Его ужасало царство мертвых, откуда никогда и никто не возвращался. Он увидел насмешливый оскал черепа Танатоса.
Вот, стук копыт… Танатос-Танатос-Танатос… Внезапно над горизонтом вспыхнула молния, точно змея, и раздался громовой раскат. Клейдемос поднял голову, на лбу выступили капли пота: всадник… всадник стремительно приближался к нему, беспощадно погоняя коня.
Небо, будто прорвавшийся мешок с гнилью, разразилось ливнем; но всадник все сильнее и сильнее понукал своего скакуна, пригибаясь к шее, и махал рукой крича… крича:
– Двуименный! Двуименный! Двуименный! – Он натянул поводья с такой силой, что животное чуть не рухнуло, и бросился к Клейдемосу, уронившему меч в грязь. – Двуименный! Я нашел тебя, я нашел тебя! – восклицал он и обнимал Клейдемоса, не обращая внимания на сильнейший ливень. Клейдемос поднял глаза, по его лицу стекали капли дождя.
– Лахгал, это ты… Не может быть! Откуда ты взялся? Как ты нашел меня, почему ты здесь?
– Я все расскажу. Послушай, у меня для тебя отличные новости. Нам надо поговорить, поэтому я приехал к тебе в лагерь. Но что ты здесь делаешь в столь ранний час?
Клейдемос глубоко вздохнул:
– Ничего. Мне не спалось, я вышел погулять и оказался здесь.
Лахгал пристально посмотрел на него:
– Ты лжешь, Двуименный. Твои глаза полны отчаяния, страха. Я даже с трудом тебя узнал… Ты очень изменился. – (Клейдемос опустил глаза; его меч лежал на земле и блестел, омытый проливным дождем.) – Подними его, – сказал Лахгал, – и вложи обратно в ножны. Не знаю, как мне удалось тебя узнать издалека, под дождем. Теперь садись со мной на коня, пора возвращаться в лагерь.
Они поскакали под дождем по грязной тропе.
Некоторое время они ехали молча, пока Лахгал первым не нарушил молчание:
– Мне почему-то кажется, что я прискакал вовремя и спас тебя от чего-то ужасного… Я прав, Двуименный? – (Клейдемос не ответил.) – Я прав?
– Так и есть, Лахгал… Спасибо, что ты пришел.
Лахгал обернулся и засмеялся:
– Тоже мне благодарность! Разве можно так встречать друга, которого так долго не видел? А я-то ждал, что меня будет приветствовать полностью построенная фаланга и ты будешь сверкать парадными доспехами!
– Подожди немного. Вот доберемся до лагеря, и убедишься в том, что я могу достойно принять тебя. Здесь у меня, в общем-то, почти ничего нет…
Они рассмеялись, и дождь стал утихать. На востоке небо сорвало свой темный покров и на землю полились яркие лучи восходящего солнца. Все вокруг озарилось светом, заискрились покрытые лужами поля, и редкие кусты покрылись серебряными и жемчужными каплями, на которых переливался солнечный свет. Большой дуб сиротливо стоял в поле, словно отчаявшийся великан, раскинув огромные руки, густо покрытые мхом. Клейдемос вспомнил далекий день, когда Лахгал, еще ребенком, сидел перед ним на худой спине осла. Это было на холмах возле Пафоса… Теперь Лахгал стал юношей в самом расцвете сил.
– Кто послал тебя, Лахгал? – внезапно спросил Клейдемос.
Лахгал устремил взгляд вперед: у подножия невысокого холма за поворотом тропы уже виднелся спартанский лагерь. Он ответил, не оборачиваясь:
– Царь Павсаний, – и пришпорил коня.
– Когда я видел тебя в последний раз, ты был ребенком; сколько же тебе лет сейчас, Лахгал?
– Примерно шестнадцать. Может быть, чуть больше или чуть меньше, – ответил тот.
– От раба в общественной бане до вестника царя Спарты всего за четыре года. Неплохо, – заметил Клейдемос. – Как тебе это удалось?
Лахгал улыбнулся:
– Кому, как не тебе, знать ответ на этот вопрос, Двуименный? Всего несколько лет назад ты был простым пастухом-илотом, а сегодня командуешь спартанской армией и сеешь ужас среди непокорных фракийцев. Судьба людей в руках богов. Вот уже два года я нахожусь на личной службе у Павсания, и он очень внимательно следит за каждым твоим шагом. Ему докладывали обо всех твоих подвигах. Теперь он уверен в твоей силе и твоем уме, и ему нужно, чтобы ты был рядом, поскольку он хочет поручить тебе очень важное тайное дело.
– Знаешь, что это за дело?
– Нет, мы с царем не настолько близки. Но я точно знаю, что, когда выполнишь поручение царя, ты сможешь вернуться в Спарту и увидеть женщину, которую звал матерью.
Клейдемос вздрогнул от неожиданности:
– Ты уверен? Вдруг это очередной обман? Что ты знаешь о моей матери?
– Она жива и здорова, хотя и тоскует из-за того, что тебя нет рядом. Она по-прежнему живет в домике на горе. Нам также известно, что к ней приходил человек… Какой-то бородатый великан.
Клейдомос встрепенулся. «Карас!» – подумал он, стараясь не выдать своего волнения.
– Ты его знаешь? – спросил Лахгал и пытливо посмотрел на него.
– Я видел его несколько раз; кажется, он горный пастух. Но расскажи побольше о матери, пожалуйста.
– Я больше ничего не знаю. Зато я точно знаю, что тебе позволят взять ее к себе на службу… в дом Клеоменидов.
Клейдемос схватил юношу за руку:
– Это истинные слова царя?
– Да, – ответил Лахгал, – можешь мне поверить. Не для того я проделал этот путь, чтобы лгать. – Лахгал замер и взглянул в глаза Клейдемосу. Взгляд его, в котором до того момента мерцал холодный отсвет, внезапно стал ярким и пылающим, подобно льду, растаявшему от жаркого пламени. – Что же доложить царю?
– Что я принимаю его предложение, – не раздумывая ответил Клейдемос. – Скажи, что я сделаю все, что он пожелает. Немедленно возвращайся к царю и доложи…
– И это все твое гостеприимство? – со смехом спросил Лахгал. – Пожалуй, я не буду торопиться.
– Ты прав, так нельзя себя вести с гостем. Но пойми: нет ничего страшнее одиночества. Каждый день этой новой ужасной жизни я провел в одиночестве… Расскажи, как так получилось, что ты оказался на службе у Павсания?
– Царь выкупил меня у старого хозяина, когда твой флот ушел в сторону Кипра. С тех пор я служу ему верой и правдой. Я выучил ваш диалект и язык персов. Вскоре я понял, что царь никому не доверяет, ведь за ним шпионят даже его союзники и эфоры. Он нуждался в истинно преданном человеке, и в этом мне повезло. Время шло, и царь поручал мне все более серьезные задания. Теперь он доверяет мне даже самые тайные поручения, приехать к тебе было одним из них.
– Когда я смогу оставить командование?
– Прямо сейчас, если хочешь, и сможешь вернуться со мной в Византий. Твой помощник примет командование, пока царь не пришлет другого офицера для проведения следующей военной кампании.
– Византий… Не верится, что смогу оставить эту жизнь, вернуться в Спарту…
– Не торопись. Мне думается, что задание, которое тебе предстоит выполнить, не будет ни легким, ни быстрым.
– Меня это не волнует… Все лучше, чем продолжать эту бойню, чем провести еще год в диких, безлюдных краях. Мы немедленно отправляемся в путь, Лахгал. Завтра же.
– Как пожелаешь, – ответил юноша и достал из плаща кожаный свиток. – Это инструкции для твоего заместителя. Надо зачитать их на скифали.
– Хорошо, – сказал Клейдомос, – я сейчас же пошлю за ним.
Он подошел к палатке и отдал приказ караульному. Тот куда-то ушел и вскоре вернулся с таксиархом первого отряда. Воин отдал честь и после кивка Клейдемоса снял шлем и сел на стул. Клейдемос вынул из ящика скифаль.
Скифаль представляла собой гладкий посох из самшитового дерева, вдоль которого по спирали были вырезаны две параллельные линии. На этих направляющих линиях следовало закрепить кожаный свиток, чтобы можно было прочесть послание. Клейдемос прикрепил свиток к верхнему гвоздю, затем повернул посох и намотал на него пергамент по направляющим линиям, прикрепив нижнюю его часть к гвоздю на нижнем конце посоха. Поскольку послание было написано горизонтально на посохе такой же толщины и длины, текст стал читаемым:
Павсаний, царь спартанцев, – Клейдемосу, сыну Аристархоса, командующему войском во Фракии. Приветствую тебя! Мы восхваляем твою великую доблесть, достойную твоего имени и благодарим за службу родине и многочисленные победы над варварами. Отныне твоя отвага нужна в другом месте. Поэтому ты должен передать командование своему заместителю Девксиппосу и немедля отправиться в дорогу.
Клейдемос передал письмо офицеру. Тот внимательно прочитал и рассмотрел печать Павсания.
– Когда уезжаешь, командующий? – спросил Девксиппос.
– Завтра на рассвете. Готовься принять командование. – (Офицер встал и собрался уходить.) – Я знаю, что оставляю войско в надежных руках, – добавил Клейдемос и протянул правую руку.
– Спасибо, командующий, – ответил Девксиппос и с некоторым удивлением пожал руку Клейдемосу. – Я сделаю все, чтобы оправдать оказанную мне честь. – Он надел шлем и вышел.
– Ты будешь спать в моей палатке, – сказал Клейдемос Лахгалу. – У меня нет гостевого шатра… Мне редко приходится принимать гостей.
Лахгал разделся и лег, обессилев после долгого путешествия. Он стал мужчиной, но его загорелые ноги еще не утратили красоту молодости восточных юношей. Клейдемос заметил, что Лахгал очень ухаживал за своим телом, словно желая смягчить пробуждающуюся мужественность: он сбривал волосы на ногах и на лобке. Когда Лахгал забылся сном, Клейдемос продолжил смотреть на угли очага, стоявшего посреди шатра. Он протянул руки к огню, чтобы согреться, и взгляд упал на браслет чемпиона Олимпии Фидиппида. На браслете висела пестрая ракушка, подаренная ему мальчиком Лахгалом в тот далекий день на побережье Кипра. Клейдемос сорвал ее, швырнул на землю и растоптал каблуком.
– Теперь ответь, Клейдемос. Ты человек, который родился дважды и получил два имени. Кто ты на самом деле? Сын Спарты или тех, кто подобрал тебя на горе Тайгет?
Царь Павсаний ждал ответа, но Клейдемос растерянно молчал.
– Я хорошо знаю, что у тебя нет ответа. Твое сердце принадлежит людям, которых ты любил, но ты не можешь подавить в себе силу своего рода, силу крови Аристархоса Дракона. Именно поэтому я верю в то, что ты поймешь и поддержишь мой план. Спарта не может продолжать жить так, как жила во времена ее основания потомками Геракла. Численность равных стремительно падает из года в год. В один прекрасный день нашей армии просто не хватит воинов, чтобы отразить вражескую атаку. Число илотов между тем постоянно растет, и даже они могут стать угрозой для города. Вот почему Спарта должна измениться, и все жители Лаконии должны стать ее гражданами. Настало время стереть старые границы.