Спасатель 2 — страница 42 из 54

Проня замахнулся клевцом, примеряясь, куда лучше ударить и готовясь послать лошадь вперед. Но франк, увидев, что его всерьез собираются убивать, бросил оружие и замахал руками, показывая свое миролюбие:

- Я не из Афинского герцогства, а с Эвбеи, - прокричал по-гречески рыцарь, разом вспомнив настоящее название острова. - Благородный сеньор, за меня дадут княжеский выкуп. Я эвбейский триарх!

Что такое триарх, русич не знал, но, услышав про Эвбею, Проня остановил замах. Остров тоже надлежит вернуть василевсу, и этот молодец может в том поспособствовать.

На том первая фаза сражения и закончилась. Большинство негропонтских рыцарей осталось недвижно лежать на земле, барон Марино был уведен в узах, а дружинники проскакали на свое место на правом фланге и снова собрались под посольским знаменем. Настоящая битва только начиналась.

Франкские кони еле продвигались по глубокой грязи, в которой увязали по самые бабки, но, хотя и с трудом, все же шли вперед. Однако, у латинян уже не осталось никакого порядка. Каждый рыцарь стремился побыстрее вырваться из мерзкой ловушки и как мог понукал свою лошадь, так что вместо шеренг, пусть изогнутых и разорванных, всадники продвигались рассыпанным строем.

- Аууууууууууу - Протяжно просигналил никейский горнист, призывая к вниманию, а затем подал команду на перестроение. - Дуууу-дуууу-дуууу.

Копейщики - и профессиональные воины, приплывшие из Вифинии, и набранные в Фессалии крестьяне, уже прошли обучение элементам строевой подготовки и без заминки исполнили команду, перестроившись из двух шеренг в четыре.

- Тата-тата-тата - Радостно протрубил тонким голосом второй рог, подавая сигнал легким пехотинцам, вооруженным дротиками, простыми луками и пращами. Псилы, не заставляя себя ждать, тут же прошли через открывшиеся проходы и пористали к неприятелю через мокрое поле, даже не пытаясь соблюдать какое-либо подобие строя.

Перешли в наступление и отборные вифинские лучники, спокойно спустившиеся вниз и начавшие методично расстреливать правый фланг наступающей конницы. Много позже такой тактический прием назовут фланговым кинжальным огнем. Конечно, огнестрельное оружие европейцы пока еще не использовали, но зато у никейцев были хорошие составные луки, наподобие степных; длинные, в полтора локтя, стрелы с калеными бронебойными наконечниками, и еще имелись хорошо навощенные тетивы, самолично скрученные лучниками из конопляных волокон.

Правда, фессалийцы-псилы, атаковавшие рыцарей в лоб, подобным оружием похвастать не могли. Их стрелки были вооружены простыми некрашеными луками-однодревками, сделанными из вяза. Но с расстояния в несколько шагов даже эти палки могли нанести существенный урон супротивнику. К тому же, большинство воинов несло пучок дротиков, и как бы там франки не изгалялись над сервами, те знали, как метать копье.

Что могут сделать легкие пехотинцы с рыцарем, с ног до головы затянутым в кольчугу, закрытым щитом и восседающим на мощном коне, покрытом прочной попоной? Вопрос риторический. В обычных случаях они могут только разбежаться в разные стороны, надеясь, что за презренной чернью благородный воин гнаться не станет.

Ну а если тяжелый конь с трудом продвигается по чавкающей трясине и не может пуститься вскачь, а вокруг него вьются, подобно комарам, толпы злых, как черти, смердов, в руках у которых множество метательных снарядов? Вот тогда ситуация меняется кардинально.

Бароны, обладавшие лучшими конями, и потому опередившие прочих рыцарей, лишь досадливо морщились, увидев, какое отребье на них идет. Мало кто из псилов имел хотя бы щит или простеганный хитон, и потому не мог считаться воином. Всадники просто проскакали бы мимо них, не замечая, если бы под копытами коней была прочная твердь, а не эта раскисшая глина. Никто не ожидал, что безобидные мошки, которых зачем-то, видимо от отчаянья, выпустили на поле брани греческие стратеги, вдруг обернутся кусачими шершнями.

Дротикометатели отнюдь не собирались избегать закованных в железо рыцарей, и целенаправленно шли прямо к ним. Еще издали они начали кидать свинчатки, затем, приблизившись, метали обычные дротики, а шагов с двадцать очередь дошла и до пилумов. К этому моменту лошади авангардных рыцарей уже были истыканы мелкими дротиками, многие животные взбесились, или пали замертво, а главное блюдо сегодняшнего пиршества смерти было еще впереди. Вставая покрепче, расставив ноги, чтобы не поскользнуться во время броска, пилумщики, хорошенько размахнувшись, метали свое оружие в ненавистных франков, и мало какая лошадь могла устоять после удара тяжелым копьем.

Гильом де ла Рош, по праву сеньора мчавшийся на поле боя впереди своих вассалов, хотя термин мчаться тут и не совсем уместен, погиб одним из первых. Среди фессалийских ополченцев оказалось куда больше беглецов из Афинского княжества, чем думал мегаскир, и они ненавидели своего бывшего латинского господина лютой ненавистью. Афинские псилы, горя желанием отомстить главному франку за все обиды, пренебрегли наставлениями и целили не в лошадь герцога, а в него самого. Поэтому Гильому удалось продвинуться дальше, чем прочим рыцарям, но, в конце-концов, он пал, до того истыканный копьями, что походил на сосновую ветку.

Пехотинцы столпились вокруг повергнутого герцога, до конца не веря, что они свершили подобный подвиг, но сигнал горниста заставил их вспомнить, что рыцарей еще много.

- Вперед, вперед! Всех бей, не только этого! - прокричал игемон Феодор, напоминая грекам, что бой еще не закончен.

Бывший комендант Платамона, едва услышав, что франки собираются пойти войной на Фессалию, сразу загорелся желанием делом доказать деспоту и императору свою полезность. Дукс Никифор не возражал, полагая, что опытный вояка не помешает в великой битве. Мануил тоже решил дать шанс другу юности, и на военных советах порой даже величал Феодора былым титулом эпарха.

Командовать же чернью игемон вызвался сам, сообразив, что именно легкая пехота сможет свершить перелом в битве, и теперь Феодор шагал за цепями метателей, сопровождаемый лишь горнистом и подручным с рупором. Он держался середины шеренги, как раз напротив герцога, и хорошо видел смерть Гильома, свалившегося менее, чем в десяти шагов от него.

Повинуясь крикам начальника, псилы расторопно повытаскивали дротики из земли и тел, и, продираясь через грязь, устремились дальше, благо, латинян еще хватало с избытком. Лишь один замешкался, наклонившись к телу герцога, и Феодор грешным делом даже подумал, что тот собирается мародерничать. Но запоздавший воин, выпрямившись, радостно помахал игемону руками, красными от крови:

- Мертв ирод, совсем мертв, - торжествующе проорал псил, после чего зашлепал вдогонку за своими товарищами.

Игемон торопливо подковылял к павшему противнику и замер. Бывший властелин Афин и Фив, затеявший эту войну, ныне лежал в грязи лицом вниз и не шевелился. Феодор с опаской повернул тело герцога навзничь и машинально перекрестился. Из горла несостоявшегося солуньского императора текла кровь, просачиваясь сквозь кольчугу, а вместо одного глаза темнело жуткое красное пятно.

- Конец герцогу, а может, и герцогству конец, - довольно прошептал эпарх и вновь устремил взор на битву.

К тому времени из всех рыцарей, вырвавшихся вперед, уцелел только один - барон Сент-Омер. Бела скинул шлем, мешавший обзору, а щит ему пришлось бросить, поскольку в нем торчало несколько пилумов. Его скакуну удалось нащупать копытами более-менее сухой участок земли, и теперь барон беспрестанно дергал коня за левый повод, заставляя того вертеться юлой, а сам бешено отмахивался своим мечом от наседавших фессалийцев. Но пешцы все продолжали напирать, а израненный конь двигался все медленнее, с большим трудом повинуясь хозяину, и уже был готов упасть на землю без сил.

Отчаянным усилием Бела поднял коня на дыбы, и тот ударами копыт отбросил пару наседавших на него греков, но прочие воины немедля всадили в живот благородного скакуна несколько копий.

Пока псилы осторожно обходили бившееся в агонии животное, Сент-Омер, вовремя выпрыгнувший из седла и успевший встать на ноги, уже изготовился к обороне. Дротикометатели не заставили себя ждать, но от одного пилума рыцарь увернулся, второй отбил мечом, а третий вообще поймал левой рукой. Видя, что их усилия пропали втуне, псилы остановили натиск, а Сент-Омер издевательски захохотал. Меч в руке барона мерно покачивался то вправо, то влево, как бы выбирая себе жертву, и греки на миг оробели.

- Видимо придется и мне вмешаться, - пробормотал Феодор себе под нос. - А то что-то давненько у меня новых шрамов не появлялось.

Но старому игемону на сей раз не удалось пустить свою булаву в дело. Десятник псилов скомандовал атаку, и греки разом накинулись на франка. Кого-то Бела успел достать мечом, но его одновременно тыкали копьями с двух сторон, а какой-то низкорослый крестьянин, схватив барона за руку, упал на колени и перебросил противника через спину. Этот прием, именуемый “кочерга”, был единственным, который ополченец успел выучить. Но и этого хватило, чтобы повергнуть ниц грозного воина. А подняться Сент-Омеру уже не дали.

Снова произошла небольшая заминка у тела павшего рыцаря, и вновь Феодор понукал своих недисциплинированных подчиненных двигаться дальше. Но фессалийцы и не собирались отлынивать. Необремененные латами и щитами, псилы быстро похлюпали вперед и накинулись всей ватажкой на очередного рыцаря. Та же картина наблюдалась и слева, и справа по всему полю. Всадники, едущие вразнобой, по одному попадали под залп дротиков. Противопоставить такой тактике франкам было нечего. Их стрелки сейчас были далеко. Впрочем, время от времени до фессалийцев все же долетали стрелы вифинских лучников, и уже не один из псилов был ранен “дружеским огнем”. Этот термин, пущенный в обиход воеводой Гавриилом, уже стал распространенным, и во время планирования операции греки его частенько использовали, хотя и не совсем понимали, причем тут огонь.

Вифинцы, методично наступавшие с левого фланга, действовали более организованно, чем ополченцы. Десятники выбирали мишень, лучники спокойно прицеливались, и шагов с тридцати или сорока одновременно пускали стрелы. С такого расстояния, а тем более, по столь большой цели, как лошадь, стоящая в профиль, опытным лучникам промахнуться было невозможно. Обычно после одного залпа конь если не падал, то начинал биться так, что седок не мог с ним сладить. Самих рыцарей били вблизи, с дистанции десятка шагов, когда можно наверняка поразить любое место на выбор. И тогда даже щит не мог помочь франку спастись от тучи стрел, а уязвленного и обездвиженного латинянина после добивали топориками.