– Когда я смогу вернуться? – спросил он царя с тревогой во взгляде.
– Потерпи, – ответил царь, положив руку ему на плечо. – Я знаю, как ты себя чувствуешь, и понимаю, как сильно ты хочешь вернуться. Но есть другие важные дела. Сначала ты должен передать сатрапу Даскилейона мой ответ великому царю. Когда получим золото персов, я соберу войско и вооружу флот. Тогда мы вернемся в Спарту, поднимем восстание илотов, и равные будут вынуждены перейти на мою сторону. Они помнят о том, что я вел их войско при Платеях.
Клейдемос опустил голову:
– Как пожелаешь. Когда мне выезжать?
– Скоро. Времени очень мало. Ты отправишься в путь до того, как луна снова появится в небе.
Клейдемос уехал, но оказалось, что это была не единственная его миссия в Даскилейоне. Зимой он возвращался туда несколько раз, соблюдая все меры предосторожности. В начале весны следующего года случилось то, чего опасался Павсаний: афинский флот под командованием Кимона появился в проливе Босфор, и адмирал приказал оставить город. Приказ был подписан спартанскими властями. Поначалу Павсаний сопротивлялся, но вскоре понял, что в одиночку не выдержать блокаду с моря, а на наемников, которых он набрал за персидское золото, всецело полагаться было нельзя. Покинув Византий, он отправился в Троаду и обосновался неподалеку от Даскилейона. Там к нему присоединился Клейдемос.
Теперь положение Павсания было крайне затруднительным, и персы стали относиться к нему с опаской. Ему ничего не оставалось, как попытаться осуществить план в Спарте: настало время Клейдемосу покинуть Азию и вернуться в Лаконию. Официальной причиной послужило то, что он не хотел подчиняться полководцу, от которого отреклись правители, и возвращался в Спарту, чтобы предоставить свои услуги эфорам и старейшинам.
– Прощай, Клейдемос, – сказал царь, пожимая ему руку, – вся надежда на тебя. Не падай духом: я вернусь, и ты увидишь, что не все потеряно.
– Прощай, мой царь, – ответил Клейдемос. – Когда вернешься, я буду ждать тебя в доме Клеоменидов. Там мы встретимся, если это будет угодно богам.
Он сел на коня и поскакал в сторону Кизика.
Павсаний пешком отправился в штаб-квартиру, ведя коня под уздцы. Погода стояла чудесная: большие белые облака проплывали по ясному небу и легкий ветерок пел, как натянутая тетива лука. Когда ветер дует к морю с востока, хорошо моряку отправляться в плавание в Грецию.
«Так гласит пословица», – подумал царь Спарты и повернулся, чтобы посмотреть на Эгейское море, сверкавшее вдали, как зеркало, выпавшее из рук богини. Затем солнце скрылось за облаками, и царь медленно продолжил путь.
Клейдемос сошел на берег в Гитионе и на спущенном на сушу коне направился в сторону Спарты.
Выехав ранним утром, он рассчитывал добраться до города до заката, чтобы предстать перед эфорами и доложить то, о чем договорился с Павсанием. Клейдемос достиг правого берега реки Эврот и вдоль него продолжил свой путь. После полудня он оказался близ города Фарис, откуда виднелись склоны Тайгета. Клейдемос посмотрел на гору, изучая взглядом ее вершины, ущелья, леса. Он пытался вообразить то место, где, как он надеялся, ждала женщина, которую он продолжал называть мамой.
Он достал из сумки ломоть хлеба с сыром, напился воды из ручья и собрался войти в город.
Клейдемос облачился в доспехи, надел наголенники, вынул из кожаного чехла большой щит с драконом, повесил его на седло и надел шлем с тремя черными гребнями. В таком обличье он предстал перед городскими вратами. Заметив его с башни, страж побледнел от ужаса. Величественный воин в блестящих доспехах на прекрасном нисейском боевом коне показался ему великим Аристархосом, выходцем с того света. Лишь когда всадник приблизился, страж узнал его и проводил взглядом. Клейдемос въехал в город и вскоре скрылся в лабиринте улочек.
Он направился к площади зала совета и поручил стражнику объявить о нем.
– Доложи, что Клейдемос, сын Аристархоса, Клеоменид, командир четвертого отряда Фракии, просит, чтобы его приняли.
Вскоре его привели к эфору Эписфену, и тот улыбнулся, встречая его.
– Для меня большая честь приветствовать сына великого Аристархоса, благородного Клейдемоса. Мы наслышаны о твоих подвигах во Фракии. Почтенные отцы совета старейшин будут рады принять тебя в ближайшее время. Они захотят услышать подробный отчет о событиях в Византии, а также о положении регента Павсания, чье поведение очень тревожит нас. Я лично дам знать, когда тебя позовут. А сейчас тебя проводят в казармы, где ты сможешь набраться сил и отдохнуть. Я позабочусь о том, чтобы подготовили твой дом, который много лет пустовал. Старый слуга сторожил его, он расскажет о твоем имуществе и об илотах, которые возделывают твои земли.
– Благодарю, господин. Я буду ждать вызова, – сказал Клейдемос, отдал честь и последовал за стражником в сисситию. Пройдя по улицам пешком и ведя коня за собой, он миновал районы Питана и Киносура. Поравнявшись с Акрополем, Клейдемос посмотрел на фасад Медного дома – храма Афины, и ему вспомнилось, как в детстве он облачился в плащ Пелиаса и с ненавистью в сердце пошел смотреть на порку Бритоса. Он помнил звуки ударов плетью, словно это было вчера. Продолжая свой путь по извилистым улочкам города, Клейдемос размышлял о прошлом, пока его думы не были прерваны голосом стражника.
– Мы пришли, командир. Если хочешь, я отведу коня к твоему дому, там за ним присмотрят.
Клейдемос снял щит с седла, взял мешок и седельную сумку и прошел в казарму. В длинном узком помещении располагались тридцать две кровати, рядом с каждой стоял сундук. На стенах были стойки для копий и мечей, а также ряд крючков для шлемов и доспехов. В этом огромном пустом пространстве богатое оружие Клейдемоса больше напоминало украшение, чем орудие смерти.
Илот помог снять доспехи и сложил в сундук немногочисленную одежду и скромный багаж, а затем уведомил, что обед будет скоро подан в соседнем помещении. Клейдемос рухнул на небольшую кровать, на которую указал илот. На душе было тревожно. Ему вдруг захотелось броситься к дому Клеоменидов, оседлать коня и помчаться по горной тропе в поисках поляны, хижины и крикнуть: «Мама!» – так громко, чтобы услышали все, даже Критолаос, покоящийся в земле на краю леса; добраться до верхнего ручья, до хижины Караса, почувствовать хруст своих костей в крепких объятиях великана… О могучие боги, ждал ли его Карас? Пойдут ли они на охоту, достанут ли из пещеры лук царя? А может быть, Карас… Он должен был знать, где Антинея… Он спросит и тут же побежит к ней. «Глупец, – подумал он и провел рукой по лбу, – глупец, кого ты хочешь увидеть? Наверняка она вышла за пастуха или крестьянина. Ты даже не узнаешь ее. Не узнаешь тела, обезображенного тяжким трудом и беременностью… Не узнаешь душу, измученную и опустошенную напрасным ожиданием и в конце концов покорившуюся и угасшую под гнетом долгих лет рабства».
Все же Клейдемос хотел увидеть ее. Ему казалось, что даже теперь в самой глубине ее души могла еще теплиться искра прежней жизни, а в далеком закоулке ее сердца могла сохраниться привязанность к горным пастбищам Тайгета. Да, Клейдемос был намерен во что бы то ни стало отыскать Караса и попросить отвести к Антинее.
Хор громких голосов оторвал его от размышлений, и Клейдемос увидел, как в просторный зал со смехом и шутками вбежали тридцать обнаженных юношей. Это были члены сисситии Клейдемоса. Увидев новичка, они замешкались и остановились, затем один из них сделал шаг вперед и прикрикнул на остальных:
– Становись! В строй, я сказал! Перед вами командир фракийского отряда, разве вы не видите щит? Это сын великого Аристархоса, слышите меня? – Он обратился к Клейдемосу, который тем временем встал с койки: – Командующий, я Аинций, сын Онесикритоса, командир сисситии. Добро пожаловать! И прости, что не отдаю воинского приветствия. Устав запрещает делать это в обнаженном виде. Потерпи, люди наденут доспехи, и ты сможешь провести смотр во дворе, если пожелаешь.
– Благодарю, – ответил Клейдемос и махнул рукой, – но вы, вероятно, устали и проголодались. Разойдись! Готовьтесь к обеду. Я присоединюсь к вам в столовой.
После захода солнца подали еду, и Клейдемос сел за стол вместе с остальными, хотя предпочел бы уединиться. Он старался вести себя как обычно, чтобы не привлекать лишнего внимания со стороны властей. Клейдемос понимал, что план Павсания мог провалиться, но решил продолжить как ни в чем не бывало. Если что-то выйдет, тем лучше. С другой стороны, если по возвращении в Спарту Павсаний лишится власти, Клейдемос, конечно, не станет призывать илотов к восстанию, чтобы не посылать их на верную смерть. Так или иначе, было важно установить хорошие отношения с воинами. Почти все солдаты из фракийского отряда уже вернулись домой. Их рассказы должны были укрепить за Клейдемосом репутацию безупречного командира и храброго бойца. За ужином Клейдемос услышал отзвук своих слов, произнесенных двумя годами ранее во Фракии, и понял, что его высказывание успело облететь все казармы города. Речь шла о случае, когда из Византия прибыл с инспекцией офицер, который позволил себе ироничное замечание о хромой ноге Клейдемоса, на что тот ответил: «Я здесь для того, чтобы сражаться, а не для того, чтобы удирать».
Клейдемос понял, что в городе о нем ходили всевозможные слухи и что воины будут без конца расспрашивать его, пытаясь насытить свое любопытство. Молодым воинам прежде всего хотелось услышать рассказ о Фермопилах, поскольку Клейдемос был единственным выжившим спартанцем, наблюдавшим это сражение. Кто-то спросил о Павсании: правда ли, что тот жил и одевался по персидской моде, собрал личную армию и собирался вернуться в Спарту? И хотя никто не осмеливался спрашивать открыто, более всего их интересовала невероятная история о том, как Клейдемос спасся от волков на Тайгете, нашел брата Бритоса и сражался с ним при Платеях. Как он вернул себе место среди равных, несмотря на то что был хромым изгоем без наследства? Клейдемос намеренно пропускал мимо ушей намеки на эти вопросы, но дал понять, что, хотя на его долю выпало много страданий, это не давало ему повода ставить себя выше других или в чем-то от них отличаться. Так он завоевал уважение людей, привыкших к тому, что цари разделяют с ними скудную пищу, спят на жестких кроватях и занимают первые позиции во времена опасности и бедствий. Разговор вернулся к Павсанию.