На самом деле, скорее всего, они этого не делали. Гораздо более вероятно, что встреча состоялась в какой-нибудь более центральной географической точке, наиболее вероятно, в уже существующем общегреческом — и исключительно греческом месте, включающем крупное религиозное святилище.
Такими четырьмя общегреческими точками были Олимпия, Коринфский перешеек, Дельфы и Делос. Крошечный остров Делос в Эгейском море, посвященный Аполлону, где родился этот бог, автоматически исключался, поскольку он по существу был уже в персидской сфере. Персидский флот контролировал большую часть Эгейского моря, и Делос в центре Киклад был слишком близок от азиатского побережья Персии и ее прибрежных островов в Эгейском море, чтобы допустить его независимость. В Дельфах, самом священном месте во всем греческом мире, находились не только общеэллинское святилище и оракул, это также было одно из мест встреч альянса соседних государств, известного как Амфиктиония, включавшего как Спарту, так и Афины, но больше половины постоянных членов которого происходили из Фессалии. Лояльность Фессалии антиперсидскому делу была в высшей степени сомнительна не в последнюю очередь вследствие давней откровенно проперсидской позиции Алевадов, аристократического правящего клана главного города Лариссы, и, как оказалось, вся Фессалия сдалась персам без сопротивления. Кроме того, как особенно продемонстрировали события 480 года, дельфийское жречество не было предано идее какого-либо сопротивления Персии. Частично из высоких религиозных соображений, частично по совершенно мирским и эгоистическим причинам ее линия в отношении Персии была в лучшем случае нейтральной, а в худшем — откровенно пораженческой. Так что Дельфы были не более подходящим местом для конференции сопротивления в переломный момент, чем Делос. Остаются только Олимпия и Истм.
Олимпия, посвященная Зевсу Олимпийскому, была воистину почитаемым общеэллинским святилищем. Она стала таковым по крайней мере в VIII в. до Р.Х., когда, в соответствии с учеными вычислениями местного эрудита Гиппия из Элиды конца V в., в 776 году до Р.Х. состоялись первые общеэллинские атлетические состязания. Более того, в Олимпии находился оракул, посвященный Зевсу, отцу Аполлона Делосского и Дельфийского, это может означать, что данное пророческое святилище было даже старше дельфийского. Однако имелось одно существенное препятствие для выбора Олимпии в качестве места проведения конференции по сопротивлению, а именно, то, что это могло быть расценено как неуместное влияние Спарты на святилище.
Городом, столетиями обслуживавшим святилище и Олимпийские игры, была Элида, являвшаяся союзницей Спарты в рамках Пелопоннесского союза. Кроме того, археологические, а также литературные свидетельства показывают, что Спарта проявляла необычайно пристальный и продолжительный интерес к Олимпии, как официально, так и неофициально, и Элида отвечала взаимностью. Например, одним из самых интересных экспонатов, в настоящее время украшающих Музей Олимпии, является изящное сиденье с вырезанной на нем надписью. Надпись, датирующая сиденье 525 г., гласит, что оно было изготовлено для proxenos спартанцев в Элиде, то есть гражданина Элиды, служившего местным дипломатическим представителем Спарты, кем-то вроде консула. Он носил необычное имя Горгос, напоминавшее имя Горго (род. около 508 г.), дочери современного ему спартанского царя Клеомена и будущей супруги царя Леонида. Вполне вероятно, что между Горгосом из Элиды и семьей Клеомена существовала личная связь, называемая xenia. Во всяком случае, предположительно именно Спарта заплатила за изысканное сиденье для Горгоса, а Элида дала разрешение возвести его на видном месте в Олимпии. Это давало ему возможность производить должное впечатление на Играх и наблюдать за ними с некоторым шиком и комфортом[51].
С исключением также Олимпии, единственным местом оставалось общеэллинское святилище в Истмии, посвященное богу-покровителю Коринфа Посейдону (брату Зевса). Можно предположить, что вначале это место тоже могло пострадать от связи со Спартой: Коринф, как и Элида, был членом спартанского Пелопоннесского союза. Однако против этого допущения можно выдвинуть письменно зафиксированные доказательства независимости, вернее, откровенной нелояльности Коринфа Спарте. Именно коринфяне около 505 г. совместно с царем Демаратом провалили экспедицию Клеомена против только что добившихся демократии Афин. Это могло побудить Афины, второе по важности государство после Спарты среди потенциальных противников Персии, даже двадцать лет спустя вполне благосклонно относиться к коринфянам, особенно учитывая, что в конце 90-х или в начале 80-х гг. V в. они одолжили афинянам, располагавшим небольшим флотом, двадцать боевых кораблей для войны с жителями Эгины. И сочетание еще целого ряда факторов безусловно склонило чашу весов решительно в пользу Истмии. Для Спарты она все еще принадлежала к Пелопоннесскому союзу и находилась в пределах относительно легкого удара для Афин. Она занимала центральную геополитическую позицию для всех греков юга метрополии и обладала вполне подходящими религиозно-символическими ассоциациями. Посейдон был общим для всех греков богом морей, и независимо от того, чего еще потребовало бы сопротивление Персии, оно, несомненно, требовало участия флота всех греков, львиную долю которого предоставили бы Афины.
Наконец, Истмия — именно то место, где, как писал Геродот, впервые собрались делегаты будущих стран — участников сопротивления; полагаю, ему следует верить. Однако сам по себе заслуживает внимания тот факт, что делегаты вообще собрались. Когда Геродот в решающий момент своего повествования (зимой 480/79 года после Саламина и перед Платеями) приводит определение эллинизма, примечательно, что цитируемый им список объединяющих факторов не включает политическое сотрудничество, а только союз. В таком случае, похоже, что в результате встречи появилось нечто вроде свободной коалиции, альянса для совместной обороны, скрепленного совместно принесенными клятвами богам, выступающими в роди свидетелей и гарантов. Таким образом, нарушение договора было бы святотатством в глазах неба, а также чисто человеческим, мирским и светским преступлением.
Сформированная таким образом «лига» была названа просто, но выразительно — «Греками» (hoi Hellênes). Ее признанными лидерами должны были стать спартанцы, благодаря своему исключительному боевому мастерству и поскольку они уже возглавляли единственный тогда существовавший внеэтнический и внерелигиозный военный межгосударственный греческий альянс — Пелопоннесский союз. Приоритет спартанцев косвенно разъясняется не Геродотом, а текстом на монументе, некогда величественном, а ныне смотрящемся как жалкая тень оригинала. Сегодня он одиноко ютится на ипподроме древнего Константинополя, но первоначально был гордо воздвигнут в Дельфах.
После того как в 479 году закончились бои и Дельфы были прощены за свою проперсидскую позицию, греческая коалиция в качестве благодарственного подношения и военного памятника установила там в святилище Аполлона чашу на головах трех сплетенных кольцами бронзовых змей. На кольцах следующее сообщение в истинно лаконическом стиле: «[Сими] велась война…» Далее следуют названия тридцати одного греческого города/государства, обозначенных в обычной греческой манере через собирательное наименование граждан. Сначала идут лакедемоняне, или спартанцы. Из остальных тридцати не менее четырнадцати являлись членами спартанского Пелопоннесского союза: коринфяне, тегейцы, сикионцы, эгинцы, мегарийцы, эпидаврийцы, орхоменцы[52], флеазийцы, трезенцы, гермионяне, тиринфцы, микенцы, галийцы и лепреаты. Из оставшейся части, остров Мелос в Кикладах, населенный дорийцами, считался колонией (apoikia) Спарты. Это давало Спарте и ее ближайшим союзникам и сателлитам подавляющее большинство голосов, если требовалось голосование и если принятая в Пелопоннесском союзе процедура практиковалась также и «Греками»[53].
Превосходство Спарты было таково, что все согласились с тем, чтобы она официально исполняла роль командующего силами коалиции как на море, так и на суше — практически это была пародия, хотя, к счастью, то обстоятельство, что как в 480-м, так и 479 г. формально командующим флотом был спартанец, не имело существенных негативных последствий. Послевоенная пропаганда Афин любила подчеркивать, что Афины не хуже справились бы с ролью главнокомандующего коалицией греков, или, по крайней мере, одного из командующих, приняв на себя руководство делами на море. Утверждали даже, что афиняне благородно и демонстративно отказались от претензий на столь заслуженное положение. Однако это было всего лишь выдумкой, принимаемой за действительность. На самом деле в 481 г. не могло быть и речи о том, чтобы оспаривать право Спарты на первенство.
Тем не менее утверждалось, что еще одна сторона претендовала на свою долю в общем командовании. Однако эта претензия была по существу фантастична, хотя возможно, что она тем не менее подлинна. В первой четверти пятого века главным греческим правителем-тираном в Сицилии был Гелон. Сначала он в 490 г. стал тираном Гелы на южном побережье[54], а затем, примерно в 485 г., тираном главного греческого города на Сицилии Сиракуз (основанного Коринфом в 30-х гг. VIII в.), уступив Телу своему брату Гиерону[55]. Заключением союзов и завоеваниями Гиерон создал в Сицилии то, что можно по праву назвать империей, и, будучи правителем империи и греком, он чувствовал себя вправе противостоять Ксерксу от имени всех греков. Поэтому предположительно, он сделал греческой коалиции предложение, которое они должны были отвергнуть и отвергли: он заявил, что бросит свои вооруженные силы в поддержку сопротивления при условии, что ему предоставят половину общего командования.