ков, облаков пыли, луж крови Леонид вел войско вперед, сметая все на своем пути. И вот наконец прозвучал сигнал к отступлению, и измученные, израненные воины великого царя покинули ущелье.
Царь Леонид обернулся к своим воинам, снял помятый, окровавленный шлем и издал победный клич. Его войско немедленно отозвалось, и боевой клич спартанцев разнесся гулким эхом среди скалистых ущелий горы Этна.
Талос наблюдал за происходящим со стены. В это время его товарищи без устали сновали взад-вперед, унося с поля боя притупившиеся мечи и сломанные копья, чтобы починить их и снабдить воинов новым оружием. Когда линия боя снова приблизилась к стене, Талос бросился вперед, выскочил из-за укрытия и чуть не схватил первый попавшийся под руку меч, чтобы тоже ринуться в бой. Его охватил внезапный порыв. Не раз во время сражения кровь закипала в его жилах от страстного желания броситься в битву.
Талосом овладело какое-то необъяснимое, восторженное чувство при виде этого мужественного сопротивления, нечеловеческой доблести, которую излучали стройные, величественные ряды воинов, идущие за реющими гребнями на шлеме Леонида. Но еще больше его переполняло чувство досады при мысли о том, что ему нельзя участвовать в этом благородном стремлении, нельзя броситься в страшную огненную пучину, которая поглощала бойцов, отстаивавших свободу многих народов. Он наблюдал, как за стену возвращались воины Спарты, Трахиса и Тегеи; они обливались потом, их тела были покрыты пылью и кровью; многие были ранены и хромали. Он видел пехотинцев из Мантинеи и Орхоменоса, их бороды были словно покрыты пеплом, их копья сломаны, щиты разбиты. Он видел Бритоса в прекрасных бронзовых доспехах, украшенных медью, и его отца Аристархоса в шлеме коринфского типа с закрытым забралом. На его огромном щите с изображением дракона появились вмятины. Талосу так хотелось быть одним из доблестных воинов!
Затем пришел надсмотрщик и приказал быстро приготовить еду и воду, чтобы воины могли умыться и подкрепиться. Раненых отнесли в шатер, где им оказали первую помощь и перевязали раны. Несколько илотов вышли за пределы стены, чтобы подобрать павших и подготовить их к поспешному погребению.
Царь Леонид был непоколебим. Он обошел весь лагерь, отдавая распоряжения и приказав стражникам нести караул на стенах. Однако не успел он отдохнуть, даже не сняв доспехов, как к нему примчался гонец со срочным донесением. Первое столкновение военного флота с противником прошло успешно. Фемистокл выполнил обещание и следил за обстановкой с моря, прикрывая немногочисленный спартанский отряд. Ни одного известия не пришло от фокейцев, перед которыми стояла задача охранять Анопею. Этот перевал был единственным путем, по которому можно было зайти к греческому войску с тыла.
Царь послал в Спарту просьбу выслать подкрепление и добавил, что только свежие войска позволят защитить перевал. Леонид и не подозревал, что его судьба уже предрешена и никакие доводы не заставят спартанских правителей отозвать войска с Коринфского перешейка.
Ксеркс не поверил своим глазам, когда увидел, в каком состоянии его армия вернулась с поля битвы. Он понял, что она не сможет показать всю свою разрушительную мощь в тесном ущелье, охраняемом горсткой отважных воинов, решивших стоять до конца. Демарат был прав: недооценив греков, и особенно спартанцев, Ксеркс допустил серьезную ошибку. Поэтому царь решил тут же послать в атаку лучших воинов – армию Бессмертных. По лагерю разносились стоны и крики раненых, как вдруг раздался барабанный бой. Десять тысяч великолепно вооруженных персидских воинов встали в строй, чтобы броситься в атаку и сломить сопротивление защитников ущелья раз и навсегда.
Вскоре в греческий лагерь примчался дозорный, стоявший у входа в ущелье.
– О царь, надвигается вторая атака, но это другие воины. Они наступают молча, идут стройными рядами. Видимо, это очень дисциплинированный и опасный отряд.
Леонид не смог скрыть тревоги: можно ли просить измученных людей вновь взяться за оружие? Они только что отложили его. Сколько свежих сил сможет прислать Ксеркс против его обессилевших воинов? Он дал команду строиться, и люди молча заняли места перед стеной. Те, кто бился на первой линии, перешли в третью, а те, кто стоял в тылу, заняли передовые позиции. Персы шли в наступление ровным шагом, тесным строем.
– Они выдвинулись фалангами, – сказал Леонид Аристархосу, – но их копья короче наших. Отдай приказ максимально сократить расстояние между воинами, чтобы копья выступали вперед.
Аристархос отдал громкий приказ, и раздался металлический гул. Передовая линия войска сомкнулась в сплошную стену, из которой торчали тяжелые ясеневые копья. Царь махнул рукой в сторону стены, и илоты заиграли на флейтах и забили в барабаны. Кони двинулись шагом, вздымая облака пыли с земли, покрытой свежими следами сражения. Воины оставили позади место, где лежали трупы павших воинов, и вышли в открытое поле. По сигналу царя, стоявшего на правом крыле войска, они бросились в атаку, и армии противников столкнулись со страшным лязгом. Поначалу передовые линии войск колебались, не будучи в силах потеснить друг друга. Были слышны напряженные, почти стенающие звуки флейт и барабанная дробь, пока царь Леонид с ревом не устремился вперед, увлекая за собой триста воинов. Он проткнул насквозь персидского офицера, стоявшего перед ним, и рассек надвое другого, преградившего ему путь, затем ринулся вперед с безудержной яростью. Аристархос тем временем прикрывал его с боков своим громадным щитом.
Ксеркс распорядился поставить трон на ближайшем холме, чтобы сполна насладиться зрелищем торжества своих воинов. Но, поняв, что происходит, он вскочил. Леонид заметил это и начал рваться сквозь шеренги персов, чтобы пробиться к царю царей. Ксеркс побледнел: могучий воин в шлеме с тремя багровыми гребнями все глубже и глубже проникал в ряды его воинов. Еще несколько мгновений – и откроется брешь, через которую хлынет вся греческая армия. Они убьют великого царя и обезглавят орду захватчиков.
Ксеркса охватил ужас, и он отдал приказ отступить. Разгромленный полк Бессмертных быстро направился к холму, пытаясь восстановить ряды и избежать полного поражения.
В течение пяти последующих дней враг не давал о себе знать, и в сердце Леонида затеплилась надежда на подкрепление. Однажды в темную безлунную ночь его стражи заметили мерцающий свет в море, и вскоре к берегу причалила лодка. На берег сошел человек, который потребовал срочной встречи с царем. Леонид сидел в своей палатке и увлеченно беседовал с Аристархосом. Посланник вошел и поклонился.
– О царь, я должен передать слова, предназначенные только для твоих ушей, – сказал он.
– Говори свободно, – ответил ему царь, – этот человек – самый доблестный воин Спарты. Он мне всецело предан.
Гонец заговорил:
– Мой полководец Фемистокл приветствует тебя и хочет, чтобы ты знал, что он держит слово. Однако сейчас его флоту угрожает опасность. Враг может окружить его, и поэтому он вынужден отступить. К этому также следует добавить, что, по его сведениям, Спарта не собирается высылать подкрепление, поскольку эфоры и старейшины не желают выводить людей с перешейка. О царь, доблесть твоя велика. Твоя смерть ничем не поможет грекам. Собери своих людей на берегу, и этой же ночью корабли Фемистокла доставят их в безопасное место на Коринфском перешейке.
Царь Леонид побледнел. Он понял, что его предали. Тем не менее он не выдал чувств и ровным голосом ответил гонцу:
– Ты скажешь командующему: «Царь Леонид послал тебя с ответом: „Приветствую тебя! Твои слова утешили нас. Слова друга бесценны всегда, даже в самые трудные минуты. Однако я не намерен принять твое приглашение, поскольку мы обязаны выполнить приказ. Это означает, что мы будем сражаться до тех пор, пока у нас останутся силы. Затем мы погибнем с честью, как и подобает воинам“». Ступай, и пусть тебе сопутствуют боги.
Гонец простился, пораженный такой беспримерной стойкостью, и скрылся в ночи на своей лодке. Вскоре он поднялся на борт флагманской триремы и передал слова Леонида своему флотоводцу, который нес вахту на юте корабля при тусклом свете лампы.
– Упрямый спартанец! – воскликнул Фемистокл и ударил кулаком по фальшборту. – Его зарежут, как быка на алтаре. Он отказывается понять, что его принесли в жертву, чтобы обагрить нас его кровью, когда придет время защищать Коринфский перешеек вместе с нашим флотом.
Фемистокл отпустил гонца и стал нервно ходить взад-вперед по тесному юту. Поднявшись на верхнюю палубу, он окинул взглядом сушу. Справа он увидел мерцающие огни тысяч персидских костров, слева – погруженный в ночную тьму небольшой греческий лагерь, обреченный на роковую участь. Он закусил губу и пробормотал, словно размышляя про себя:
– Мы не можем больше ждать. – После чего обратился к подошедшему офицеру. – Приказывай отчаливать.
В уключинах по бортам корабля очнулись смазанные жиром весла и беззвучно опустились в воду пролива Эврип. Начинало светать.
Перед тем как лечь спать, царь Леонид отдал распоряжения на следующий день. Он приказал, чтобы молодого воина Кресиласа, страдавшего глазной инфекцией и почти ослепшего, перевезли в соседнюю деревню Альпени. В бою от него не было пользы. Леонид отпустил Аристархоса и улегся на постели, чтобы немного отдохнуть. Но поспать удалось всего несколько часов, затем его разбудил часовой:
– Господин, мы в беде. Пришла весть о том, что предатель помог персидской армии проникнуть к горному перевалу Анопея. Охранявшие его фокейцы отошли на вершину холма в попытке оказать более длительное сопротивление. Однако враг не стал нападать, а пошел вниз по тропе, ведущей на другой склон горы. Они нападут на нас, когда солнце поднимется высоко.
Леонид вышел из палатки, накинув на плечи хламиду и даже не взяв оружия. Он приказал собрать войска.
– Воины Греции, – сказал он, – вы проявили великую доблесть, достойную высшей похвалы. Но доблесть бессильна против предательства. Кто-то указал врагу тропу к перевалу Анопея, и скоро мы окажемся в окружении. Тысячи доблестных воинов не должны погибнуть напрасно. Их копья еще смогут пронзать тела варваров в битвах, которым предстоит разгореться во всех уголках Греции. Поэтому нашим союзникам следует уйти. Пусть каждое войско вернется в свой город и обратится к согражданам, взывая к их храбрости и стойкости. Спартанцы останутся здесь, чтобы прикрыть ваше отступление. Не бойтесь, это не трусость: вы доказали свою доблесть, и никто не посмеет обвинить вас. Вы лишь исполняете приказ вашего командира. А теперь идите, ибо времени осталось очень мало.