Однако у этого предложения был еще один серьезный аспект, обеспечивший первую в истории, начиная с седьмого века, тесную связь восточного и центрального греческого Средиземноморья. У Гелона гораздо ближе к дому были собственные проблемы, связанные с вторжениями «варваров» в лице финикийцев из Карфагена на севере Африки (современный Тунис). Подобно грекам, они основали ряд «колоний» в Сицилии, в основном на дальнем западе острова. Они завидовали гегемонии Гелона и жаждали обеспечить безопасность своих прибыльных торговых путей, протянувшихся от Северной Африки на запад через Сицилию до Испании (и даже Британии — к оловянным рудникам Корнуолла). Таким образом, в то время как грекам «старой» Греции угрожали с востока персы, грекам «новой» Греции, золотого Запада, угрожали варварские посягатели с юга. Были даже разговоры о координации усилий между обеими сторонами варваров, поскольку финикийцы из старой Финикии (Ливана) составляли элиту военно-морского флота Ксеркса. Во всяком случае, предания сицилийских греков яростно утверждали, что битва за Гимеру на северо-западе Сицилии, в которой карфагеняне потерпели поражение и были отброшены греческими войсками под командованием Гелона и Ферона, правителя Акраганта, имела место точно в тот же день, что и Саламинское сражение под Аттикой в конце сентября 490 года.
Однако греческий Запад не принимал прямого участия в сопротивлении коалиции Ксерксу, в конечном счете, оказавшимся успешным. Реальной существенной проблемой, сохранившейся даже после образования коалиции в 481 г., была стратегия. Какую стратегию изберет коалиция перед лицом угрозы вторжения Ксеркса и каким образом осуществлять ее координацию между морскими и наземными операциями, так и между Спартой и Афинами? Учитывая очевидную хрупкость коалиции под прямым огнем в 480 г. и явно не запланированные повороты стратегической политики, было бы наверно справедливо сделать вывод, что между первой встречей лоялистов (верных) на Истме и первым (не слишком) координированным актом военного сопротивления коалиции летом 480 г. они не очень преуспели в стратегическом планировании.
После этой первой встречи протокоалиция отправила разведывательную группу наблюдения за войсками Ксеркса, но ее более практической задачей было решить по дипломатическим каналам ряд назревших внутренних греческих споров. Так, Эгина и Афины были готовы возобновить свою частную вражду. Однако этот прогресс сдерживался неудачами в других областях. Например, ненависть Аргоса к Спарте была так велика, что он отказался служить в любой возглавляемой ею армии. Вместо этого он соблюдал формальный нейтралитет, неприятно граничивший с оказанием помощи и гостеприимства персидскому врагу. Кроме того, Аргос никоим образом не был одинок в том, что его не побуждала к действию любая форма общеэллинского братства.
Более консолидированная коалиция встретилась еще раз, опять на Истме, весной 480 года. Однако, если заслуживает какого-то доверия детальный отчет Геродота о реакции в Афинах на новость о том, что Ксеркс марширует по европейской Греции, то похоже, что даже эта встреча не приняла сколько-нибудь твердых стратегических решений. Во всяком случае, когда известие об образовании коалиции сопротивления достигло ушей Ксеркса, он вряд ли испугался и захотел повернуть назад в своих царских шафрановых тапочках с характерными загнутыми вверх носками. «Начинаем!» — сказал он, и ранним летом того года персидская военная мощь наконец пришла в движение. Из Сард Ксеркс двинулся на Геллеспонт через Трою, где он принес в жертву Афине тысячу быков — десятикратную стандартную гекатомбу. Настал ли наконец час отмщения за историческое поражение Азии от руки Европы под Марафоном?
Переправа персов через Геллеспонт от Абидоса к Сесту по двойному понтонному лодочному мосту, возведенному финикийскими и египетскими инженерами, была грандиозной тыловой операцией. Расстояние, которое предстояло преодолеть, превышало два километра, дули сильные ветры, и еще более сильным — отчасти вследствие ветров — было течение. Переправа неизбежно значительно растянулась во времени: согласно Геродоту, она заняла ровно семь дней и ночей. Однако нам дают понять, что она могла занять и больше времени, если бы не кнуты, использовавшиеся pour encourager les autres (чтобы подстегнуть других. — фр.), при том что Ксеркс наблюдал за переправой со стороны Сеста по другую сторону пролива.
Это не было просто нейтральным отчетом о фактическом событии. Для греческих читателей и слушателей это было еще одним фрагментом культурно кодированной информации, которыми Геродот нашпиговывал свою историю. В глазах греков кнут был предназначен для рабов, а не для свободных граждан, которые (за весьма редкими исключениями) были по определению освобождены от телесных наказаний. Фактически в Греции кнут использовался свободными рабовладельцами именно как символ и подкрепление этого фундаментального различия в статусе. Поэтому позднейший приказ Ксеркса кнутами заставить свою армию вступать в сражение в Фермопилах не должен был удивить греческую аудиторию.
Из Сеста персидская армия направилась на северо-восток вдоль фракийского Херсонеса (полуостров Галлиполий), затем резко повернула в западную, Одрийскую Фракию[56]. То, что Ксеркс лично возглавлял экспедицию, было верным знаком ее первостепенной важности для него. В местечке под названием Дориск, расположенном довольно близко от побережья, где имелась удобная большая равнина, он приказал сделать привал и смотр войск.
Геродот, в этом месте максимально приблизившись к уровню Гомера, не упустил возможности посоревноваться с его «каталогом кораблей» в Книге 2 «Илиады». Однако, в то время как Гомеру пришлось перечислить тысячу или около того греческих кораблей, в распоряжении Геродота было несметное множество наземных войск целого спектра подвластных народов, а также относительно однородный персидский военный флот. Кроме того, от его изначальных читателей не ускользнула ирония того, что, в то время как Гомер составлял каталог сил тех, кто в конечном счете победил, Геродот взялся за перечень потерпевших поражение — как бы намекая на то, что численность — это далеко не все.
Однако современных ученых читателей удовлетворить труднее. Я осмелюсь с некоторой долей уверенности утверждать, что сегодня не найдется ни одного профессионально историка, который бы поверил в точность названных Геродотом цифр — 1.700.000 наземных войск персов и более 1200 военных кораблей, зафиксированных при первичном европейском смотре в Дориске в западной Фракии. Позже, добавив к ним войска, собранные в Европе, Геродот приводит еще большие цифры: всего с Ксерксом пришло более пяти миллионов человек — 5.283.220, чтобы быть точным! Возможно, как он утверждает, по дороге несколько речек действительно были выпиты насухо; дело было не весной и не зимой, а ранним летом, и было не так много больших полноводных рек. Другие комментаторы урезали его цифры, соответственно, до относительно немногочисленных 80.000 человек и 600 кораблей. Возможно, 80.000 — слишком заниженная цифра. Как бы то ни было, любое существенное снижение представило бы достижения греческий коалиции в несколько ином свете, и именно это, как я подозреваю, явилось одной из причин, почему Геродот был так озабочен тем, чтобы довести до максимума численность сил врага.
Скептики утверждали также, что Геродот пользовался греческими источниками, которые поэтому имели неверные сведения или давали преднамеренно ложную информацию; например, как утверждалось, маловероятно, что были представлены все нации, подвластные Персидской империи. Против этого приводилось то возражение — вполне, на мой взгляд, правдоподобное, — что из присутствия самого Великого царя во главе объединенной армии и флота следует максимальная представительность сил. Возможно также, что, как и в случае описаний восхождения Дария на престол и выплаты дани империи, Геродоту каким-то образом удалось получить доступ к подлинным персидским источникам.
Вот некоторые примеры из «каталога» Геродота (полностью воспроизведенного в Приложении 2), которые также дают некоторое представление об «аморфном» порядке и размере сил Ксеркса. Разумеется, относительно немногие из войска Ксеркса ранее сражались бок о бок, и еще меньше на греческой земле. Естественно, список Геродота начинается с персов, обитателей области на юге Ирана, которую греки называли Персидой. Ими командовал тесть Ксеркса Отан, чья дочь Аместрида была главной многострадальной женой Великого царя.
На головах у них были так называемые тиары (мягкие [войлочные] шапки), а на теле — пестрые хитоны с рукавами из железных чешуек наподобие рыбьей чешуи. На ногах персы носили штаны [anaxurides]. Вместо [эллинских] щитов у них были плетеные щиты, под которыми висели колчаны. Еще у них были короткие копья, большие луки с камышовыми стрелами, а, кроме того, на правом бедре с пояса свисал кинжал.
В этом описании три момента должны были изрядно шокировать греческого читателя. В отличие от типичного пехотинца-гоплита, вооруженного большим и тяжелым, сделанным в основном из дерева щитом и длинным колющим копьем с железным наконечником, персы были легко вооружены. Во-вторых, они были как лучниками, так и солдатами ближнего боя, в то время как у греков, частично по социальным причинам, эти две категории солдат были строго разграничены. В-третьих — о ужас! — они носили штаны. Нам это покажется вполне здравым и практичным, однако традиции одежды никогда не бывают вполне рациональными, и греки предпочитали превратить этот элемент одеяния в знак неискоренимого культурного различия. Настоящие мужчины не носят штанов! Однако Геродот не позволил этому обстоятельству вмешаться в свое взвешенное и объективное убеждение, что коренные персы были лучшими бойцами Ксеркса, в штанах или без оных, а также снаряженными самым великолепным образом. Они также включали десятитысячную элитную персидскую пехоту, называемую греками «Бессмертными», представлявшими собой нечто вроде прославленных царских телохранителей