я за пределами старых стен, и город стал расти еще быстрее. В настоящее время у подножия горы, на которой был возведен Муромский кремль, образовался обширный посад, защищенный лишь валом. Да, плоховато наши предшественники заботились о подданных. Небось были уверены, что ни булгары, ни половцы сюда не доберутся, или что черный люд может пересидеть нашествие в крепости, а коли сожгут их домишки внизу, так не велика ценность. Но наш князь и его воеводы подобную концепцию не разделяли и прежде, чем вступить в город, объехали его вокруг, зорко высматривая слабые места в оборонительной системе.
Большую часть воинов и почти всех коней мы оставили в поле. Гридни прекрасно переночуют и в шатрах, все лучше, чем толпиться в прокопченных избах, а угощение мы им пришлем. Сам же князь с малой дружиной неспешно проследовал вверх по центральной улице и с помпой въехал в ворота крепости. Муромцы запомнили встречу князя надолго. Над Яриком реяли стяги и развивалось новомодное знамя с ликом святого. Полковые музыканты изо всех сил гудели и барабанили, так что над городом летали тучи птиц, встревоженных таким гвалтом. Хотя ни один композитор двадцатого или двадцать первого века не смог бы угадать, что за мелодию пытаются сыграть наши гудцы, но муромлянам мусикия понравилась. Опять-таки в толпу горожан не забывали разбрасывать серебряную мелочь. А еще все посадские уже знали, что князь обещал выкатить из подвалов бочки с хмельным. Одним словом, праздник удался на славу, а ведь мы еще и не начинали пировать.
Да, всем было весело, кроме одного человека. Никто даже не обратил внимания на тот факт, что уволенный со своего поста монарх еще не успел собрать вещи. Никому почему-то не пришло в голову известить своего бывшего господина заранее, чтобы он вовремя освободил помещение. Лепшие горожане Мурома уже расселись, теснясь, по лавкам в палатах княжьего терема вперемешку с нашей старшей дружиной, когда Ярослав Юрьевич бочком покинул свой отчий дворец, бурча себе под нос, что не осталось на свете больше верных слуг.
Ну это он преувеличивает. Верных людей наверняка осталось немало, да только чем им кормить себя и свои семьи в изгнании? Впрочем, сам Юрьевич понимал, что на чужбине придется несладко, и через Ефросина попросил у Ярика дозволения оставить на пару месяцев свою семью в городе, пока он не устроится где-нибудь на новом месте жительства. Мой благородный ученик такое соизволение дал, и опальное семейство - молодая княгиня с маленькой дочкой - удалилось в хоромы одного из своих бояр, где они смогут спокойно жить, не мозоля глаза новой власти.
Да, не совсем красиво получилось. Но в летописях мы потом напишем, что в тот самый миг, когда городецкий князь Ярослав Ростиславович въезжал в Муром, бывший муромский князь Ярослав Юрьевич покидал город через другие ворота. Уж я-то знаю как на самом деле хроники составляются, и на сколько в них художественного вымысла больше, чем правды.
Глава V
Июнь 1238 г. Венгрия.
На большом поле, раскинувшемся на правом берегу реки Тиса, обычно было пустынно. Но этим летом на нем расположился половецкий стан. На вид он ничем не отличался от обычных половецких веж: выстроенные в круг войлочные жилища, окружавшие центральный шатер кощея, причем, судя по размеру юрты и высившимся рядом стягам, обитал в ней не какой-нибудь мелкий бей, а настоящий хан. Рядом с вежей паслись небольшие отары овечьего молодняка и табуны редкостных туркменских коней, заметно превосходивших статью обычных низкорослых степных лошадок. Обитатели становища занимались своими повседневными делами. Женщины сбивали из молока масло, валяли войлок, дубили шкуры и сшивали из них одежду и башмаки или же пасли на дальних пастбищах коз и овец. Дети учились стрелять из лука и ездить верхом. Мужчин в стойбище было видно мало. Они старались проводить день в седле, охотясь или перегоняя табуны коней на новые пастбища.
Все выглядело как обычно, но куманский хан Котян пребывал в печали, потому что все вокруг было чужое. Вернее, люди и стада были его, а вот земля принадлежала не половцам, а венгерскому королю, а сам Котян стал теперь кем-то вроде безродного бродяги-казаха (* так куманы выговаривали слово “казак”).
А ведь совсем недавно Котян считался знатным властителем, которого боялись и в степи, и в русских городах. Галицкие князья искали его милости, и даже великие киевские князья стремились заключить с ним союз. Но теперь ясно, что истинными властителями судьбы оказались монголы.
Эти страшные пришельцы с востока шли неудержимым потоком, завоевывая все страны на своем пути, сжигая селения и убивая сотни тысяч людей. Уцелевших они облагали данью или же привлекали в свое войско. На своем пути татары захватывали столько серебра, мехов, дорогих тканей, самоцветов и пленников, что их некуда было девать. Сокровища равнодушно складывали в сундуки, а полон часто просто посекали саблями, потому что применения пленникам не находилось. Но было в западных землях нечто особенное, от чего взор чингизидов и монгольских военачальников загорался жадным блеском и занимал все их думы. Это сокровище - невиданные пастбища, тянувшиеся от Дуная до Волги. Там, где русичи видели жирные черноземы - мечту земледельца, кочевники восхищались сочной травой, такой высокой, что она могла с головой укрыть лошадь. Неудивительно, что, узрев роскошные луга, богатые разнотравьем, монголы мечтали вернуться к этим великолепным угодьям, обильным зимой и летом. На них можно было спокойно пасти огромные табуны коней всего лишь с короткими перекочевками. Правда, эти пастбища уже заняты половцами, чьи многочисленные племена издавна кочевали по южнорусским степям. Но между ними никогда не было единения, и куманы не смогли противостоять дисциплинированным войскам монгольского хана. Да и не стремились они объединиться. Наоборот, некоторые племена надеялись привлечь пришельцев для сведения счетов со своими соседями.
Сначала монголы провели два ознакомительных похода, показавших слабость разобщенных народов запада, а в прошлом году началось настоящее нашествие, закончившееся бедствием для большинства половецких орд. Много народу погибло, многих татары зачислил в свои полки, а кто-то бежал на Русь, в Болгарию или Венгрию.
Хану Котяну, недавно бывшему главой нескольких орд, удалось увести на запад сорок тысяч человек, из которых едва ли пять тысяч можно было назвать воинами. А ведь объединись вместе хотя бы половина куманских орд, то собранное со всей степи войско смогло бы остановить татар, а теперь половцы проливают свою кровь в монгольских туменах за чужого хана. Ну да ладно, как говорится в пословице, об ошибках прошлого и дурак может рассуждать, как мудрец. Поздно сокрушаться о былом величии, нужно решать, как жить дальше.
Король Бела выделил хану землю, но при этом потребовал от куманов креститься в католичество, Котян же пока медлил с ответом. Кто знает, может, еще удастся вернуться в отчие земли к святилищам предков на вершинах курганов. Хотя, в общем-то, креститься можно. В Венгрию половецкие племена начали переселяться еще лет десять назад, и, хотя они приняли крест, но по-прежнему открыто молятся идолам, и никто не требует отказаться от древних обрядов. Королю было не до того, чтобы следить за предметами культа своих новых подданных. Он с тревогой ждал нашествия татар, и любая помощь была ему нелишней. Поэтому Бела охотно принял половецкую орду, а дочь хана обручил со своим наследником. Да, гостеприимство обошлось ему недешево - дикие кочевники, проходя со своими стадами по стране, вытаптывали пашни и огороды и даже не считали зазорным, по своему древнему обычаю, умыкнуть добычу, если представится такой случай. Но кто может лучше помочь справиться со степняками, как не такие же точно степняки?
Но не все венгры верили куманам, славным своей изменчивостью. Тот же Котян не раз воевал со вчерашними друзьями. Поэтому многие венгерские аристократы открыто заявляли, что не хотели бы в предстоящей войне иметь столь ненадежных союзников. Не предадут прямо, так сбегут первыми с поля боя, как, например, случилось в сражении на Калке. Или еще хуже - переметнутся к монголам, как уже сделали многие половецкие племена.
Котян знал о недоверии венгерских баронов и не раз жалел, что ушел на запад. Но что он мог поделать? Куда еще податься изгоям? К Киеву? Так там на реке Рось, куда издревле селили черных клобуков, уже не протолкнуться от кочевников. В северные залесские земли владимирских князей? Но орде Котяна туда добираться далеко, да и не пройти этим путем, он уже захвачен татарами. Может, все же вернуться на землю своих славных предков? Но это верная погибель. Правда, недавно разнеслась весть, что русичи из одного маленького городка сумели разгромить татар и даже взяли в плен самого Батыя, отчего Котян воспрял было духом, но оказалось, что хана отпустили, да и разбили всего лишь его личную стражу.
Однако, когда победители прежде несокрушимых монголов прислали посольство, Котян встретил его с интересом.
Городецкие послы - Камос Текешевич и Глеб Олексич сидели на почетном месте в окружении куманских беков и неспешно вели беседу, рассказывая о перипетиях борьбы с агарянами.
Камос, успевший побывать и монгольским лазутчиком, и пленником в Городце, а ныне ставший уполномоченным посланцем русского князя, ничем не отличался от прочих куманов. Его наряд составляли кожаные штаны и голубая рубаха из дорогого шелка, голова и подбородок были выбриты, а с макушки свисала прядь волос, заплетенная в косу.
Боярин же, до недавних пор служивший Вщижскому князю, а после перешедший на службу Ярославу Ростиславичу, был одет, как подобает знатному русичу. Куманского языка Глеб почти не знал, но хан прекрасно говорил по-русски, а его приближенные, как минимум, понимали русскую речь и в толмачах не нуждались.
Забыв о вкусном мясе и пьянящем кумысе, куманские вожди, замерев, внимали рассказу о героических деяниях малолетних князей, их бояр и гридней. Они пытались воочию представить себе, как вещий Гавша, обернувшись птицей, летал над лесами и высматривал стезю, по которой крались монгольские лиходеи, как козляне устраивали завалы на пути супостатов и травили все припасы, даже сено в стогах.