Попытка свергнуть Поликрата закончилась неудачей — ее должное завершение было оставлено персам и их финикийскому флоту, равно как и безопасное содержание их границ на Эгейском море. Тем не менее около 512 года Спарта опять послала морскую экспедицию, но на сей раз против гораздо более близкого греческого противника — Афин. Для Спарты здесь на карту было поставлено превосходство не только на Пелопоннесе, но и во всей южной материковой Греции в целом. Крезу было дано понять, что уже в 40-е гг. VI в. Афины стали ближайшим конкурентом Спарты как военной державы. До того, как это произойдет, оставалось еще тридцать с лишим лет, но за это время политическая ситуация в Афинах изменилась, появилось еще одно идеологическое измерение в конфликте между ними. С 545 года Афины управлялись семейной тиранией, или династией, Писистрата и его сыновей, а тирания приравнивалась к отрицанию права греков на политическую свободу.
Спартанская морская кампания еще раз потерпела неудачу. Но экспедиция, посланная два года спустя, в 510 году, более обычным образом, по суше, проходила совсем иначе. Энергичный спартанский царь Клеомен I, экспансионист и интервент, сверг Гиппия, старшего сына и преемника Писистрата. Более или менее непосредственным следствием прекращения Спартой тирании семьи Писистрата было рождение в Афинах первой в мире демократии, хотя это была демократия древнегреческого образца, весьма отличная от современной. Это было достигнуто посредством реформ 508–507 годов, приписываемых выдающемуся аристократу Клисфену, и вряд ли дало ожидаемый и желаемый спартанцами результат. Вместо проспартанской олигархии им теперь пришлось иметь дело с антиспартанской демократией.
Это было началом идеологической поляризации — спартанская олигархия против афинской демократии, разыгрывавшейся в течение следующей сотни лет и достигшей кульминации в разрушительной Афино-пелопоннесской войне 431–404 годов[10]. Более того, бывший тиран Гиппий спешно удалился в более гостеприимные части Азии. Он перешел на сторону персов и стал преданным вассалом Великого царя Персии. Таким образом была выкована цепь между греческой «свободой» и персидской тиранической «деспотией».
2.Динамика империи: Персия при Ахеменидах
Среди этих стран есть место, где раньше поклонялись демонам. Впоследствии… я там благоговейно поклонялся Ахурамазде согласно истине.
Персидская империя была не только огромна — она также была в высшей степени разнородна и сложна. Кир II «Великий» (559–530) и его сын Камбиз (530–522), отпрыски царского дома Ахеменидов, выковали свою обширную империю ценой завоеваний. Однако на долю Дария I (522–486), дальнего потомка, мудро женившегося на дочери Кира Атоссе, выпала задача прочно основать ее на фундаменте сбора податей и бюрократической администрации. Его сын и преемник Ксеркс (486–465) предпринял попытку последовать примеру своего великого отца, расширив империю завоеванием и включением в нее материковых греков, но потерпел жестокую неудачу — прежде всего благодаря спартанцам — и погиб от руки убийцы.
В наших данных относительно могущественной персидской империи и ее взаимоотношений с греками скрывается неустранимый парадокс. Мы можем читать некоторые из официальных хроник самих персов, некоторые из коих я буду обильно цитировать, и можем более или менее точно расшифровать формализованный язык памятников официального искусства Ахеменидов, находящихся в нескольких дворцовых центрах. Но мы не можем обойтись без Геродота, чтобы увязать древнее повествование с контекстом и дать целостное объяснение греко-персидским отношениям в период между 550 и 579 годами. И это несмотря на все его несомненные недостатки как «научного» историка в лучшем современном смысле. Например, хотя он каким-то образом получил косвенный доступ к некоторым важным персидским документам, он никогда не изучал персидского и не знал никакого другого языка, кроме своего родного дорийского диалекта, разговорного греческого и литературного ионийского диалекта, на котором написал свои Истории. Одним из маленьких признаков его одноязычия было глубоко ошибочное этноцентрическое заблуждение, что персидские собственные имена оканчиваются на «с».
С другой стороны, прежде чем позволить себе слишком увлечься недостатками Геродота как исследователя, хрониста и историка Персии, следует напомнить себе, что даже в греческом мире до Геродота не было Геродота. Даже более того, лишенный равенства, иерархический сверху донизу персидский мир абсолютной монархии никогда не создал ничего подобного Геродоту. В Ахеменидской Персии было множество писцов, но не было ни одного историка. Парадоксальным образом писцы сделали любую менее ограниченную форму грамотности ненужной, а также, возможно, и нежелательной. Однако бюрократия и страсть к подсчетам имеет свои преимущества для современного историка Древней Персии. Теперь, когда мы можем читать многие официальные персидские документы в значительной мере благодаря Генри Ролинсону, в девятнадцатом веке расшифровавшему персидскую клинопись, мы способны по крайней мере внутренне почувствовать, как работала администрация в центре, а также осознать колоссальное этническое разнообразие этого огромного царства, воистину первой мировой империи.
Подумайте, например, какой свет пролила совсем недавняя публикация Фортификационных дощечек из Персеполя на карьеру высокопоставленного чиновника, чье имя на персидском языке звучит как «Парнака», но которое Геродот транслитерировал как «Phamaces» (отметьте конечное «с»). Благодаря Геродоту нам уже известно довольно много о его важном сыне Артабазе. Вот, например, несколько слов из отрывка, следующего за битвой при Саламине в 480 году до Р.Х.:
Артабаз, сын Фарнака, был уже известным человеком в персидской армии, и ему предстояло еще больше укрепить свою репутацию в результате битвы при Платеях [в 479 году].
Как уже известно читателю, сей Артабаз был командующим сухопутными силами парфян и хорезмийцев, сражавшихся в бактрийском вооружении. Он заслужил несколько похвальных отзывов от Геродота. По контрасту, его отец Фарнак предстает просто отцом своего (предположительно) знаменитого сына. Однако теперь мы знаем — и это одно из выдающихся открытий, сделанных в результате расшифровки собственно персидских официальных бюрократических документов, — что Фарнак был не менее, а в своем роде, пожалуй, даже более выдающимся, чем его сын.
Ибо около 500 года до Р.Х. он был самым высокопоставленным царским чиновником в главной церемониальной столице империи Персеполе («Парса» по-персидски). Мы также знаем из его официальной печати, что Парнака был сыном Иршамы (Арсама). А Иршама/Арсам был дедом не кого иного, как Великого царя Дария I. Таким образом, Парнака/Фарнак был братом отца Дария Гистаспа и дядей Великого царя по отцовской линии. Мы уже знаем из греческих источников, что Дарий заключил ловкий династический брак с Атоссой. Теперь мы видим, как он воспользовался кровными связями, чтобы подмазать колеса высшей имперской администрации. Такое необычайное озарение можно получить из оригинальных персидских источников, доступных нам в своей первозданной форме, но никогда не бывших доступными Геродоту.
Что же касается этнического разнообразия империи, то нет лучшего способа получить прямой доступ, как через хвастливый текст Дария, описывающий строительство дворца в Сузах в Эламе, главном административном центре империи. Вот выдержка из длинной главы об основании города:
Этот дворец, который я построил в Сузах: его материалы были доставлены издалека… Древесина кедра была привезена с горы, называемой Ливаном. Ассирийцы [из современного северного Ирака] доставили ее в Вавилон [южный Ирак]. Из Вавилона карийцы [из юго-восточной Анатолии] и ионийцы [греки из центральной Анатолии] доставили ее в Сузы. Древесину сиссу привезли из Гайдары [на афганско-пакистанской границе] и Кармании [на юге Ирака]. Золото, обработанное здесь, привезено из Сард [столицы сатрапии Лидия в центре западной Анатолии] и из Бактрии [северного Афганистана]. Драгоценный камень лазурит и сердолик, обработанный здесь, привезен из Согдианы [северного Афганистана]. Драгоценный камень бирюза… привезен из Хорезма [Средней Азии]. Серебро и черное дерево привезены из Египта. Украшения, которыми убрана стена, — из Ионии. Слоновая кость, обработанная здесь, — из Эфиопии, из Индии и из Арахозии [южный Афганистан]. Каменные колонны, сделанные здесь, привезены из… Элама. Резчики, обрабатывавшие камень, — ионийцы и жители Сард. Золотых дел мастера, обрабатывавшие золото, — мидяне и египтяне. Люди, работавшие по дереву, были из Сард и Египта. Те, кто обрабатывал обожженный кирпич, были вавилоняне. Стены украшали мидяне и египтяне.
Дарий подводит итог:
Царь Дарий говорит: «Великолепная работа была заказана в Сузах, и великолепная работа осуществлена. Да защитит Ахурамазда меня, моего отца Гистаспа и мою страну».
Великие столицы, расположенные на юге современного Ирана — Пасаргады (первоначальная, построенная Киром), Сузы и Персеполь («место археологических раскопок, представляющее собой огромный пудинг, в котором слишком много яиц», как некий журналист непочтительно назвал его), — были дополнены четвертой в Экбатане в Мидии дальше к северу. Мы могли бы предсказать, что их общественное убранство будет состоять из материалов, доставленных со всех концов империи, а также, пусть даже в меньшем масштабе, предвидеть источник квалифицированной рабочей силы, включая ионийцев (греков), как сказано в цитированной выше главе об основании Суз. Однако еще более удивительно, что из этого смешения в корне различных народов и мест, каждого со своей собственной культурной традицией, получился единый стиль, уникальный для Ахеменидов. Некоторые склонны видеть в этом заслугу самого Дария, поскольку этот стиль предполагает наличие единого контролирующего интеллекта, и это было искусство, сосредоточенное на царстве (и лишенное претензий на глобальный размах). Но это может быть преувеличением его заслуг. Возможно, нам стоит поискать анонимного персидского Имхотепа