Не могу сказать, что 3:0 дома с «Аяксом», в составе которого играли Эриксен, Вертонген, Блинд, Алдервейрелд, был одним из лучших матчей в моей карьере как главного тренера. Так игра сложилась. Амстердамцы проиграли первый матч дома, им надо было отыгрываться, и они действовали очень открыто, давали нам пространство. Не скажу, что мы показали что-то экстраординарное.
Самое большое наслаждение за все годы во главе «Спартака» мне доставило дерби с ЦСКА осенью 2013 года, когда мы выиграли 3:0. Не из-за счета. Порадовал футбол, в который мы играли. Третий гол в том матче мы забили после, по-моему, двадцати передач подряд. Комбаров подал, Паршивлюк забил. Один крайний защитник с паса другого.
А «Порту» на следующем этапе после «Аякса» был просто сильнее нас. Намного. Разговора с болельщиками после домашней игры уже и не помню[17]. Спрашивали – отвечал. Тебя слышат, когда ты говоришь с людьми в открытую, ничего не скрывая, без пафоса, на обычном языке. Так назовем… на русском.
Той же весной была еще одна игра, которая осталась в памяти – полуфинал Кубка России с ЦСКА. 3:3, проигрыш в серии пенальти. Но не вспоминаю о ней в том контексте, о котором говорили журналисты – что ближе всего тогда подошел к трофею. Даже если бы выиграли, в любом случае оставался бы финал, в котором тоже еще нужно было победить.
Для прессы трофей – более значимое событие, чем для меня, устал об этом говорить. Год может быть великолепным и без него. Допустим, занять в АПЛ четвертое место с «Тоттенхэмом» – более значимое достижение, чем в большинстве других стран выиграть чемпионство. Когда у тебя команда на голову сильнее всех – ну станешь ты чемпионом, и что? И это еще большой вопрос, что сложнее – спасти «Ростов» за десять туров или занять со «Спартаком» первое место.
Перед тем полуфиналом Кубка с ЦСКА первый раз подавал в отставку – в большей степени из-за результатов. Не держался за это место, не думал: «Буду сидеть, пока меня не уволят». Меня спокойно тогда могли убрать не только из тренеров, но и из клуба вообще. Решение все равно принимает президент.
Тогда и он отставку не принял, и игроки меня поддержали, в специальных футболках на полуфинал вышли. Но главное – сыграли так, что, даже несмотря на поражение по пенальти, захотелось продолжать работу.
Начинал в «Спартаке» совсем без тренерского опыта. Плохо ли это? В любом деле лучше с опытом. Но что было – то было. Да и будь у меня опыт, что – все время были бы первые места? Это не факт, не гарантия.
Если подходить к моей работе в «Спартаке» с точки зрения конкретного результата, то тогда, при сильной конкуренции, два вторых места за три сезона – это было более чем достойно. Даже четвертые места в тех условиях были значимым достижением. Как мы видим теперь.
В интервью Александру Дорскому говорил, что в начале тренерской карьеры в «Спартаке» хотел играть в подобие «тики-таки» Пепа Гвардиолы, но не совсем учитывал, что для такого футбола у нас нет, допустим, крайних защитников, классно работающих с мячом. Уточню: даже если бы не было примера «Барселоны», которая тогда доминировала в европейском футболе и выиграла две Лиги чемпионов за три года, «Спартак» в моем понимании исторически должен был играть в такой футбол. У любого другого российского клуба, можно так сказать, стилистических обязательств не было. Не могу вспомнить, какой стиль, например, был у ЦСКА, «Динамо», «Локомотива». А «Спартак» ассоциировался с определенным типом футбола.
С точки зрения философии игры – да, у Романцева был тот же футбол, что и у Гвардиолы: «Пока у нас мяч, нам не забьют». У обоих это не просто философия атаки короткими и средними передачами, но и тренировочный процесс, в котором восемьдесят процентов времени уделялось именно атаке и работе с мячом. В этом они похожи.
На своем последующем опыте убедился, что оборону поставить легче, чем атаку. Поэтому тренеры, которые идут путем наибольшего сопротивления и намного больше времени в работе уделяют построению атакующих действий, заслуживают особенного уважения.
А все остальное, конечно, поменялось – время-то тоже другое. В девяностых, когда тренировал Олег Иванович, играли с последним защитником, и это давно ушло в прошлое. Абсолютно другая интенсивность, расстояние между линиями. Раньше можно было принять мяч и две секунды подумать. Сейчас этого нет. И, конечно, индивидуальные тренерские «фишки» у обоих тренеров совершенно разные.
В декабре 2013 года, во время второго тренерского захода в «Спартак», я провел неделю у Гвардиолы в Мюнхене, видел тренировочный процесс. И убедился в том, что в моей идеальной команде хотел бы видеть именно такой футбол. Другое дело – могут ли игроки выполнять требования, которые необходимы при такой игре?
Та неделя дала понимание, как Пеп работает и какие в его распоряжении есть футболисты. Последнее, конечно, понятно и в играх, но тренировочный процесс – это несколько другой взгляд, он позволяет уяснить многие скрытые от всеобщего обозрения вещи. Даже не знаю, пошло мне как тренеру пребывание в «Баварии» в плюс или в минус. Может, даже и в минус. Потому что ты смотришь, как работает Гвардиола, думаешь, что будешь делать так же, – а с твоими игроками так же работать нельзя.
И дело тут, условно, не в том, есть ли у тебя в составе Марио Фернандес или он в другой команде. Один игрок такую задачу не решит. Да, чем выше он классом, тем тренеру проще. Но говорить нужно о подборе футболистов в команде в целом – и не только об их уровне, но и о том, в какой футбол они могут играть. Тот «Спартак» в футбол Гвардиолы (или хотя бы похожий) играть был не в состоянии. К сожалению.
Что же касается Романцева как консультанта, то речь в наших часовых разговорах за чашкой кофе после тренировок шла не о тактике, а прежде всего о психологии. О видении абсолютно всего – и команды, и тренировочного процесса. Одно дело – смотреть на это глазами игрока, другое – тренера. Понимать, что думает игрок в эту минуту, когда ты на бровке. Из каждой такой беседы я узнавал миллион деталей на эту тему. И лишний раз убеждался в том, что наш футбол потерял очень много из-за того, что Олег Иванович так рано ушел из профессии.
Акцент на психологии со стороны Романцева, кстати, меня абсолютно не удивил. Еще во время моей игровой карьеры у меня уже было понимание того, что главный тренер – это в первую очередь психолог. Кроме того, убеждался в этом и в Испании на примерах Хавьера Ируреты и особенно – Луиса Арагонеса. Причем у них были абсолютно разные подходы: для Ируреты существовали тринадцать-четырнадцать основных игроков, в которых он вкладывал себя без остатка, а других словно и не было. Арагонес же, наоборот, делал ставку на коллективизм, на то, чтобы скамейка была заодно с основой. И его видение мне ближе.
Уже после «Спартака» команды другого уровня, «Армавир» и «Мальорка», заставили меня по-другому посмотреть на тренерскую профессию, кое-что переосмыслить. Понять, что есть вещи, которые футболисты просто-напросто не в состоянии выполнить – даже если тебе они кажутся простыми. Это примерно то же самое, как учитель десятого класса не понимает, как можно не знать таблицу умножения. А учителю третьего класса это понятно.
Поэтому со временем стал доносить футболистам меньше информации и она сама стала проще. Взять, например, количество вариантов при розыгрыше стандартных положений. Больше трех-четырех игроки все равно запомнить не в состоянии. Этого я в начале тренерской карьеры не понимал.
Тем не менее не могу сказать, что тренировать топ-клуб и команду попроще – это разные профессии. В больших клубах у игроков выше эго, но в тренировочном процессе особой разницы нет. Цель в том, чтобы дать игроку то техническое или тактическое задание, которое он сможет выполнить. Классный футболист – не только тот, кто быстрее бежит и лучше работает с мячом. Это прежде всего мозг.
Работая в «Мальорке» и «Армавире», не готов был мириться с тем, что игрок не может отдать передачу на пять метров. И соответственно моя реакция на это была не такой, как сейчас, когда определенный опыт уже есть. Потому что сам, играя в «Спартаке», прибавил и вышел на другой уровень не на таланте, а только за счет работы, внимания, концентрации.
Как игрок, я четко знал, что с помощью всего этого можно чего-то в карьере добиваться, и немалого. А если всего этого не делать, относиться к тренировкам спустя рукава, приходить с лишним весом, то… Не мог такого понять. И не могу. Но теперь знаю, что это бывает, и выработал рецепт, как с этим справляться. Если не можешь отдать передачу, то делай хотя бы то, что умеешь – бегать, условно!
Но надо понимать, что футбол не просчитаешь – поэтому он и нравится всем. Допустим, Юра Мовсисян приходит в «Спартак», в первом же матче делает хет-трик, а за весь остаток сезона забивает один мяч. В новом сезоне опять начинает забивать. Что у него, мастерство пропало? Или он меньше бегать стал? Да нет! Но все залетало, потом ничего, затем – опять всё. Так сложилось. И надо уметь терпеть и ждать. Естественно, глядя при этом на то, как человек работает.
Читал много тренерских автобиографий, но не могу сказать, что какая-то из них дала мне конкретные решения – что делать в той или иной ситуации. С точки зрения познания – да, это чтение стоило того. Но реальный опыт, реальное воздействие давала только собственная практика.
А самая принципиальная разница между большим и не очень большим клубом для современного тренера – это давление извне. И со стороны руководства, и со стороны болельщиков.
Не могу определить в процентном отношении, насколько практика работы с Леонидом Федуном совпала с тем, что он обещал при первой встрече, когда летом 2008 года он позвал меня сначала на должность гендиректора. Были разные периоды. Если в первый год было примерно так, как мы договаривались, то потом многое менялось. В зависимости от результатов.