Расстояние между станциями составляло обычно двадцать пять или тридцать километров. Это позволяло путешественникам без труда преодолевать за день полсотни верст, а летом, в хорошую погоду и по ровной местности даже все сто. Гонцы же со срочными пакетами, помеченными тремя крестами, в идеальных условиях могли преодолеть галопом даже двести километров за сутки.
В отличие от светового телеграфа, организация почтовой службы с подменными лошадьми никаких трудностей не вызывала. Конечно, почтовикам были непривычны маленькие степные лошади, которыми в основном и комплектовались конные штаты службы. Но монгольские адуу были на диво выносливы, не нуждались в конюшне, умели добывать себе траву даже из-под снега, а если их хорошо кормить, то после нажировки могли без труда проскакать без корма несколько дней подряд. Правда, лет через десять почтовых лошадей, отработавших свое, все равно придется заменять. И тогда уже, наверно, это будут обычные европейские комони, для которых нужно строить конюшни и запасать гораздо больше сена. Но к чему заглядывать так далеко в будущее?
Ага, вот и первое заграничное послание, пришедшее по нашей почте. Муромский купец Ольферий, обосновавшийся в неметчине и даже заимевший в Риге постоянный двор, спешил высказать почтение своему новому князю и его тысяцкому Гавриилу Олексичу Рославльскому, то есть мне.
Ольферий, заделавшийся настоящим бюргером, тем не менее, связей со своей родиной и с родными прерывать не собирался, и выражал готовность содействовать развитию торговых связей княжества с Ливонией и прочими германскими землями. Гонец же, доверенный приказчик купца, на словах добавил, что его хозяин согласен оповещать князя о всех немецких секретах и переправлять запрещенные товары. Это хорошо, о военных приготовлениях ливонцев нам желательно узнавать вовремя, да и обходить торговые препоны Ордена будет легче, когда у нас там будет свой человек. Тем более, что Ярик планирует занять Смоленск, и тогда проблема транзитной торговли через Ригу станет особенно острой.
При этом нельзя сказать, что Ольферий сильно рискует. Немецких купцов и самих раздражала торговая блокада русских княжеств, часто вводимая Орденом по идеологическим соображениям, и они охотно возили на Русь даже железо и оружие, несмотря на эмбарго.
Это письмо еще раз напомнило мне, что нам следует развивать коммерцию, чтобы вывести Переяславль на уровень мирового торгового центра, такого же, как Смоленск и Новгород. Для этого следует не только создавать княжеские торговые конторы, но и поощрять предприимчивых сограждан, ссужая им капитал за небольшую лихву. Вот только с торговым людом всегда нужно держать ухо востро, регламентируя его деятельность и не давая вольностей как в Новгороде.
У нас в будущем новгородцев обычно принято идеализировать. Новгород-де и крупный торгово-ремесленный центр, и светоч демократии, и эталон народоправства. В общем, образец для подражания. С одной стороны, так оно и есть. Развитие торговли и промышленности для любой страны, безусловно, крайне необходимо. Но нельзя не учитывать, какой ценой это давалось. При феодализме, даже самом развитом, дворяне хотя и могли считать своих крестьян быдлом и говорящим скотом, но все же осознавали, что их благосостояние зависит от черни. Поэтому хорошие хозяева заботились о своем “двуногом скоте” также, как и о четвероногом, стараясь, чтобы он не голодал и увеличивал свою численность. А вот во времена зарождения капитализма рабочие рассматривались исключительно как расходный материал, из которого выжимали все, а потом выбрасывали за ненадобностью. Да и вообще, финансовые магнаты, в которых превращались купцы, без стеснения брались за любые дела, сулившие прибыль, какими бы аморальными с точки зрения общества они не были: Ссуды под огромные проценты, контрабанда, пиратство, работорговля, а по возможности, и завоевание новых территорий.
Да, конечно, отвага и предприимчивость торгового люда достойна восхищения. Но когда они делают получение прибыли целью своей жизни, то результат получается ужасающим. Еще лет двести назад Томас Даннинг сказал о предпринимателе: “При 100 процентах прибыли он попирает все человеческие законы, а при 300 процентах нет такого преступления, на которое он не рискнул бы, хотя бы под страхом виселицы.” Нашим уважаемым новгородцам с их жаждой наживы тоже было все равно, на кого совершать набеги - на шведов, татар, или же на русские княжества. Главное, чтобы добыча была достойной, а самой дорогой добычей обычно были пленные. Когда новгородским ушкуйникам удавалось взять в полон своих соплеменников, то они без стеснения продавали их в рабство в Орду. Да и особого патриотизма за торговыми Новгородом и Псковом обычно не наблюдалось. Там всегда существовала немецкая, а позже литовская партия, которые ради торговых интересов готовы были переметнуться на сторону противника.
Что же касается народоправства, то всеми делами в Новгороде заправляли несколько десятков вятших боярских и купеческих семейств. Именно они, де-факто, и обладали правом слова, то есть, законодательной инициативы, а черному люду лишь предоставлялась возможность проголосовать за или против предложения. Разумеется, новгородская верхушка, как и любой другой олигархат, не была единой. Интересы олигархов зачастую сталкивались, и они образовывали партии, при этом бессовестно манипулируя электоратом. Та партия, что привлекала к себе больше сторонников, и выигрывала. Иногда путем голосования на вече, а иногда в ходе вооруженных столкновений. Сейчас уже нельзя сказать, трансформировалась бы со временем новгородская республика в монархию. Но, к примеру, в итальянских республиках к власти часто приходили авантюристы или олигархи, основывающие герцогские династии.
Так что брать пример с Новгорода мы не будем, и пока оставим у власти в Городце княжескую династию.
***
Хоть мы и не спешили, но через неделю пути все же добрались до Волги, в том месте, где она, сливаясь с Окой, становилась настоящей полноводной великой рекой.
К Нижнему Новгороду я подъезжал с некоторым душевным трепетом, мысля о нем как о будущем центре восточной Руси. Да и не только Руси. Отсюда наше княжества будет расширяться и на юг, в сторону мордовских племен, и на северо-восток, в земли марийцев. Ну и, конечно, на восток, до самой границы с Волжской Булгарией, а то и дальше. Булгарам “посчастливилось” первыми испытать на себе последствия разрушительного симбиоза с татарами, и они от этой малополезной встречи еще не оправились.
Но это все в будущем, а пока, увы, городишко представлял собой лишь пустой каркас грядущего величия. Из оборонительных сооружений наличествовали только валы, причем, не особо крутые, и невысокие стены. Ну ладно, хоть не тын. А нет, ошибся. С одной стороны укрепления действительно торчал зубастый частокол, тут стены еще возвести не успели. М-да, много нам тут еще предстоит сделать. Однако, задел на будущее уже имеется. Периметр вала навскидку, не меньше версты, и он огораживает вполне приличный участок, на котором могут найти убежище все окрестные жители вместе со своими стадами.
Еще за версту от города нас встретил местный воевода Твердислав. На вид настоящий богатырь - хоть и среднего росточка, но зато с широченными плечами и такой же массивной головой, на которую не всякий шлем налезет. Его я мысленно окрестил Твердолобом.
По договору с Ярославом нижегородский наместник обязан был крепость не разорять и передать ее в целости, вместе со всеми домишками и строениями. Мы же со своей стороны обязались не принуждать посадский и сельский люд оставаться под рукой Ярика и не чинить препятствий, ежели те пожелают отъехать. Желающих, впрочем, не особо то и наблюдалось. Люди только обстроились, целину распахали, мастерские открыли, с чего вдруг уезжать. Земли тут, конечно, не черные, как на юге, но урожай всяко лучше, чем во владимирских лесах, а уж торговых гостей мимо проплывает не меньше чем в Новгороде. А что степь рядом, так вот он - повелитель степей, славный наш князь Ярослав Великий, что с измальства одолел неисчислимые полчища агарян. Что же будет, когда княжич в полную силу войдет?
Прозондировав настроения селян и мастеровых, и уверившись, что все желают идти в подданство нашего князя, я с оптимизмом принялся за уговоры гридней, умасливая их оставить старую службу и перейти к нам. Но, сколько бы серебряных гор я им не сулил, почти никто из витязей поменять хозяина не согласился. Надо признать, резоны для подобного решения имелись, и вполне веские. В Великом княжестве Владимирском почти вся прежняя знать сложила головы в недавних боях, и боярские имения должны вскорости поменять хозяев. Да и простым кметям князь обещался выделить вотчины, хотя и маленькие. Именно со времен монгольского нашествия, после огромных потерь среди русских воинов, дружинники поднимаются в цене, и князья, чтобы удержать их, начинают раздавать имения даже рядовым гридням. Конечно, в нашем не менее великом княжестве ситуация сложилась аналогичная, и прежнее боярство большей частью истреблено. Но владимирцы больше доверят своему природному князю. Да и слушок уже пошел, что Ярик хотя гривен для своих оружников не жалеет, но на имения весьма прижимист, и раздавать села военному люду не спешит.
Ну и ладно, утешил я себя. Не хотят идти на службу к Ярику, зато сэкономим. И нечего тут кручиниться. День и без того выдался суетным. Если дружина спокойно осталась ночевать в поле, дожидаясь, пока не освободятся казармы, то прибывших крестьян следовало разместить где-то на постой, накормить да в бане отмыть. Все проблемы были, в общем, легко решаемы, но с последним пунктом вышел небольшой казус. Местные дружинники - все больше неженатые парни, увидев, что среди пришлого народа много юных девок, вдруг пожелали попариться в мыльне непременно сегодня же.
Желание, в общем-то, вполне естественное, и по меркам этого времени, абсолютно невинное. Все равно, как если веке в двадцатом сходить на общественный пляж поглазеть на девушек в бикини. Но епископ Ефросин, прибывший в Нижний, чтоб наставить новую паству на путь истинный, намерениям владимирцев воспротивился, грудью став на защит