Тихо склонись ко плечу.
Синюю звездочку свечкой
Я пред тобой засвечу.
Буду тебе я молиться,
Славить твою Иордань…
Вот она, вот голубица,
Севшая ветру на длань.
«Не стану никакую…»
Не стану никакую
Я девушку ласкать.
Ах, лишь одну люблю я,
Забыв любовь земную,
На небе Божью Мать.
В себе я мыслить волен,
В душе поёт весна.
Ах, часто в келье тёмной
Я звал её с иконы
К себе на ложе сна.
И в час, как полночь било,
В весёлый ночи мрак
Она как тень сходила
И в рот сосцы струила
Младенцу на руках.
И, сев со мною рядом,
Она шептала мне:
«Смирись, моя услада,
Мы встретимся у сада
В небесной стороне».
«Душа грустит о небесах…»
Душа грустит о небесах,
Она нездешних нив жилица.
Люблю, когда на деревах
Огонь зелёный шевелится.
То сучья золотых стволов,
Как свечи, теплятся пред тайной,
И расцветают звёзды слов
На их листве первоначальной.
Понятен мне земли глагол,
Но не стряхну я муку эту,
Как отразивший в водах дол
Вдруг в небе ставшую комету.
Так кони не стряхнут хвостами
В хребты их пьющую луну…
О, если б прорасти глазами,
Как эти листья, в глубину.
«О Боже, Боже, эта глубь…»
О Боже, Боже, эта глубь —
Твой голубой живот.
Златое солнышко, как пуп,
Глядит в Каспийский рот.
Крючками звёзд свивая в нить
Лучи, ты ловишь нас
И вершами бросаешь дни
В зрачки озёрных глаз.
Но в малый вентерь рыбаря
Не заплывает сом.
Не втащит неводом заря
Меня в твой тихий дом.
Сойди на землю без порток,
Взбурли всю хлябь и водь,
Смолой кипящею восток
Пролей на нашу плоть.
Да опалят уста огня
Людскую страсть и стыд.
Взнеси, как голубя, меня
В твой в синих рощах скит.
«Не жалею, не зову, не плачу…»
Не жалею, не зову, не плачу,
Всё пройдёт, как с белых яблонь дым.
Увяданья золотом охваченный,
Я не буду больше молодым.
Ты теперь не так уж будешь биться,
Сердце, тронутое холодком,
И страна берёзового ситца
Не заманит шляться босиком.
Дух бродяжий! ты всё реже, реже
Расшевеливаешь пламень уст.
О моя утраченная свежесть,
Буйство глаз и половодье чувств.
Я теперь скупее стал в желаньях,
Жизнь моя? иль ты приснилась мне?
Словно я весенней гулкой ранью
Проскакал на розовом коне.
Все мы, все мы в этом мире тленны,
Тихо льётся с клёнов листьев медь…
Будь же ты вовек благословенно,
Что пришло процвесть и умереть.
«Да! Теперь решено. Без возврата…»
Да! Теперь решено. Без возврата
Я покинул родные края.
Уж не будут листвою крылатой
Надо мною звенеть тополя.
Низкий дом без меня ссутулится,
Старый пёс мой давно издох.
На московских изогнутых улицах
Умереть, знать, судил мне Бог.
Я люблю этот город вязевый,
Пусть обрюзг он и пусть одрях.
Золотая дремотная Азия
Опочила на куполах.
А когда ночью светит месяц,
Когда светит… чёрт знает как!
Я иду, головою свесясь,
Переулком в знакомый кабак.
Шум и гам в этом логове жутком,
Но всю ночь напролёт, до зари,
Я читаю стихи проституткам
И с бандитами жарю спирт.
Сердце бьётся всё чаще и чаще,
И уж я говорю невпопад:
«Я такой же, как вы, пропащий,
Мне теперь не уйти назад».
Низкий дом без меня ссутулится,
Старый пёс мой давно издох.
На московских изогнутых улицах
Умереть, знать, судил мне Бог.
«Мне осталась одна забава…»
Мне осталась одна забава:
Пальцы в рот — и весёлый свист.
Прокатилась дурная слава,
Что похабник я и скандалист.
Ах! какая смешная потеря!
Много в жизни смешных потерь.
Стыдно мне, что я в Бога верил.
Горько мне, что не верю теперь.
Золотые, далёкие дали!
Всё сжигает житейская мреть.
И похабничал я и скандалил
Для того, чтобы ярче гореть.
Дар поэта — ласкать и карябать,
Роковая на нём печать.
Розу белую с чёрною жабой
Я хотел на земле повенчать.
Пусть не сладились, пусть не сбылись
Эти помыслы розовых дней.
Но коль черти в душе гнездились —
Значит, ангелы жили в ней.
Вот за это веселие мути,
Отправляясь с ней в край иной,
Я хочу при последней минуте
Попросить тех, кто будет со мной, —
Чтоб за все за грехи мои тяжкие,
За неверие в благодать
Положили меня в русской рубашке
Под иконами умирать.
«Мы теперь уходим понемногу…»
Мы теперь уходим понемногу
В ту страну, где тишь и благодать.
Может быть, и скоро мне в дорогу
Бренные пожитки собирать.
Милые берёзовые чащи!
Ты, земля! И вы, равнин пески!
Перед этим сонмом уходящих
Я не в силах скрыть моей тоски.
Слишком я любил на этом свете
Всё, что душу облекает в плоть.
Мир осинам, что, раскинув ветви,
Загляделись в розовую водь.
Много дум я в тишине продумал,
Много песен про себя сложил,
И на этой на земле угрюмой
Счастлив тем, что я дышал и жил.
Счастлив тем, что целовал я женщин,
Мял цветы, валялся на траве
И зверьё, как братьев наших меньших,
Никогда не бил по голове.
Знаю я, что не цветут там чащи,
Не звенит лебяжьей шеей рожь.
Оттого пред сонмом уходящих
Я всегда испытываю дрожь.
Знаю я, что в той стране не будет
Этих нив, златящихся во мгле.
Оттого и дороги мне люди,
Что живут со мною на земле.
«Не гляди на меня с упрёком…»
Не гляди на меня с упрёком,
Я презренья к тебе не таю,
Но люблю я твой взор с поволокой
И лукавую кротость твою.
Да, ты кажешься мне распростёртой,
И, пожалуй, увидеть я рад,
Как лиса, притворившись мёртвой,
Ловит воронов и воронят.
Ну и что же, лови, я не струшу.
Только как бы твой пыл не погас?
На мою охладевшую душу
Натыкались такие не раз.
Не тебя я люблю, дорогая,
Ты лишь отзвук, лишь только тень.
Мне в лице твоём снится другая,
У которой глаза — голубень.
Пусть она и не выглядит кроткой
И, пожалуй, на вид холодна,
Но она величавой походкой
Всколыхнула мне душу до дна.
Вот такую едва ль отуманишь,
И не хочешь пойти, да пойдёшь,
Ну а ты даже в сердце не вранишь
Напоённую ласкою ложь.
Но и всё же, тебя презирая,
Я смущённо откроюсь навек:
Если б не было ада и рая,
Их бы выдумал сам человек.
Фаюстов М. В. Масленица. 2007 г.
Фаюстов М. В. Сельский праздник. 2009 г.
Комментарии
Впервые опубликовано в первом прижизненном сборнике Сергея Есенина «Радуница», в разделе «Маковые побаски». Первые экземпляры «Радуницы» вышли в Петрограде 29 января (иногда указывается близкая дата — 1 февраля) 1916 г. в издательстве М. В. Аверьянова.
При жизни С. Есенина «Радуница» издавалась трижды:
Сергей Есенин. Радуница, Пг., изд. М. В. Аверьянова, 1916 г.
Сергей Есенин. Радуница, «Московская трудовая артель художников слова», 2-й год I века (1918 г.).
Сергей Есенин. Радуница, М., «Имажинисты», 1921 г.
Раˆдоница, Раˆдуница — день первого после Пасхи общецерковного поминовения усопших в народной традиции восточных славян. В Русской православной церкви отмечается во вторник после Фомина воскресенья, на второй неделе после Пасхи.
В народной традиции восточных славян — в воскресенье (на Красную горку), понедельник или вторник, в зависимости от региона.
В Русской православной церкви это поминовение установлено для того, чтобы верующие «после светлого праздника Пасхи могли разделить с усопшими великую радость воскресения Христова».