Он направился к воротам, и воины молча выстроились за ним. Они прошли между рядами стариков, женщин, детей. Гору окутывала кромешная тьма, и облака скрывали даже слабое сияние звезд. Илоты спустились по тропе, ведущей в долину, и подошли почти вплотную к первым спартанским сторожевым постам. Из укрытия за скалой Клейдемос увидел двух дозорных, гревшихся у костра. Ему вспомнилась тактика фракийцев, с которой он столкнулся, когда командовал четвертым отрядом равных: они разводили большие костры, чтобы осветить большую территорию, но дозорные всегда оставались в темноте, где их не было видно. Он подозвал группу лучников и указал им на силуэты, которые виднелись вдалеке.
– Они не должны издать ни единого звука, – сказал он и подал сигнал. Лучники выстрелили, и дозорные рухнули, пронзенные градом стрел.
– Теперь, – сказал Клейдемос, – мы сможем подойти вплотную к лагерю, и никто не успеет поднять тревогу. Когда дам сигнал, бросайтесь в атаку. Перережьте веревки палаток, чтобы они упали на спящих воинов, и кричите что есть мочи. Им должно казаться, что нас тысячи. Поджигайте все, что сможете поджечь. Отвяжите лошадей, чтобы они разбежались в разные стороны, уничтожайте припасы. И ни в коем случае не действуйте в одиночку, всегда держитесь вместе. Когда вы пройдете через лагерь и разрушите его, бегите к насыпи в долине, как условились. За вами останутся лучники, они смогут стрелять благодаря свету костров, оставаясь незамеченными в темноте. Да помогут вам боги.
Он поднял руку и подал сигнал. Люди с криками бросились вперед и рассыпались. Вскоре они уже были на заставах и напали на солдат гарнизона, одолев их. Спартанские воины проснулись среди ночи и попытались схватить оружие, чтобы покинуть палатки, но их уже встречали илоты, успевшие разбежаться по всему лагерю. В темноте завязались яростные рукопашные бои. Огонь костров осветил весь лагерь и озарил красноватым сиянием ужасающую картину: всюду крики, приказы, брань, ржание коней и множество окровавленных тел. Но вскоре воины Клейдемоса вышли на открытую местность и поняли, что настоящий лагерь находился чуть поодаль, примерно в ста шагах от них. Оказалось, что царь Плейстарх, опасавшийся такой ночной вылазки, изменил расположение лагеря за несколько часов до нападения, а в первых рядах оставил легкую пехоту. К тому времени, когда илоты выбежали на поляну, зазвучали трубы, и гоплиты Плейстарха построились в ряды. Нападать на сплоченную фалангу в таких условиях на открытой местности было бы безумием, и Клейдемос отдал приказ бежать к крепостному валу, рассчитывая на то, что Карас уже занял его. Сам он остался с отрядом, чтобы прикрыть отступление.
Бой возобновился. Илоты пытались отступать строем, и лучникам удалось замедлить наступление фаланги Плейстарха, неспешно марширующей через поле, чтобы не нарушить построение. На рассвете войско спартанцев встало перед валом, за которым собрались все выжившие илоты. За их спинами жители Ифомы уходили на запад под охраной горстки вооруженных людей. Плейстарх на коне выехал вперед, чтобы отдать приказ о нападении и добить илотов, которые совершенно выдохлись и лишились защиты городских стен. Солнечный свет тускло пробивался сквозь облака. Царь поднял копье, но не успел опустить его: на поле ворвался всадник, мчавшийся во весь опор. Он остановился между строем и укреплениями илотов.
– О царь, – сказал он и спрыгнул с коня перед Плейстархом, – о царь, послание от эфоров и старейшин.
– Я прочту его позже, – ответил царь и вновь поднял копье.
– Нет, – возразил гонец, протягивая свиток, – ты обязан прочесть немедленно.
Армии противников молча стояли друг напротив друга. Плейстарх снял шлем и прочитал:
– Эфоры и старейшины Спарты приветствуют царя Плейстарха, сына Леонида! Увидев несчастья, которые постигли наш город, и убоявшись гнева богов, мы обратились с вопросом к Дельфийскому оракулу. Вот ответ: «Освободите просителей Зевса Ифомского». Поэтому, о царь, освободи жителей города и останови войну, ибо такова воля богов. Афиняне готовы предоставить землю для поселения тем, кто согласится последовать за представителями их города и, в частности, за тем, кто передаст тебе это послание. Мы чтим твою доблесть и преданность законам родины.
Царь поднял изумленный взгляд и увидел двух афинских офицеров, подоспевших за гонцом.
– О царь, – обратился к нему один из них, – мы давно просили эфоров и старейшин положить конец этой войне, которая приносит только смерть и страдания. Когда нас попросили принять этих людей, мы согласились. Поэтому позволь вывести их с этой земли и прими приветствия и наилучшие пожелания афинян, которые по-прежнему чтут память твоего отца.
– Если это решено, да будет так, – ответил царь, подозвал офицера и сказал: – Отдай приказ об отступлении. Мы сегодня же возвращаемся в Лаконию.
Услышав приказ царя, спартанские воины в изумлении начали перестраиваться и возвращаться в лагерь. Илоты наблюдали за происходящим в недоумении, не понимая, что происходит. Афиняне пришпорили коней и приблизились к укреплениям.
– Люди Ифомы! – крикнул офицер, который только что говорил с царем. – Ваш город пал, но по воле Дельфийского оракула и благодаря щедрости афинян, приславших нас сюда, вам предоставлена новая родина. Ваш царь Архидам, сын Зевксидама, и царь Плейстарх, сын Леонида, помиловали вас. Люди Ифомы, вы свободны!
В толпе раздался гул, который усиливался по мере того, как люди, находившиеся рядом с афинянами, передавали услышанное остальным.
– Вы свободны! – повторил афинский офицер.
Голоса звучали все громче и громче, перерастая в несмолкаемый крик радости. Словно обезумев, илоты бросались друг другу в объятья. Одни опускались на колени с воздетыми к небу руками и благодарили богов со слезами на глазах. Другие метались среди толпы и пронзительно кричали. Третьи бросились к колонне беженцев, которых охраняли люди Караса, чтобы поделиться радостным известием.
Когда радость наконец поутихла, илоты построились в длинную колонну и двинулись вслед за афинскими всадниками по дороге, ведущей к морю. К полудню они догнали людей Караса, защищавших беженцев. Люди устали от долгой ходьбы, но были вне себя от счастья и удивительных новостей, которые успели получить.
Когда голова колонны достигла берегов Пармисоса, Карас приказал разбить лагерь и отправился обсуждать дальнейшие действия с афинскими офицерами.
– Благодарю вас, – сказал он, вытирая вспотевший лоб и протягивая им руку, – от имени своего несчастного народа. Людей спасли от верной смерти, когда на спасение не оставалось никакой надежды. Наш вождь, наверное, рассказал вам о событиях прошлой ночи.
Офицеры удивленно переглянулись.
– Мы не знакомы с вашим вождем, но много слышали о нем и были бы рады с ним встретиться.
Карас помрачнел. Вдруг он понял, что не видел Клейдемоса с момента их расставания перед ночной вылазкой. Он извинился и поспешил обратно в лагерь. По пути он всех расспрашивал, не видел ли кто Клейдемоса, однако вскоре стало ясно, что его нигде не было. Воины на крепостном валу решили, что вождь присоединился к передовым отрядам, а те, в свою очередь, были уверены, что Клейдемос оставался у вала. Тогда Карас созвал командующих и велел следовать за афинянами, а сам вернулся и тщательно осмотрел место сражения. Увидев коня, Карас вскочил на него и галопом помчался по дороге. Солнце уже начинало клониться к горизонту. На закате он подъехал к подножию горы Ифомы, спрыгнул с коня и отпустил его.
Опустевший лагерь был усеян трупами: спартанцы ушли, забрав тела своих воинов. Карас лихорадочно искал, переворачивая одно тело за другим, останавливался, чтобы внимательно осмотреть обезображенные лица. Все тщетно. Когда силы покинули его, он поднялся по склону горы, тускло освещенной багровыми лучами заходящего солнца. Вокруг царила мертвая тишина, которую лишь изредка нарушало карканье кружащих над горой ворон, предвкушающих пир. На вершине открытые ворота Ифомы в черной стене напоминали темные пустые глазницы черепа. Задыхаясь, Карас остановился и посмотрел вниз. Вся долина погрузилась во тьму, и он понял, что там никого нет. Тогда он поднес ладони ко рту и закричал во весь голос, но в ответ услышал лишь далекое эхо.
Отчаяние овладело Карасом, и он упал на землю. Силы покинули его, он начал уныло думать о том, что пора возвращаться тем же путем. Вдруг он заметил слабый свет в нескольких десятках шагов. Карас поднялся и посмотрел в ту сторону: свет исходил от глаз. Желтых глаз огромного серого волка. Зверь подошел и приподнял морду, словно желая обнюхать Караса, затем издал протяжный вой и двинулся вниз по склону, то и дело оглядываясь и останавливаясь. Собравшись с духом, Карас последовал за ним. Волк остановился у огромной иссохшей оливы, которая в полутьме напоминала страдающее создание с воздетыми к небу скрюченными ветвями. Волк скрылся за скалой. Карас бросился к оливе, и град мелких камней с грохотом посыпался из-под его ног на окружающие скалы. Добежав до дерева, он замер в полнейшем изумлении. Рядом с корнями лежали блестящие окровавленные доспехи Клейдемоса – богато украшенные латы, лук из рога, огромный щит, меч с янтарным эфесом и шлем, увенчанный клыками волка.
Великан рухнул на колени, обливаясь горячими слезами, и уперся сжатыми кулаками в землю. Он долго сидел неподвижно, пока опять не услышал, как вой волка разнесся по долине. Тогда Карас очнулся, собрал доспехи и оружие и спустился с горы. Он подошел к берегу ручья, из которого жители Ифомы впервые взяли воду по приезде из Лаконии, и омыл в его прозрачных водах доспехи, щит и меч. Затем Карас подозвал коня, положил доспехи на спину животного, прикрыл плащом и отправился на восток, в сторону горы Тайгет, чтобы вернуть оружие туда, откуда его взяли.
Если настанет день, когда он снова будет нужен своему народу, Талос-Волк облачится в эти доспехи.