Долго после заката франки не засиживались. Утро воины должны встретить бодрыми и с ясной головой, и потому в полночь все, кроме сторожей, уже крепко спали.
В предрассветный час перед битвой рыцари еще дремали в своих кожаных палатках или шелковых шатрах, у кого что было, в зависимости от благосостояния, а слуги уже занимались боевыми конями. Они еще с вечера отскребли скакунов, очистили копыта, проверили металлические части сбруи - удила, стремена и пряжки, отмыли от пыли и пота кожаные ремни упряжи и смазали их жиром.
Теперь же конюхи, ласково поглаживая лошадей, хорошо отдохнувших за ночь, отстегивали повод и тщательно взнуздывали своих подопечных, внимательно при этом проверяя, чтобы все ремни были правильно застегнуты, а их концы аккуратно заправлены. Также прилежно стремянные раскладывали потник, затем вынимали из чехла роскошно украшенное седло и крепили его, но подпруги пока полностью не затягивали.
Для коней сержантов процедура на этом обычно и заканчивалась, но лошадям оруженосцев обязательно набрасывали на шею и на круп стеганные попоны. Породистые итальянские кони рыцарей сверх того нередко защищались коваными нагрудниками и налобниками, а бароны и вовсе считали делом чести приобрести для своих благородных животных кольчужные попоны.
Между тем сами всадники, позевывая, уже выходили из шатров прямо в той же одежде, в которой спали - в одних подштанниках и ночных рубахах, и шли к реке, ополоснуть лицо и согнать остатки сна.
Когда кабальярусы облачились в свое боевое снаряжение, их кони уже были полностью готовы к битве, а оруженосцы расчехлили щиты и копья своих сеньоров. Вскоре афинская конница уже выстроилась ровным рядами, как и было задумано на вечернем совете. Франки держали лошадей под уздцы, нетерпеливо переминаясь с ноги на ногу и готовясь по сигналу вскочить в седло. Все рыцари были вооружены, как подобает - у всех имелись длинные копья, изготовленные из ели, яблони или ясеня, толстые щиты, большие мечи или булавы, а самые прогрессивные сеньоры обзавелись еще и кинжалами.
Пехота пока стояла позади кавалерии, так как ее роль в битве еще не определилась.
Командиры франкских отрядов собрались вместе на небольшом холмике, пристально наблюдая за перестроениями противника. И чем больше они смотрели, тем больше у баронов поднималось настроение. Греки легкомысленно построили свои полки не у самых стен лагеря, а туазах в трехстах от него, так что в случае бегство мало кому из врагов удастся уйти живым. Построение никейцев также было нетривиальным - в центре широким фронтом стояла пехота, а по бокам небольшие, человек по сорок-пятьдесят, отряды всадников.
- Видите, синьоры, - торжествующе воскликнул Гуглиельмо да Верона, - у схизматиков нет настоящих рыцарей. Они даже не ставят кавалерию вперед.
- Кажется, на их правом фланге огромный стяг русичей, как его описывали - заметил Убертино. Молодые глаза водоницкого маркграфа, тренированные частой стрельбой из лука, позволяли рассмотреть знамя даже с пятисот шагов. - А слева у них, наверно, фессалийские аристократы.
- Так кому из нас повезло больше? - не понял Гуглиельмо. - С кем из врагов больше славы сражаться?
- Славы на всех хватит, - туманно ответил маркграф. - Померимся ею после битвы.
- Полагаю, сейчас стоит послать вперед стрелков, чтобы расстроить ряды греков, - на правах первого барона герцогства предложил своему сюзерену Бела.
- Не стоит, - отверг слишком простой план Ги. - Они уже выставили на склоне горы своих вифинских лучников, а те стреляют отменно. Латным всадникам они ничего не сделают, если те быстро промчаться мимо них, а вот нашу пехоту расстреляют, словно мишени на стрельбище.
Почесав подбородок, затянутый кольчугой, герцог указал рукой на склон:
- Антонио, пусть вся наша пехота сбросит оттуда эллинских лучников, и сама начнет сверху обстреливать фессалийцев. Только поскорее, пока солнце не поднялось высоко.
Однако, не успели отряды пехотинцев двинуться с места, как в рядах никейцев произошло движение. Левофланговые всадники греков вдруг развернули лошадей и потрусили в сторону лагеря. Вслед за ними отделились от общего строя и побежали еще несколько десятков пехотинцев.
- Смотрите, смотрите! - разнеслись со всех сторон ликующие крики.
- Это фессалийцы, - флегматично резюмировал Убертино. - Они испугались!
Старый Отто уже не видел так хорошо вдаль, чтобы разобрать что к чему, но по крикам понял, что произошло, и пустился в воспоминания о своей боевой юности:
- Вот также, когда мы захватили Константинополь, греческая знать не захотела сражаться за своего императора. Они не послали на помощь городу ни одного человека, и даже достославный…
- Так не будем же терять времени, - оборвал Ги все разговоры, - чтобы не дать гречишкам опомниться.
И верно, никейский полководец торопился восстановить порядок, и уже закрыл оголенный левый фланг резервным отрядом пехоты.
- Мессиры, - возбужденно вскликнул Гильом, - атакуем, как договаривались. В трехстах шагах от противника переходим в галоп.
- Резерв? - напомнил Сент-Омер, имея ввиду, естественно, не пехотинцев.
- Никакого резерва, - твердо ответил герцог, уже направляя коня к своему месту в центре шеренги. - В эти минуты решается исход сражения, и нужно без промедления бросить вперед все силы. Сегодня мы прославим себя! Трубите!
Уверенный тон сеньора действовал воодушевляющее, да и без того никто уже не сомневался в скорой победе.
Обернувшись, Ги увидел, как его будущий зять, сидя на коне, прощается с невестой. Бонна, провожавшая жениха к полю битвы, что-то торопливо говорила, а Бела в ответ согласно кивал, покачивал большим шлемом.
Через минуту все бароны заняли свои места в строю, а рыцари уже изнемогали от нетерпения. Привстав в стременах, Гильом поднял руку и громовым голосом прокричал своим соратникам:
- Sans merci! (* никакой пощады).
Его крик тут же подхватили десятки голосов и, после гулкого сигнала рога, фланговые баталии и первая шеренга рыцарей тронулась с места.
Глава VIII
Первые двести шагов рыцари преодолели рысью и еще удерживали строй, но затем перешли в легкий галоп, и ровная поначалу шеренга начала изгибаться. Никейские лучники, обозревавший поле боя сверху, могли видеть, как линия всадников надломилась и ее центр выдвинулся вперед рваным клином.
Ничего удивительного в том не было. Для стройного движения целой сотни всадников нужны и регулярные занятия в боевом строю, и ранжирование лошадей. Но в феодальном ополчении времен средневековья упор делался на индивидуальную подготовку, а строевому обучению особого внимания не уделялось. Ну, а подбором одинаковых лошадей тем более никто не озабочивался. Рядовые рыцари покупали себе скакунов самое больше за пятьдесят золотых, а лошади баронов стоили раз в десять дороже.
Впрочем, перед рыцарями и не стояло задачи совершенствовать свои строевые навыки. Это важно лишь для милиционных формирований горожан, вынужденных теснить ряды, чтобы не допустить прорыва. Только так они могут надеяться выжить в бою, а уж об одиночной схватке им и мечтать не приходилось. Если один рыцарь, не только на коне, но и на земле, - это сила, то одинокий пехотинец, лишенный поддержки строя, просто обречен.
Впрочем, если длинные шеренги кавалерии не могли, да и не пытались удержать строй, то колонны рыцарей, скачущие на флангах, порядок более-менее соблюдали.
Негропонтские рыцари торопили коней, спеша не столько проскочить через обстреливаемую зону, сколько первыми добраться до врага. Греки уже дрогнули! Сейчас, вот сейчас, никейцы побегут.
Боялись ли рыцари, скачущие во весь опор на врага? Будь перед ними равный соперник, такие же благородные воины, как они сами, то, конечно же франки чувствовали бы страх. Но сегодня их пугала лишь перспектива потерять коня и оказаться последними в битве. Всем хотелось показать свою удаль в бою, прославить свой род и заработать в будущем королевстве немаленький феод. Да и межнациональное соперничество давало о себе знать, ведь именуемые общим словом “франки” латинские рыцари даже во втором поколении продолжали делиться на ломбардцев, бургундцев и германцев. И потому эвбейские дворяне были несказанно рады возможности первыми урвать свою долю славы.
Гуглиельмо да Верона, возглавивший сводный отряд острова, пребывал на вершине блаженства, а топот множества копыт и ржание лошадей звучало для него сладостной музыкой. Считанные минуты отделяли ломбардцев от блестящей победы, все лавры от которой достанутся веронскому барону. Однако, Гуглиельмо не терял голову и действовал расчетливо, внимательно следя за полем боя. Когда отряд разогнался и перешел в карьер, да Верона придерживал своего породистого коня, который даже с грузом брони, своей и всадника, легко мог оторваться от прочих. Ноздри лошади широко раздувались в такт частому дыханию, и скакун буквально рвался вперед, так что его приходилось сдерживать.
Приблизившись к вражескому строю, эвбейский барон, несмотря на бешенную скачку, успел рассмотреть все, что нужно, и этот осмотр его полностью удовлетворил. Щитоносцев никейского императора действительно было немного, они стояли лишь в первом ряду центрального полка. Греческий же резерв, поставленный на левый фланг вместо бежавших аристократов, вообще не представлял абсолютно никакой угрозы. У этого сброда, численностью меньше полутора сотен, даже не имелось ни одного щита. И подумать только, эти болваны прикрылись слева низеньким частоколом, чтобы рыцари не обошли их по склону холма! Да для лошадей куда безопаснее проехать прямо через их строй, чем ломать себе ноги, прыгая по горам.
Единственное, чего стоило немного опасаться, это вифинских стрелков, удобно устроившихся наверху. И действительно, дождь стрел, обрушившихся не негропонтцев справа, свалил несколько лошадей. Но никейцы успеют дать по скачущим галопом всадникам только пару прицельных залпов, не больше. А вот там, впереди, за греческим полком, наверняка поставили только местных стрелков с легкими луками - намного менее искусных, чем никейские.