В том эпизоде удалили Онопко. А потом оказалось, что верховую борьбу с Чернятински вел Иванов. Уже это говорило о том, что судьи ничего не видели. Так хотелось выручить – но не удалось. Мяч влетел в правый от меня угол. Деревенский стадион, раздевалка два на два метра, запасные игроки даже выходили, чтобы не мешать пере-одеваться… Вот при таких обстоятельствах мы проиграли.
Такого шанса выйти в финал еврокубка у нас и раньше не было, и долго еще может не быть. Полуфинал – и «Антверпен»! Но не каждый день и попадается на пути такой негодяй, как тот судья. Романцев в раздевалке ничего не говорил. Бывают минуты, когда слова излишни.
Не верьте тем, кто говорит, будто мы бельгийцев недооценили и толком к ним не готовились. Притом что информация о соперниках в те времена была минимальна, Олег Иванович рассказал мне о привычке одного из соперников – Ленхоффа. Он предупредил, что у того очень резкий сверхдальний удар, и следует он в тех случаях, когда полузащитник делает такой обиженный жест – мол, ему штрафной пробить не дали. И тут же с очень небольшим замахом хлестко бьет. Если бы мне Романцев это не сказал – точно бы пропустил, когда Ленхофф мне метров с тридцати восьми низом ударил! Еле дотянулся. Тренер мне всегда доверял, знал, что готовлюсь тщательно. Но тут подсказал – и не зря. Так что соперника он изучал, и еще как.
Очень горжусь тремя призами журнала «Огонек» лучшему вратарю страны, которые получил в 1989-м, 1990-м и 1992-м. Три одинаковые вазы – но ни одной из них не пожертвую.
Приз «Огонька» – это было больше, чем просто признание лучшим голкипером или материальная премия. Мы жили в другое время, и от этой награды моральное удовлетворение было такое, что никаких премиальных не надо было. Тем более что приз вручал сам Виталий Коротич, знаменитый главный редактор «Огонька».
Помню даже, во что был одет. Значит, для меня это было важно. Кто-то из молодых прочитает и не поймет, о чем говорю. Кстати, когда сегодня общаюсь с футболистами нового поколения, не рассказываю им о том, что раньше было. Все равно не найду понимания. Другая страна, другая жизнь.
Саша Прудников где-то говорил, что Черчесов ему не позволял смеяться. Ну так потом ему давали смеяться. В дубле. И смеялись – над ним. Потому что с футболиста надо требовать. Есть задачи, которые тренер должен ставить перед игроком. И когда тот к решению этих задач не готов – прости, друг, тут не до смеха.
Не до смеха было и Романцеву, когда после 1989-го основные игроки за границу начали уезжать. Бубнов, Черенков, Родионов, Кузнецов… Ведущие роли должны были взять на себя молодые – Мостовой, Шалимов, Шмаров, Кульков. Саша Мостовой ко мне в номер переехал, «курс молодого бойца» проходить.
Со мной в номере, говорит, пожестче был режим, чем с Дасаевым. Объясняю. Распорядок дня в номере не вывешивал, боже упаси. Но если у меня бутсы чистые, лежат аккуратно, постель застелена, все убрано, книжки как следует расставлены – тут уж сосед, каким бы неряхой ни был, начинает у себя менять что-то сам. Безо всякого понукания. Ему-то кажется, что это я сказал бутсы почистить – а ничего подобного! И после обеда он автоматически начинает ложиться спать, глядя на меня. Это называется – личный пример как метод воспитания.
И с Русланом Нигматуллиным в 1995-м именно так старался общаться. Он же, еще будучи ребенком, мне в «Спартак» письма писал. Причем много. Жена их коллекционировала, и когда Нигматуллин оказался в команде, сказала:
– Когда-то парень тебе письма отправлял – а теперь сам в «Спартаке» играет.
Очень талантливый человек, что, кстати, он и на новом поприще доказывает. Когда я тренировал «Тироль», а Руслан был не у дел, разговаривал с ним о переходе. Говорил, чтобы приезжал туда, где его по сумасшедшему матчу «Тироль» – «Локомотив» никогда не забудут. Советовал полгодика поиграть у меня, чтобы прийти в себя после итальянских злоключений, а потом вернуться. Но он, кажется, в «Терек» перешел. Выслушал меня, но не услышал. Однако всегда рад его видеть.
А Мостовой после отъезда Федора, поняв, что от него теперь ждут совсем другого, резко прибавил. Может, он удивится, прочитав следующие слова, но Саша для меня – гений. Многие его ругали. Мы с ним, конечно, совершенно разные. В сборной всем выдают одинаковые костюмы, а он обязательно что-то свое ввернет. Или ремень, или туфли, но не может такого быть, чтобы Мостовой был одет точно так же, как все! Однако о его осуждении с моей стороны и речи не шло. У человека должно быть что-то свое. И если это отбираешь, то совершаешь насилие над личностью.
Кто-то писал, что, став главным тренером, я отказался от спортивного директора. На то время – да, поскольку сам только что этим занимался и владел темой. Однако через год уже хотелось получить в клуб спортивного директора. И обдумывал кандидатуры именно спартаковцев. Одним из них был Мостовой. Но до конца сезона 2008 года мне доработать не дали…
Говорят: «При Черчесове бывших спартаковцев в штабе не было». Позвольте! А при ком в клуб пришли Ледяхов, Попов, Стауче? Они что – не спартаковцы? Вите Онопко в свое время предлагал дубль возглавить, но он взял время на размышление – и не сложилось.
Меня о многом спрашивают – почему, зачем? Хотят, чтобы разжевал. Но вы поймите, кто такой Черчесов. Не люблю объяснять, поскольку считаю, что каждое объяснение – это как оправдание. Возможно, не прав, и понимаю, что где-то это играет против меня. Но никого не обманываю, и если за что-то берусь, то знаю, что делаю. А когда кто-то меня не понимает, то никакие объяснения не помогут. И, будучи игроком, от тренеров их не требовал – как в случае с Романцевым в начале 1996-го.
Во время ЧМ-2002 в Японии пришла новость, что «Тироль» обанкротился и клуба больше нет. Прилетел в Инсбрук, неделю потренировался, а потом позвонили и сказали, что меня в Москве ждут. И Романцев мне звонил. Приехал, встретился с Червиченко, подписали бумажки.
Но это был, конечно, уже не 1995-й, когда летом, помимо меня, пришли Шмаров, Юран, Кульков – зубры, которые поиграли за границей в окружении других топ-футболистов и привнесли в «Спартак» мощь и солидность. Теперь у нас в Лиге чемпионов играли Данишевский, Сонин, Кудряшов, Торбинский. Против «Ливерпуля» и «Валенсии»! Как тут удивляться 19 ударам из штрафной? Злости не было, и даже после 0:5, как бы кощунственно это ни звучало, радовался, что такие молодые футболисты получили возможность сыграть в Лиге чемпионов, сделали первые шаги на таком уровне.
Да, после тех 0:5 на «Энфилд Роуд», пусть и в одиночестве, но подошел к трибуне спартаковских болельщиков и похлопал им. Потому что всегда их уважал и уважаю. А то, что они на меня за что-то обижаются – так это не потому, что не любят, а потому, что чего-то не знают. Если же им все объяснить – поймут. Но порой есть вещи, которые объяснить не можешь и не хочешь, поскольку это касается других людей. И лучше промолчать. Тогда же, в Ливерпуле, болельщики не были виноваты, что я пять раз не выручил. И чувствовал себя обязанным их поблагодарить.
Тот переход в «Спартак» на финише карьеры ошибкой не считаю. Потому что это мой родной клуб. О другой команде бы и не подумал. Когда у тебя в семье что-то случается и родной человек зовет – ты же не думаешь, чем это обернется, а идешь и помогаешь.
Четыре раза приходил в «Спартак» в роли игрока – в 1984-м, 1989-м, 1995-м и 2002-м. Дважды (если считать 1987-й) становился чемпионом СССР, дважды – чемпионом России, выигрывал последний Кубок СССР-СНГ, выходил в полуфиналы Кубка чемпионов и Кубка кубков, брал союзные и российские серебро и бронзу… Есть о чем вспомнить и чем гордиться. И, конечно, тренер Черчесов уровня Черчесова-игрока еще не достиг. Но сделаю все, чтобы добиться этого.
Часто говорят – мол, Черчесову нужен был тренерский трамплин в России, где бы он поработал до «Спартака» и набрался-де опыта. Но позвольте! Во-первых, пришел в клуб не сам по себе, а в то время, когда позвали. Во-вторых, мы завоевали в сезоне-2007 серебро. И когда меня увольняли, делили третье место с пятиочковым отставанием от лидера, «Рубина». Это, простите, не восьмое, которое команда заняла после того, как мне пришлось покинуть «Спартак».
В-третьих, неверно, что стал в «Спартаке» главным тренером, ранее нигде на этой должности не работая. Сначала в Австрии тренировал 12-летних, потом 14-летних, затем региональную лигу, потом вышли во вторую. И, наконец – «Тироль», высший дивизион. Прошел по всем ступенькам, пусть и не в России. Но где бы ни работал – это опыт, расставание со старыми игроками и приобретение новых, тренировки, подводка к составу молодых футболистов, требования руководства клуба и его жажда побед. На всех уровнях и во всех странах одно и то же!
Ни секунды не жалел о том, что пошел тренировать «Спартак». И не только тренировать. Пять раз приходил в эту команду – и ни разу не сомневался, что поступаю правильно. Только с азартом задавал себе вопрос: где она, твоя планочка, – вот здесь или можно еще подняться?
В жизни постоянно возникают ситуации, когда ты должен сделать выбор. В эти мгновения, конечно, думаешь. Нет человека, который решал бы все сразу. Но когда выбор уже сделан, места для сомнений оставаться не должно. Внутренняя цельность – вот что требуется. И ни один человек не скажет мне, что где-то и когда-то я выглядел растерянным и сомневающимся. А если бы так и было – опытные люди бы это заметили. Журналисты – проницательная братия, их на мякине не проведешь. Даже от Станиславского я бы ни разу не услышал: «Не верю!»
Но сначала меня пригласили в «Спартак» на роль спортивного директора. И мне очень неприятно слышать, что, дескать, Черчесов «подсидел» Федотова. Григорьич-то, Царствие ему Небесное, уже ничего по этому поводу не скажет…
Даже не помню, сколько раз тогда с Григорьичем разговаривал. Прилетел в Москву, когда меня пригласили в клуб. Встретился с ним, улетел. Потом специально ему позвонил – и он сказал, чтобы я приезжал, что я нужен ему.