douloi), имея в виду в конечном счете рабов Ксеркса. Однако он почтительно называет по имени всех персов в составе флотского Верховного командования, включавших членов царской семьи и их родственников через браки. Например, египетская эскадра (200 кораблей) находилась под командованием родного брата Ксеркса с династическим именем Ахемен; объединенная ионийско-карийская эскадра (170 кораблей) — под командованием сына Дария от дочери Гобрия, отца Мардония.
Геродот также упоминает по имени ряд лиц, которых он называет «самыми знаменитыми» (onomastotatoi) после высокопоставленных полководцев: трех финикийцев, сицилийца, ликийца, двух греков-киприотов и двух карийцев. Все они, как можно было ожидать и предвидеть, были мужчинами. Затем, однако, он самым неожиданным образом разражается хвалебным гимном женщине, считая чудом (thôma), что женщина вообще приняла участие в военной кампании, не говоря уж о том, что сыграла в ней выдающуюся роль. Эта женщина была гречанкой — трудно представить себе негречанку, которой вообще было бы позволено играть какую бы то ни было роль. Она была дочерью отца из Галикарнасса и матери с Крита, ее звали Артемисия (теоморфное имя, происходящее от имени девственной богини-охотницы Артемиды). Она командовала пятью греческими кораблями из четырех греческих городов или островов (Галикарнаса, Коса, Нисиры и Калинды). Согласно Геродоту, она поступила так, поскольку являлась tyrannos, аристократической единовластной правительницей, унаследовавшей это положение от своего покойного мужа. Иными словами, она была марионеткой персов. Основанием для частичного или полного принятия на веру этого рассказа было то, что Геродот также был уроженцем Галикарнаса, родившимся слишком поздно, чтобы из первых рук узнать, что представляла собой Артемисия, но достаточно патриотично настроенным, чтобы уделить ей и, следовательно, городу место под солнцем, даже если оно сияло с персидской стороны.
Предположительно, это объясняет, почему только в ее уникальном случае Геродот предваряет свой рассказ о войне добавлением, что Артемисия не только предоставила «самые достойные» (eudoxotatai) корабли во всем флоте — за исключением обеспеченных финикийским Сидоном, но также якобы давала Ксерксу «самые мудрые советы» (gnomai aristai)[68] «как мужчина мужчине», поскольку Геродот еще раз исключительным образом применяет к Артемисии, женщине, греческий термин, означающий буквально «мужественность» — andreia. Описывая ее деятельность в Саламине, он заставляет ее проявлять не только сугубо мужское мужество, но и хитрость, достойную Одиссея. Чтобы обеспечить себе бегство от корабля греческой коалиции, она таранит и топит греческий корабль, сражающийся на стороне персов, представив дело так, как если это был вражеское судно. Этот отчаянно благородный подвиг якобы вызвал у Ксеркса удивительное гендерно ориентированное восклицание: «Мои мужчины стали женщинами, а мои женщины мужчинами!»
У Геродота Артабан говорит Ксерксу по поводу этой воистину внушающей страх армады:
О царь! Ни войско твое, ни число кораблей ни один благоразумный человек не считает недостаточным.
Однако он благоразумно добавил, что сами по себе их размеры и численность неизбежно означают, что у Ксеркса возникнут проблемы с поисками достаточно больших гаваней для укрытия флота и обеспечением адекватных поставок продовольствия. Поэтому он посоветовал ему принять к сведению худший вариант сценария для планирования, но действовать смело и решительно, осуществляя свои планы, когда они будут мудро сформулированы. На что более молодой, менее опытный и оптимистичный, но и более нетерпеливый Великий царь якобы возразил:
Лучше отважиться на все и испытать половину опасностей, чем заранее бояться, как бы впоследствии как-нибудь не пострадать, и так ничего не добиться.
Острая ирония не ускользнула от аудитории Геродота, поскольку она знала, что жребий не выпал благоприятным образом для персов.
При всем своем стремлении завоевать и покорить Грецию, заметно тем не менее, что Ксерксу пришлось затратить время, чтобы добраться из Дориска в Фессалию через Македонию. Его медленное продвижение объясняется рядом разнообразных причин. Во-первых, тыловое обеспечение: армии персов путешествовали отнюдь не налегке, такой вещевой обоз существенно осложнял продвижение армии[69]. К тому же специально построенная Царская дорога отнюдь не облегчала движение. Во-вторых, на карту было поставлено представление о царском величии. Ксеркс хотел произвести и оставить после себя впечатление царственного великолепия. В-третьих, но никоим образом не в последнюю очередь, он был озабочен дальнейшим распространением того, что греки стали называть «мидизмом». Чем медленнее продвигалась колесница войны, тем более непреодолимым, неизбежным и неумолимым казалось это продвижение и тем более вероятным становился переход в лагерь персов колеблющихся греков по примеру и вслед за Алевадами фессалийской Лариссы. В конце концов, возможно, в июле, наземные силы Ксеркса достигли границы между Македонией и Фессалией — Темпейской долины, которая представляет собой в наше время основной маршрут автотранспорта, следующего из Македонии через Фессалию в центральную Грецию.
К тому же Темпе была первой линией обороны, избранной коалицией греческого сопротивления. Два командующих были облечены полнотой ответственности, отражая двоякое лидерство Спарты и Афин: соответственно, Эванет и Фемистокл. Однако надо сказать, что оба представляли собой довольно загадочный выбор. Примечательно отсутствие царственного спартанского командира в этой первой коалиционной инициативе: в типичном случае все наземные экспедиции с участим спартанских сил возглавлялись царем Спарты. С другой стороны, кажется странным, что афиняне выбрали Фемистокла командующим обороной, которая на первых порах должна была осуществляться исключительно в наземных условиях: на суше Фемистокл ничего не представлял собой. На самом деле, именно трактовка Геродотом этой самой ранней стадии сопротивления вынудила некоторых исследователей сомневаться в том, что он действительно понимал неизбежность того, что любое мыслимое сопротивление силам вторжения Ксеркса, очевидно имевшим характер морского десанта, неизбежно должно было принять аналогичный характер. Даже задавался вопрос: обладал ли вообще Геродот стратегическим чутьем? Загадка только осложняется тем, что Темпейскую «линию» поспешно оставили, когда было обнаружено, а это безусловно должно было случиться гораздо раньше, что ущелье можно обойти с флангов.
Самое вероятное объяснение — это то, что коалиция сопротивления «Греков» еще не успела выработать никакой практически осуществимой стратегии. Отсюда существенно возросшая значимость первой серьезно защищаемой и настоящей линии обороны, которая была выбрана позже: десантной оси Фермопилы — Артемисия. Хотя, согласно Геродоту, даже она была выбрана только после того, как Леонид покончил с некоторыми последними колебаниями и разногласиями в среде коалиции. Это было достаточно своевременно, и когда чрезвычайная угроза, вызванная прохождением Ксеркса через Фессалию по Темпейской долине, стала такой острой, что ее невозможно было игнорировать, Спарта прореагировала самым неординарным и необычайно решительным образом.
6.Фермопилы II: подготовка к битве
[Спартанцы] в единоборстве сражаются столь же храбро, как и другие народы, а все вместе в бою они доблестней всех на свете.
Покорение Греции неизбежно зависело от взаимодействия наземных сил Персии с военно-морскими, которые должны были обеспечить жизненно важную поддержку армии. Продвижение по суше на юго-запад из Дориска, где в июне 480 г. Ксеркс проводил общий смотр своих сил, проходило без проблем, разве что медленно. Вся территория к северу от границ Фессалии уже находилась под контролем Великого царя, а после того, как в июле коалиция сопротивления отказалась от своих бесплодных попыток защищать Темпейскую линию силами десятитысячного войска, Ксеркс смог беспрепятственно (не считая огромного вещевого обоза) по-царски прошествовать мимо Олимпа и через Фессалию. Продвижение флота было более сдержанным, но и он, как планировалось, достиг мыса Сепия напротив северной оконечности Эвбея.
Какова должна была быть реакция Эллинской коалиции? Если она собиралась оказать серьезное сопротивление, ясно, что следующая линия обороны должна была проходить по оси между ущельем (точнее, ущельями, поскольку их было три) Фермопил на суше и через море в точке, называемой Артемисия (место, где находилось святилище Артемиды) к северу от острова Эвбея. Некоторые профессиональные геологи и специалисты по геоморфологии пытались доказать, что Фермопилы не были тем ущельем, которое превозносили древние, и что Ксерксу прошлось форсировать не это, а другое ущелье, чтобы пройти в центральную Грецию. Но если это было бы так, то удивительно, как часто древние, включая многих греков, уроженцев этих мест, так и иностранцев (например, банды мигрирующих мародеров-кельтов в 279 г.) постоянно повторяли ту же самую «нелепую ошибку».
Однако в тот момент были и другие, человеческие препятствия к осуществлению коалицией греков серьезной обороны, с полной отдачей и в полную силу. Очевидно, в случае лоялистов-неспартанцев следует допустить значительный элемент панического страха, что персидские полчища слишком велики, чтобы им противостоять, будь то в Фермопилах или еще где-нибудь. В конце концов, огромное большинство прочих городов континентальной Греции, устранившись, уже проголосовало за присоединение к персам или, по крайней мере, за воздержание от активного сопротивления вместо того, чтобы отбросить их любой ценой.
Однако маловероятно, что подобный страх овладел спартанцами. Они были закалены войной и всегда готовы к ней. Как мы уже отмечали ранее, для них необходимая воинская доблесть была центральной ценностью, с самых ранних лет насаждавшаяся через официальное общественное образование, а не некое качество, которое необходимо было произвольно мобилизовать в случае сиюминутной опасности. Тем не менее ситуация, в которой они оказалась летом 480 года, была самой что ни на есть чрезвычайной, с какой спартанцам когда-либо доводилось или, возможно, пришлось бы столкнуться. Она угрожала не просто их жизням или имуществу, но самому образу жизни.