Эти спартанцы были среди тех, кто, как мы знаем из греческой истории Ксенофонта, пали в 403 г., чтобы положить конец кровавому правлению первоначально самими же спартанцами поддержанной хунты Тридцати тиранов, возглавляемой фанатичным афинским «спартофилом» Критием[122]. Однажды ведущий немецкий антрополог был направлен в Афины с целью проверить и подтвердить соответствие спартанских скелетов «нордическому» типу. Результаты его проверки оказались недостаточно определенными и никогда не были должным образом опубликованы. Но тот же дух расистского отождествления вдохновлял рейхсмаршала Германа Геринга, когда он обратился к своим терпящим поражение войскам в последние дни осады Сталинграда в 1942 году. Он напомнил им о Леониде и его трех сотнях и предсказал новое прочтение знаменитой эпитафии Симонида: «Если вы будете в Германии, скажите им, что вы видели, как мы сражались в Сталинграде, покорные закону чести и войны». Согласно утверждению Мартина Бормана, в свой пятидесятый день рождения 20 апреля 1945 года сам Гитлер призвал соратников в своем последнем бункере «просто думать о Леониде и его трех сотнях спартанцев».
Другой стороной этой нацистско-расистской монеты был отчаянно неприятный опыт Виктора Эренберга, великолепного немецкого историка античности еврейского происхождения, который в конце 30-х годов XX в. был вынужден оставить должность в Пражском университете и переехать в Лондон. Случилось так, что он был специалистом по Древней Спарте, и, хотя он восторженно отзывался о защите спартанцами концепции свободы при Фермопилах, он также трезво отметил, что истинная свобода невозможна в «авторитарном» государстве, каковым он сам считал Спарту. Используя этот термин, он имел в виду преимущественно ограничения, налагаемые на свободное выражение авторитарными (другие сказали бы «тоталитарными») режимами его времени. Они не обязательно порабощали своих подданных в буквальном или юридическом смысле. Но мы не должны забывать о спартанских илотах Мессен и Лаконии, которые не были свободны формально и юридически (и, как таковые, могли быть немедленно подвергнуты смертной казни как враги государства), несмотря на то что они были не в меньшей степени греками, нежели их спартанские хозяева и в ряде случаев — не в последнюю очередь в Фермопилах — играли незаменимую роль в поддержке их и Греции.
Эти дебаты о спартанской политической системе напоминают о том, что после 1945 года «горячая» война предыдущих шести лет перешла в «холодную» последующих сорока пяти: изматывающее соревнование непрекращающейся пропаганды и непрерывное бряцание оружием, изображаемое на публику как (еще одно) противостояние Востока и Запада, столкновение цивилизаций. Поп-культура с обеих сторон также сыграла свою роль в этом противостоянии, и самым массовым из массовых средств пропаганды для этой цели служил полнометражный художественный фильм. Классический пример фильмов в жанре (не очень) прикрытой антисоветской пропаганды, потоком лившихся из Голливуда и прочих западных студий, — фильм «Триста спартанцев» 1962 года выпуска, известный также под названием Лев Спарты. Он прямо-таки источал образы «холодной войны», вплоть до лозунгов во весь экран о защите свободы против рабства. Фильм гордился великолепным подбором актеров, включая Анну Синодину, великую греческую трагедийную актрису, исполнявшую роль Горго, и не менее великого английского актера Ральфа Ричардсона в роли Фемистокла. Почти нет нужды говорить, что роль Леонида исполнял, и очень хорошо исполнял, американец ирландского происхождения Ричард Эган.
Все еще сохраняются явные следы этого военно-парадного отношения. Можно доказать, что оно ощущается за недавней и текущей интервенцией в Ираке. Взять хотя бы страницы вебсайта с подходящим названием Amazon, посвященного реакции зрителей на роман Стивена Прессфилда «Огненные врата». Они содержат поучительные зарисовки жизнеспособности мифа о Фермопилах в его самом свежем западном воплощении. Некоторые статьи получены от американских ветеранов, кое-кто из них даже времен Корейской войны, одобряющих довольно примитивную ментальность «мы против них», «Запад против Востока», «хорошие против плохих» и превозносящих Прессфилда за позитивную передачу того, что они считают универсальной константой опыта войны.
В столь же парадных тонах выдержан блестяще нарисованный комикс, или «графический рассказ», о Фермопилах Франка Миллера под простым названием 300. Первоначально выпущенные в 1998–1999 годах в пяти частях как серия комиксов, 300 производят еще большее впечатление в виде одной книги. Видимо, до сих пор Миллер был наиболее широко известен своей серией-бестселлером «Город Греха», по которому в 2005 году был поставлен «фильм-чернуха». Но это восприятие может и измениться. Вследствие словесных перекличек с «Атакой бригады света» Теннисона (спартанцы бесстрашно направляются в «пасть ада») и визуальными аллюзиями на японских самураев (нередко Япония ассоциируется с Западом) это в формальном отношении довольно изощренная продукция. Однако ее содержание гораздо примитивнее. Леонид и его триста «парней» стоят за разум, справедливость и закон против капризов и плеток самодержавного персидского монарха Ксеркса, который к тому же впадает в кардинальное заблуждение, считая себя богом. Поэтому неудивительно, что, как по художественным, так и по идеологическим причинам, этот комикс был взят за основу для художественного фильма компании «Уорнер Бразерс» под названием 300, который сейчас, когда я пишу эти строки, находится в производстве и планируется к выпуску в 2007 году[123].
Однако такие относительно фанатичные и оптимистичные комментарии и прославления больше не являются нормой. Более мрачное отношение к войне, доминирующее в настоящее время в американском общественном мнении и повсеместно в Западном мире, которое прослеживается с 1978 года, проявилось в другом фильме — о войне во Вьетнаме, само название которого отсылает к Симониду: «Поведай спартанцам». По словам эксперта-историографа кино Мартина Уинклера, его безнадежно унылый, монотонный видеоряд предназначен подчеркнуть «темную сторону войны». Говорят, что даже президент Джордж У. Буш в 2005 году осознал наконец, что поддержка американским народом войны, особенно войны в Ираке, была обусловлена его требованием лишь малого от этого великого народа. Не может быть выразительнее контраста со Спартой 480 года до Р.Х. Тогда и там государство требовало абсолютно всего не только от взрослых мужчин боеспособного возраста, но также — иным образом, но не меньше — от их жен и прочих родственниц, и вообще от всего народа (demos) Спарты в целом.
Такая целостная позиция, в Греции не уникальная для Спарты, но, получившая в ней свое самое полное и почти что крайнее выражение, обернулась исключительными военными и культурными дивидендами. Марафонское сражение, в котором победили Афины при поддержке маленьких Платей, сыграло важную роль в развитии Греции и Афин как колыбели демократии и культуры. Через десять лет сражение при Фермопилах, в котором главенствующую роль сыграла Спарта, дало колеблющейся Греческой коалиции волю и передышку, чтобы довести сопротивление до конца и тем самым обеспечить последующий расцвет греческой культуры и цивилизации. Этот расцвет оказался решающим для продолжительного влияния Древней Греции и древней Спарты на современный Западный мир, которое не в последнюю очередь выражается наличием в нашем языке слов «спартанец» и «лаконический».
Эпилог[124]Фермопилы: поворотная точка в мировой истории
Пусть я ненавижу манеры спартанцев, я не слеп к величию свободного народа…
Как говорится, дурной ветер никому не приносит ничего хорошего. Как бы ни были ужасны и отвратительны события 11 сентября, я полагаю, что они оказались также и целительным поводом для размышлений Запада о том, что значит быть «Западным» и что такое Западная цивилизация. Мне представляется, что повторное исследование и переосмысление того, что отличает Западную цивилизацию, ценности и культуру, что достойно восхищения или, во всяком случае, защиты, — всецело позитивное явление, имевшее явно положительные последствия. Платон сообщает, что Сократ Афинский, образец этой цивилизации, говорил, что «неисследованная жизнь недостойна человека». Нечасто необходимость такого культурного самоанализа бывала столь настоятельной.
Например, это заставляет нас осознать, мы на Западе вовсе не обязательно обладаем всеми лучшими ценностями. Концепции и практики, которые мы нередко представляем себе исключительно Западными, такие как здравомыслие, свобода и демократия, имели и все еще имеют свои активные аналоги также и в Восточных культурах. На самом деле, традиция Западной цивилизации была в значительной мере сформирована или обогащена Восточным вкладом, включая и мусульманский. Если бы не арабские ученые, как на Востоке (особенно в Багдаде), так и на Западе (в мавританской Испании) в период, который мы условно называем Средними веками, то ряд основных работ Аристотеля был бы потерян для нас, в то время как Аристотель был настолько важен для формирования Западной культурной традиции, насколько это можно себе вообразить.
События 11 сентября заставили некоторых из нас на Западе вслух задать вопрос, может ли оправдать какое-либо определение нашей цивилизации и ее культурных ценностей смерть за них или, возможно, даже убийство ради них, как 11 сентября явно были готовы умереть за свои версии и модели свободы смертники-угонщики или самоубийцы. Те из нас, кто изучает историю Древней Греции, особенно глубоко задумывались над этим вопросом. Ибо мир древней, или классической, Греции является одним из главных источников нашей Западной цивилизации, как я уже указывал в знаменитом цитированном афоризме Сократа, и поведение спартанцев в Фермопилах в 480 году остро ставит спорный вопрос об идеологически мотивированном самоубийстве.