– Приветствую тебя, о Эписфен, да хранят тебя боги.
Эфор вздрогнул при виде незваного гостя, затем взял лампу и поднес ее к лицу Клейдемоса.
– Во имя Геракла, сын Аристархоса… Все думали, что ты погиб.
– Я спасся, как видишь, но подвергся многим опасностям. Прости, что я проник в твой дом, но у меня есть весомые причины для столь необычного визита.
Эписфен опустил покрасневшие глаза.
– Я надеялся на то, что ты придешь, – сказал он, – но сейчас события развиваются слишком стремительно, и мы не сможем спокойно поговорить.
– На могиле матери, – сказал Клейдемос, – вырезана фраза. В ней содержится тайный смысл, и я думаю, что ты можешь помочь мне понять его.
– Ты умен, как я и предполагал, но боюсь, что все это уже не имеет никакого значения. Эти слова были написаны на гробнице твоей матери по моему приказу. Я сделал это во имя справедливости, надеясь на то, что, вернувшись домой, ты постараешься понять их и сможешь добраться до истины. Я слишком стар, и у меня нет больше сил. Это все, что я смог сделать… Но теперь это не имеет значения. На город обрушился гнев богов… Разве люди способны на что-то более ужасное?
– Я не понимаю, о чем ты, Эписфен. Тебе известны все тайны города. Ты и представить себе не можешь, насколько важно для меня узнать правду о себе и о моей семье. К рассвету я обязан узнать ее.
Эфор с усилием поднялся со скамьи, опершись руками о колени, и приблизился к собеседнику.
– Скажи, тебе были известны планы Павсания? – (Клейдемос не ответил.) – Говори свободно, нас никто не слышит. Перед тобой стоит человек, который пытался спасти регента от смерти… К сожалению, безуспешно.
– Все так, как ты сказал.
– И ты собирался помочь ему осуществить планы?
– Да. Но почему ты спрашиваешь? Павсаний мертв, вместе с ним умерли и мои надежды. Единственное, что связывает меня с городом, это память о родителях и брате. Я хочу знать, есть ли что-то еще, помимо этого… Я служил этому городу верой и правдой десять лет, убивал невинных людей. Следуя его бесчеловечным законам, родителям пришлось отказаться от меня, мать умерла с горя… Отец и брат пали в бою. Я хочу знать, какая тайна скрывается за всей этой историей. Обычай запрещает отправлять на войну всех мужчин одной семьи. Почему же этот обычай был нарушен в отношении моего отца и брата? И в отношении меня? Мне кажется, ты знал, кем на самом деле был Талос-хромоножка.
– Это так. Но если я открою тебе все, что мне известно, боюсь, ты захочешь лишь мести.
– Ты ошибаешься, благородный Эписфен. Сейчас я жалею этот проклятый богами город. Я хочу узнать правду, потому что устал жить в неведении и страданиях. Пора выбрать путь раз и навсегда. – Он подошел к двери и выглянул в щелку. – Скоро рассвет.
– Ты прав, – ответил эфор. – Садись и слушай.
Он придвинул Клейдемосу скамью и сел сам.
– На протяжении многих лет в Спарте эфоры вкупе со старейшинами противостояли власти царей. Порой борьба за власть велась не на жизнь, а на смерть. Именно эфоры виновны в смерти царя Клеомена: они подсыпали в его пищу отраву, которая день за днем медленно сводила его с ума. Аристархос и Бритос были очень близки к царю, и многие опасались, что они могут что-то заподозрить. Поэтому, когда царя Леонида послали в Фермопилы, эфоры сделали так, чтобы оба Клеоменида отправились с ним. Твоего отца Аристархоса назначили помощником царя, а брата Бритоса зачислили в царскую гвардию… Со стороны это выглядело так, будто город оказал вашему семейству великую честь, но все понимали, что этим мужчинам не суждено вернуться домой. Возможно, перед последней битвой царь Леонид все понял и решил отправить послание в Спарту, поручив доставить его двум сыновьям Аристархоса. С ними он послал еще одного воина, чтобы тот помог им добраться до родного города.
– Выходит, Леонид знал, что я брат Бритоса?
– Знал. Когда вы проезжали Феспию, вас увидел шпион криптии. Он заметил на шее у твоего брата свиток с царской печатью и понял, что в свитке содержится важное послание, которое не следовало предавать огласке. Поэтому он следил за вами весь день и, когда вы остановились на ночлег на берегу залива, дождался, пока все уснут, и украл послание царя.
– Что же Бритос передал эфору?
– Пустой свиток. Шпион, впоследствии ставший офицером криптии, подделал царскую печать. Он не стал писать другое послание, так как не умел подделывать почерк царя, да и не знал, о чем писать.
Клейдемос стукнул себя кулаком по колену.
– Клянусь Гераклом, я видел, как шпион подкрался той ночью, но я так устал и хотел спать, что принял все за сон. Если бы я сразу все понял!
– Я сам вскрыл этот свиток на собрании старейшин и поразился, увидев, что он пуст. Тогда я не знал правды, как и члены собрания. После этого поползли слухи, что Бритос и Агиас пошли на уловку, чтобы спастись от смерти в Фермопильском сражении. Может быть, эти слухи распускали те, кто знал правду и хотел убрать Бритоса с дороги. Они опасались, что истина могла раскрыться. Агиас повесился, твой брат исчез. Все считали его мертвым. Но вскоре до Спарты дошли слухи о воине с драконом на щите, сражающемся против персов в Фокиде и Беотии. Криптия тут же послала шпионов, чтобы установить личность воина. Когда Бритос появился на поле битвы при Платеях и пал в бою, эфоры вздохнули с облегчением: Бритоса чествовали как героя, и никто не вспоминал об истории с царским посланием…
– Но я был жив, – перебил его Клейдемос. – Я был при Фермопилах и вернулся с Бритосом, я помогал во всех его подвигах в Фокиде и Беотии.
– Это я посоветовал Павсанию взять тебя с собой. Много лет ты был в безопасности, хотя за тобой и наблюдали. Когда Павсания убили… – Голос эфора дрогнул, и он запахнул плащ, словно вдруг ощутил холод. – Эфоры попытались всевозможными способами узнать, был ли ты посвящен в его планы, но ты вел себя очень благоразумно. Тогда они схватили пастуха-илота, великана нечеловеческой силы. Они знали, что он твой друг и встречался с Павсанием… Они отдали его в криптию, где его жестоко пытали. Но он, по всей видимости, не проронил ни слова. Его отпустили в надежде на то, что смогут следить за ним и узнают, не попытается ли он встретиться с тобой. Но он был очень осторожен. Наверное, заметил, что за твоим домом установлена слежка. С того дня великана никто не видел. Даже вчера, когда илоты напали на город, его не было среди них.
– Я видел его, – сказал Клейдемос, – это он посоветовал мне прийти к тебе. Он был уверен, что только у тебя есть ответ на мои вопросы.
Эписфен погрузился в молчание. Вдруг тишину прорезал крик петуха: близился рассвет.
– Он догадался, в чем дело, – сказал Эписфен. – Я видел послание царя Леонида и успел переписать его до того, как его уничтожили. Я так и не решился передать тебе его содержание и приказал вырезать те слова на гробнице твоей матери… Я знал, что, если в твоих венах действительно течет кровь великого Аристархоса, когда-нибудь ты докопаешься до истины. Где бы она ни скрывалась. – Он встал и указал Клейдемосу на статуэтку Гермеса, стоявшую в нише за его спиной. – Свиток там, – сказал он.
Клейдемос дрожащими руками взял статуэтку, перевернул ее и достал кожаный свиток.
– Иди, – сказал эфор, – беги. Солнце вот-вот взойдет… Пусть боги сопроводят тебя.
Клейдемос спрятал свиток под плащом, подошел к двери и посмотрел на пустынную улицу.
– Да хранят тебя боги, благородный Эписфен, – сказал он, обернувшись, – ибо этот город они уже прокляли.
Клейдемос завернулся в плащ, надвинул капюшон и поспешил прочь. Он миновал площадь у дома совета и углубился в запутанный лабиринт узких, темных улочек района Месоа, пока не вышел к берегу реки Эврот. Он побежал вдоль берега, прячась под ним, и вскоре достиг своего дома. На землю навалился густой туман, и Клейдемосу удалось скрыться в его пелене от посторонних взглядов. Лишь верхушки кипарисов, окружавших могилу Исмены, выглядывали из белого марева. Уверенно продвигаясь сквозь туман, Клейдемос направился к дому Клеоменидов. Убедившись, что за ним не следят, он вошел в дом и плотно закрыл за собой дверь.
Солнце поднималось над горизонтом, заливая комнату слабым молочно-белым светом. Клейдемос достал кожаный свиток и дрожащими руками развернул его. Вот они – слова, которые хотел передать родному городу царь Леонид в свой последний час. Слова, которые тринадцать долгих лет ждали, чтобы их наконец услышали.
Леонид, сын Анаксандрида, царь спартанцев, вождь эллинов, приветствует царя Леотихида, достопочтенных эфоров и старейшин.
Когда вы прочтете эти слова, меня уже не будет в живых, а вместе со мной и доблестных сынов Спарты, которые сражались с бесчисленным войском варваров. Справедливо, чтобы те, кто пролил свою кровь за родной город, высказали свое мнение. Своим последним поступком я хочу спасти от исчезновения доблестное спартанское семейство. Я не могу допустить, чтобы его несправедливо принесли в жертву. Речь идет о сыновьях Аристархоса Клеоменида – Бритосе и Клейдемосе. Бритоса обрекли на смерть вопреки закону города, а Клейдемос пребывает в рабстве, чудом избежав смерти, на которую много лет назад обрек его закон Спарты. Оба брата являют собой живой образ современной Спарты, ибо среди этих скал илоты проливают кровь бок о бок со спартанскими воинами. Я хочу, чтобы этим двум сыновьям Спарты рассказали об их родственных узах и чтобы на этих узах был основан новый порядок. Будущий порядок, при котором два народа, живущие на одной земле и вместе проливающие за нее кровь, смогут жить в мире и согласии, следуя единому закону. Я вас также прошу восстановить память моего брата Клеомена, вашего царя, поскольку в пучину безумия его погрузило не божественное провидение, а человеческая рука, которая привела к его смерти. Если этого не произойдет, на город, за который я вот-вот отдам жизнь, обрушится проклятие богов. Они проклянут Спарту за всех невинных, которые терпят несправедливость и оскорбления. Говорят, боги посылают прозрение тем, кто стоит на пороге смерти…