах «Спартак» взял семь очков, а «Алания» – одно. Какие могут быть вопросы?
Потом говорили: как, мол, Сулейманов в концовке промахнулся? Я несколько раз тот эпизод смотрел – ну не мог он забить! Когда Назим махнул ногой, мяч уже пролетел. А вот мы пропустили от Канищева нелепейший гол: один отвернулся, другой не подстраховал. Но это не было результатом преимущества «Алании».
Надо отдать должное Газзаеву. Он со своими помощниками пришел к нам в раздевалку и поздравил с победой. Они повели себя очень достойно. И вообще, у нас с Валерием дружеские отношения. И по телефону общаемся, и встречаемся.
Как трибуны за нас в том году болели! Люди так эту молодежь поддерживали, что она никого не боялась. И я никогда не видел, чтобы кто-то из них скуксился. Не только игры, но и тренировки шли с очень высоким накалом. Иногда даже приходилось урезать занятие, чтобы у них сохранился такой запал.
А то, что многие из этих молодых ребят потом на таком уровне себя не проявили… Скорее всего, этот успех с первого захода для них оказался до такой степени неожиданным, что где-то и повредил. Те, кто воспринял все правильно – Тихонов, Аленичев, Титов, – играли за «Спартак» долгие годы и приносили ему спортивную славу. Кечинову травма помешала. Ширко тоже здорово себя проявил – помните три его гола «Аяксу» весной 1998-го? В нашей команде 1996 года была такая же обстановка, в которой я сам когда-то играл за «Спартак» и которая мне так нравилась. Все были молоды и честолюбивы, все очень хотели играть в этой команде.
Эмоции после золота 1979-го, когда я был игроком, и 1996-го, тренерские, были одинаковыми. Эти две ситуации объединяет еще и то, что оба раза мы вернули золото в Москву, и этому уделялось много внимания.
Но пути игрока и тренера – различны. Футболист отвечает только за себя, тренер – за всё и всех. Мы сразу после матча летели домой на чартере, и по идее надо было заехать куда-то – но какое там! Голова на части раскалывалась. Отпраздновали в самолете и приехали с Олегом Ивановичем ко мне домой. Там нас уже ждали жены и дети.
Отметили – а затем я для внешнего мира пропал на два дня. Не потому что в загул отправился. Просто отлеживался дома. Жена отвечала – он, дескать, там-то и там-то, а в действительности отходил от стресса. Было полное опустошение.
Не считаю ошибкой свой уход в «Динамо». И Романцев опять же не обиделся, потому что был в курсе дела. Как всегда, у нас до принятия решения состоялся разговор. Я сказал, что пойду, в чем он и не сомневался. И когда на следующий год Олега Ивановича спросили, кто их главный конкурент, он ответил: «Динамо».
Назад я потом не хотел возвращаться, потому что на моем месте уже люди работали. Но с Романцевым очень часто встречались, и никакого охлаждения, как некоторые полагают, между нами не наступило.
Удивительная вещь. С большим уважением отношусь к бывшему президенту «Динамо» Николаю Толстых. Когда мы не работаем вместе, то находимся в прекрасных отношениях. Но как только стал с ним работать – началось сумасшедшее давление. И как про Бескова говорили в «Спартаке», так и про меня в «Динамо»: «Да нет, он с этими своими спартаковскими замашками…» Я отвечал: «А чем плох ”Спартак“-то?» Раз он – многократный чемпион страны, то это правильный путь! А вот вы неправильно идете. У вас неправильные режим, питание, отдых, и это надо изменить. Но услышан не был.
После «Динамо» у меня был перерыв, и, скорее всего, тогда я не согласился бы вернуться в «Спартак», даже если бы получил предложение. Не понимаю тренеров, которые по две-три команды за сезон меняют. Ведь уход из любого клуба всегда сопряжен с переживаниями и разочарованиями. Готовишь ребят, вкладываешь в них душу – и вдруг через два месяца как ни в чем не бывало принимаешь другой коллектив? И все подводится под общий знаменатель: «Не могу без работы». Да нет уж! Лучше побуду без работы, нежели в выхолощенном состоянии снова в нее окунусь.
И после «Динамо», и после «Ротора» у меня было чувство большого разочарования. «Ротор»-то начинал так, что фурор был – шли на 3-м, 4-м месте. Но когда у тебя важнейший этап, а тут вдруг продают Веретенникова… После таких вещей эмоций на что-либо, кроме отдыха, игры за ветеранов, просто бега по лесу, не оставалось. Притом что во время работы в Волгограде поступило предложение от одного из ведущих московских клубов.
В «Спартак», повторяю, я не просился, поскольку у Романцева имелся штаб, да и желания вернуться как такового не было. Но и он меня не звал. Не исключаю и такого, как в ситуации с Тихоновым, о которой он рассказывал, – может, помощники Олегу Ивановичу что-то про меня наговорили. Мы с ним часто встречались, и из моих уст никогда не звучала просьба взять меня назад. Думаю, если бы обратился – он бы взял.
Вернувшись в Москву, я назвал Романцеву пять футболистов «Ротора», которые могли бы усилить «Спартак»: Павлюченко, Алдонин, Трифонов – трое. Плюс Беркетов; самый талантливый игрок, который был в Волгограде, но, к сожалению, его избаловали, и он реализовал свой потенциал процентов на шестьдесят. А также Миша Мысин, который очень нравился Олегу Ивановичу. Но в итоге один Павлюченко, и то не сразу, перешел в «Спартак» и нашел в нем свою команду.
Я не удивлен тому, что Романцев отошел от самостоятельной тренерской деятельности. После «Спартака» у Олега Ивановича были и Раменское, и «Динамо». Но в других клубах он не приживается. Ну спартаковец он душой, и все, что не так, как было в «Спартаке», ему не по душе! И о себе то же самое скажу.
Многие руководители клубов не понимают, как вести футбольное дело. А изменить ситуацию было не в силах Олега Ивановича. Как в том же «Динамо» в период нашествия португальцев, которые вели себя вызывающе, что для характера Романцева неприемлемо. Поэтому там не было больших успехов.
В 2003 году, вскоре после ухода Романцева из «Спартака», Андрей Червиченко сделал мне предложение стать спортивным директором и курировать штаб Андрея Чернышова. Но я не был готов к подобной деятельности. Хотя не считаю, что отношение к Червиченко должно быть таким однозначно плохим, как его кое-кто воспринимает. Андрей многое сделал для «Спартака». К сожалению, результаты тогда были никакими и скандалов очень много. Это, наверное, и сказалось.
Будь я в «Спартаке», истории с бромантаном, скорее всего, не произошло бы. Спортивный директор клуба обязан следить за всеми делами в команде, хотя любой тренер берет того доктора, который будет выполнять его указания. И виновным в случившемся считаю весь тренерский штаб, который не мог не знать о происходящем. Ну не может врач команды делать без согласия главного тренера какие-то инъекции.
Не вижу здесь вины Червиченко. И не зря он сразу убрал «проколовшихся» тренеров. Может, конечно, люди хотели как лучше, надеялись на «авось» – а не прошло. И вспоминаю, что то время было связано с большой тревогой.
«Спартаку» грозила большая дисквалификация. И, объективно говоря, он ее заслуживал. Думаю, не окажись тогда во главе сборной спартаковцев – Ярцева, Дасаева, Симоняна, – она и могла бы состояться. Но надо отдать должное Колоскову, который понял и «разрулил» ситуацию. А я сразу сказал ему, что если все выплывет наружу, то ни одного дня больше не буду оставаться тренером сборной. Потому что не хочу, даже невольно, оказаться палачом «Спартака».
Из тренеров, которые возглавляли команду после Романцева, ближе всех к спартаковскому пониманию футбола считаю Федотова. Владимир Григорьевич был зятем Бескова, знал и понимал его игру, работал под его началом.
Нет смысла говорить о безоговорочном соблюдении традиций, когда в любой из команд – будь то «Спартак», ЦСКА или «Локомотив» – пять-шесть легионеров, играющих ключевые роли. Они не знают о традициях клуба, не помнят о предшественниках… Впрочем, что в этом смысле можно от легионеров требовать?
А болельщики? Чего-то я вообще не понимаю. Во время, когда играл и тренировал, могли ли они прийти на матч и в знак протеста против нашей игры повернуться спиной к футбольному полю? Подумал бы – они что, совсем с ума сошли? Ну не ходи тогда – ведь болельщик может свой протест выразить в том, что просто не придет на трибуны. А Бесков и Старостин все время говорили: «Любовь болельщиков – это наполненность трибун».