– Однако ты мудр. Урок, который тебе преподнесли, очистил твою голову от некоторых мыслей. По крайней мере, так мне кажется. Но я не вполне уверен, – продолжил он, – в тебе есть нечто подозрительное. Когда я увидел тебя на площади среди прочих илотов, мне захотелось понять, в чем дело.
– Здесь нечего понимать, господин, – пробормотал Талос, не отрываясь от работы. – Я всего лишь бедный пастух.
– На это мы и посмотрим, – откликнулся ледяным тоном Бритос. – За последние годы на горе произошло много странных событий. Не далее как месяц назад там нашли оленя, который пришел умирать на реку Эврот. Тело его было поражено весьма необычной стрелой, какими у нас не пользуются. Сдается мне, ты что-то знаешь об этом.
– Ты ошибаешься, господин, я ничего об этом не знаю; я всегда был занят только своим стадом.
– Как тебя зовут?
– Талос.
– А знаешь ли ты, кто я?
– Ты Бритос, сын Аристархоса Клеоменида.
Бритос встал и принялся ходить взад-вперед по шатру; потом остановился, повернувшись спиной к Талосу.
– А с твоей красавицей… да, с той крестьянкой, что с ней сталось?
– Семья Пелиаса последовала за благородным Кратиппосом в Тегею, а затем в Мессению.
Талос встал. Когда Бритос обернулся, он увидел слугу перед собой. Челюсти его были сжаты, он смотрел на хозяина твердым взглядом.
– Продолжай работу, пастух. Дел еще много, завтра мы выезжаем.
Бритос накинул на плечи короткую военную хламиду и вышел.
На следующий день армия вышла на построение, соблюдая строгий порядок. Впереди – спартанцы: отряд в триста воинов был разделен на четыре роты, каждая из которых состояла из восьми рядов. За ними следовали пелопоннесские союзники, замыкали шествие слуги-илоты с повозками и снаряжением.
Царь прибыл в лагерь до рассвета в сопровождении военачальников.
Вслед за ним появились матери новобранцев, которые по древней традиции должны были провести ритуал вручения щита. Одетые в белые одежды, с покрытыми головами, они заняли свои места напротив строя гоплитов. По сигналу трубы юноши выходили из строя, делали два шага вперед и после второго сигнала опускали на землю щит с красной лямбдой. Этот щит они получили от отцов в день посвящения.
Царь подал знак, и первая женщина подошла к сыну, подняла щит, закрепила на его руке и твердым голосом произнесла традиционную формулу:
– С ним или на нем.
Это означало: «Ты вернешься победителем со щитом или погибнешь, и тебя принесут на щите».
Настал черед Исмены. Город оказал ей особую пугающую честь, нарушив привычное правило – не посылать на войну всех мужчин одной семьи. Это делалось для сохранения семейного имени, но на этот раз у Исмены отобрали и мужа, и сына. Опустившись на колени, она взяла щит и встала напротив Бритоса. В бледном утреннем свете загорелое лицо юноши выглядело более суровым, чем обычно. На миг Исмене показалось, что она смотрит на лицо одного из героев Клеоменидов, высеченное из кипарисового дерева.
Она ощутила, как холодок пробежал по спине, а голос предательски дрогнул, когда настало время произносить формулу. Солнце встало над горами, когда последняя из женщин завершила обряд и вернулась на место. Мрачные отблески озарили темный безмолвный отряд воинов, стоявших напротив спартанских матерей. Они смотрели на детей сухими глазами, зная, что их сыновья рождены смертными и с самого начала, еще во тьме материнского лона, были заложниками мук и слез.
Царь надел на голову шлем с тремя гребнями и подал знак к отправлению.
Талос прислушался к бою барабанов и звучанию труб: эта странная размеренная, навязчивая мелодия была та же самая, которую он слышал еще ребенком, когда впервые тайком спустился в долину. Вскоре и дробь барабанов, и звуки флейт рассеялись вместе с пылью, взвившейся на дороге, ведущей на север.
Примерно через две недели царь Леонид достиг Фермопильского ущелья. Прежде всего он велел восстановить ветхую стену, которая перекрывала проход. Затем отправил семь сотен гоплитов-фокейцев охранять Анопею, поскольку через этот перевал враг мог зайти с тыла. Наконец Леонид занялся организацией караулов и пополнением запасов.
Получив известие о том, что персидская армия обогнула Халкидики и идет на юг, Фемистокл устроил засаду у мыса Артемисий, чтобы защитить Леонида от нападений с моря. Желая держать Леонида в курсе происходящего, каждую ночь с кормовой части флагманского судна он подавал световые сигналы с помощью факела и зеркала.
Но вот настал день, когда, проводя осмотр оборонительных сооружений, царь увидел, как из ущелья во весь опор скачет один из дозорных. Вскоре тот соскочил с лошади и, запыхавшись, предстал перед царем с докладом.
– О царь, – сказал он, задыхаясь, – они приближаются. Сотни тысяч воинов. Реки пересыхают, когда они переправляются через них. В лагере их костры освещают ночной горизонт. Никто никогда не видел столь большой армии.
Царь тотчас отдал несколько четких приказов: в полном боевом облачении отряды заняли позиции за стеной, и несколько спартанцев остались перед ней, чтобы следить за ситуацией. В ожидании битвы воины выполняли гимнастические упражнения, разминая мышцы.
Через некоторое время на вершине холма появился персидский всадник. Его было легко узнать по широким шароварам с вышивкой и коническому шлему. Молодые спартанцы не обратили на него внимания и продолжили свои упражнения как ни в чем не бывало. Перс посмотрел на них, пришпорил коня и поскакал галопом вниз с холма.
– Скоро нападут, – сказал Аристархос Леониду.
– И я так думаю, – ответил царь. – Им незачем медлить.
Однако конный отряд со знаменем появился на дороге только через час.
– Они не вооружены, – заметил Аристархос, – вероятно, это посланцы.
Так и было. Всадники пустили лошадей шагом и медленно приблизились к стене, следуя за знаменосцем. У основания стены они остановились. Вперед вышел толмач и заговорил по-гречески:
– Это посланцы Ксеркса, царя царей, правителя четырех сторон света. Мы хотим поговорить с вашим предводителем.
Аристархос вышел за стену, подошел к толмачу и объявил:
– Наш командующий – Леонид, сын Анаксандрида, царь спартанцев.
Затем он отступил, и вышел царь. С моря дул ветер и развевал три красных гребня на его шлеме.
Посол персов был укутан в накидку из голубого виссона. На его поясе висела сабля Бессмертных, ее золотая рукоять была украшена искусной резьбой. Он принял величественную осанку и произнес продолжительную речь, в конце которой слегка наклонил голову, подавая сигнал толмачу. Тот перевел сказанное на греческий, произнося слова нараспев с ионийским акцентом:
– Царь царей Ксеркс, владыка четырех сторон света, наш повелитель, шлет вам послание: «Оставьте это ущелье, о люди из Греции, не гневите нас напрасно; все народы и страны покорились нам при одном виде нашего войска. В нем воинов больше, чем песчинок на морском берегу. Мы хотим проявить милосердие: мы готовы даровать вам жизнь, если вы сдадитесь и сложите оружие». – Толмач остановился. – Что я должен передать в ответ?
Все это время царь Леонид стоял неподвижно и смотрел персу прямо в глаза, не удостоив толмача ни единым взглядом. Он ответил на суровом лаконском наречии:
– Пусть придет и сам возьмет наше оружие.
Толмач побледнел, повернулся к послу и передал ответ. Перс с удивлением посмотрел на стоявшего перед ним человека; затем, раздраженно махнув рукой, подал знак своей свите, развернул коня и ускакал прочь, взметнув за собой облако пыли.
Вскоре после этого посланец пал ниц перед Ксерксом и доложил о полученном ответе. Демарат, находившийся в это время в царском шатре, подошел к трону и сказал:
– Я предупреждал тебя: даже когда все народы подчинятся тебе, спартанцы будут сражаться.
Великий царь разгневался и немедленно созвал своих полководцев. Он приказал начать наступление и велел взять спартанцев живыми, чтобы привести их к нему в цепях. В лагере поднялась суматоха: раздавались крики, команды, затем протрубили сбор, и огромная орда двинулась к ущелью.
Царь Леонид вывел свои войска за стену. Он сам встал на переднюю линию правого фланга, а Аристархос – впереди левого фланга. Вскоре донесся зловещий бой барабанов, к которому добавились ржание лошадей и грохот обитых железом колес боевых колесниц. После этого в конце дороги показалась огромная армия.
Спартанцы, стоявшие на правом фланге, сплотились и выстроили непроницаемую стену щитов, ощетинившуюся сверкающими копьями. Вдруг раздался устрашающий боевой клич, и персы ринулись в атаку, обрушившись на передовые силы греческой обороны.
Закипел страшный бой. Привыкшие к маневренной войне и легкому оружию, персы оказались зажатыми в тесном ущелье. Древки гоплитов собирали обильную кровавую жатву, пронзая персов сотнями. Сражение разгоралось с невиданной силой. Когда копья пришли в негодность, греки побросали их, вынули мечи и бросились врукопашную.
Среди густого облака пыли виднелись алые гребни шлема Леонида. Он вел беспощадный бой, увлекая за собой своих воинов. Три сотни спартанцев прокладывали путь сквозь вражеский строй, шагая по трупам. От пролитой крови земля сделалась скользкой.
Командир персов увидел, что центральной части войска грозит полное окружение, и дал приказ отступить. Под стоны раненых и ржание обезумевших лошадей персидская армия начала отступать, пытаясь не нарушать построение. В эту же минуту Леонид дал такой же приказ. Его воины подняли щиты на спины и стремительно побежали к стене.
Увидев это, полководец персов решил, что у врагов иссякли силы и греки намерены отступить за стену. Он приказал снова трубить наступление, и его солдаты, воодушевившись, с криком бросились вперед. Вскоре они нарушили порядок своих рядов, что и требовалось Леониду: подойдя к стене, его воины быстро развернулись и встретились с врагом лицом к лицу. Персы нападали беспорядочной толпой, то набегая кучками, то накатываясь волнами, и были мгновенно разбиты. В ужасе они кинулись вспять. Но офицеры били солдат кнутами, не давая отступать, и выкрикивали приказы на тысяче разных языков. На поле битвы творился сущий ад: среди кри