- Разве что карабины английские Ли-Энфильда для охоты. И патроны к ним 303-го калибра. Остальное без интереса.
- А разборки если с конкурентами? – спрашивает прапор.
- Для окончательных расчётов ничего нет лучше калькулятора Калашникова, - многозначительно заметил Машеров, и не удержавши покер-фейс, хмыкнул.
- ОЗК возьму, - вспомнил я про белорусских крестьян, которых хотел поставить на сбор соли. – Много, но в хорошем состоянии. При этом противогазы нам без надобности.
- Для охоты? – предположил прапор.
- И для неё тоже, - согласились мы.
Утром пришлось постоять в Сухарной балке, пока Пилипченко напрягает украинских матросиков на сбор железных бочек и их сортировку. А потом и погрузку в кузов КамАЗа.
В Микензевых горах также пришлось больше часа постоять под высоким обрывом, пока прапор куда-то бегал и с кем-то торговался.
Потом появился с бумагами в руках, залез к нам в кабину и показал куда, заезжать внутрь горы. При этом сам что-то перетирал на постах с караульными, тыча им в нос бумажками.
Заехали довольно глубоко в гору и там матросики залили нам все бочки фильтрованной флотской соляркой, даже без счетчиков – под пробку. А заодно и топливный бак грузовика долили до полного.
На расчёт залез в кабину целый капитан с малиновым просветом на погонах, но во флотской черной форме. С утра он видимор все же брился, но черная щетина уже пробивалась на его подбородке сквозь кожу, отцего челюсть его казалась синей.
Огляделся мелкими карими глазками.
- Кто купец? – спрашивает.
- Я, - отвечаю.
Капитан перевел взгляд на Машерова с Пилипченко.
- Так, а вы дембельнитесь отсюда по быстрому. Только далеко не уходите. И не курите на территории базы.
Когда в кабине мы остались вдвоём, капитан протянул мне потную ладошку и представился.
- Капитан Гальченко. Можешь звать Серёгой.
И назвал цену.
Я возразил что проще было на АЗС затариться. Не говоря уже про железную дорогу, где тепловозная солярка по качеству не хуже флотской, но дешевле.
Торговались полчаса, но пришли к общему знаменателю. В итоге бочка в 200 литров обошлась мне на доллар дешевле, чем брали снабженцы на ««зализнице»». У машиниста тепловоза напрямую можно было бы и вдвое дешевле взять, но не в таком большом количестве.
- А то что тебе в бак долили, считай подарком от фирмы. - Убрал капитан в карман доллары и выпрыгнул из кабины.
На земле подписал какие-то бумаги Пилипченко и испарился.
В Сухарной балке на складах самого прапора забили пространство между бочками комплектами ОЗК в расчете на сто организмов.
Напоследок Пилипченко шепнул, пряча остатнюю пятидесятку доларёвую, выданную ««за куртаж»» уже после расчёта за ОЗК.
- Сахар, крупы, мука, сухофрукты ни у кого не ищите. Через меня дешевле будет. Но тара – мешок. Минимальная партия - грузовик. Розницей, как видишь, не балуемся. Великожону привет.
На том и расстались.
Продовольствие – это всегда хорошо. На американских складах многого нет для нас привычного. К примеру, гречки той же, пшенки, ««кирзы»» ячневой. Не мясом одним жив человек. И не яичным порошком.
На обратной дороге я вспомнил свой давний разговор со Жмуровым в начале его карьеры в нашем колхозе.
- Даже египетские пирамиды построить легко, - доказывал мне инженер. – Сложно прокормить такую ораву работников. Особенно такую кучу народа, что требовалась при тех технологиях. Так что твоя работа, командир, тут – главная.
Глава 18
Посередине совещания, посвященному планированию операции по освобождению белорусской деревни (дальше откладывать её уже было просто неприлично) в штабной палатке появился улыбающийся Тарабрин.
- Пляши, Митрий, - заорал проводник с порога. – Сын у тебя родился. В сорочке.
Все поскакали с мест, порываясь меня качать. Еле отбился.
Только Васюк, заметив мою некоторую нервозность в сборах, заметила.
- Командир, не торопись, поверь опытной бабе, что жене твоей сейчас не до тебя, так что поешь сначала, спокойно подарки собери, а потом уже отчаливай. Толку от твоей заполошности сейчас нет.
К обеду привели в общую столовую Баумпферда, который как историческую реликвию держал в руках зыбку для младенца. Из секвойи, да с резьбой затейливой.
Тут уж к поздравлениям подключился весь колхоз. И меня, как отца новорожденного, и немца с хорошей подарочной работой.
- Чтобы нашему роду не было переводу, - пожелали мужики, предвкушая дармовую выпивку от меня на радостях.
- Так не отставайте от меня, - щерю все зубы в дурацкой улыбке. – Отдельные дома будем строить только для женатых, чтобы было где детей рожать. Остальные зимовать будут в палатках.
У нас уже дюжина пар оглашена на последней воскресной службе как женихи с невестами, а этого мало. Даже если не считать женатых артельщиков.
- С тебя поляна, командир, - улыбнулся во все зубы Жмуров.
- Обязательно, - ответил я. – Но сначала наследника своими глазами посмотрю. А потом гульнём всем колхозом как положено.
Но прежде чем отправиться на Тамань, поделился своей радостью с раненым Никанорычем.
Мичман чувствовал себя уже лучше и врачиха не препятствовала нашей беседе.
После ритуальных похвальбушек и поздравлений, Никанорыч задал вопрос.
- Командир, я главного не пойму: почему именно Аргентина? Америка же большая. Еще Австралия есть мало заселённая. Почему не СаСШ? Богатая страна возможностей, как нам говорили.
- Во первых, Аргентину обошли обе мировые войны. И даже великая депрессия мало на ней сказалась. Если переселить туда всю нашу общину, то она будет иметь почти сто лет форы в развитии. По сравнению с Америкой индейская проблема не так остро стоит. Войны если и были, то с соседями. По сравнению с Европой – мелкие стычки. А главное огромный массив плодородной земли, который не принадлежит никому. И которую раздают любому при условии что они её будут обрабатывать. А у нас тут кто? Правильно: крестьяне. Но, главное, в Аргентине нам позволят оставаться русскими, а в США будут ломать через колено и делать из нас стопроцентных американцев.
- А местные что?
- Местные чаще едят мясо, чем хлеб. Страна скотоводов.
- А как выглядит эта земля?
- Степь. Этим всё сказано. Хоть и называются пампасы. Но земля очень плодородная.
- А корабли там тогда зачем вам? Мне-то понятно, но вам?
- Зерно нами выращенное возить в Европу. Мясо, но это когда появятся пароходы-рефрижераторы. Поставим на берегу моря элеватор. Причал построим для твоей баркентины. И командуй. Меня вот что тут зацепило: ты сам большим парусником когда-нибудь управлял?
- Нет, - сознался мичман, слегка покраснев. – Только яхтой с парусами бабочкой. Да еще дубком черноморским.
- А как собрался с баркентиной управляться? Там же четыре мачты парусов, как сам говорил. Это тебе далеко не бабочка.
- Пока как капитан-стажёр. На первое время я в Турку нормального капитана найму. Из финнов. У него учиться буду. Заработаем на второе судно, тогда сам у руля встану.
- А курс проложить в океане? Сможешь? Навигационные приборы тогда были в самом зачатке. Ни радара тебе, ни эхолота.
- На первые рейсы нужен будет опытный штурман. Лоции. Потом в процессе сам обучусь. Не забывай, командир, что на судне будет экипаж специалистов, в котором каждый делает своё дело. В том числе и штурман. Не бойся, не пропадут денежки. Кстати, можно в Европы также кофе с какао возить. При том же объёме груз дороже стоит, чем зерно. Ты мне книжки какие принеси про экономику того времени, про морскую торговлю. Со статистикой. Всё равно пока в госпитале мне делать нечего.
Держу на руках маленький свёрточек голубых пелёнок из который выглядывает только сморщенная красная рожица, лупающая расфокусированным бледным взглядом.
Сын.
Мой сын!
Моё продолжение.
Моё бессмертие. Ибо в этой крохе продолжает жить мой набор генов, который он передаст своему сыну. А тот своему. И таким образом наш род будет бессмертным, значит бессмертен буду и я, даже когда покину эту юдоль страданий, называемый Земля.
С вагонного дивана на меня тревожно смотрит жена. То ли за дитя Василиса боится, то за то что я его не признаю своим. Я же молчу. А молчу я потому, что от счастья, горло как перехватило.
Одну жизнь я уже прожил чайлд-фри. Для себя. В молодости мужикам дети не нужны по определению, мешают. А вот когда тебе пора внуков иметь, то маленьких детей, своих детей, уже хочется. Чтобы любили тебя просто так, а не за что-то. Именно поэтому внуков мужчины любят больше, чем сыновей. У баб всё по другому. Там гормоны рулят, заставляют рожать – продолжить себя. Окончательно сформироваться как биологический организм. Давно заметил, что даже упертые девочки, которые напрочь отрицают деторождение вне брака, во время второго гормонального шторма в 35 лет, рожают в одиночестве, предварительно тщательно выбрав донора спермы по его здоровому потомству. Там, где требует Природа, социум отступает, а разум бессилен. Ибо женщина считает правильным всё, на что она решилась. А тут даже не она решается, а Природа всё для неё и за неё решила. Биологическая программа.
- Как мы его назовём? – спрашиваю жену.
Василиса улыбается устало, но с явным облегчением.
- Твой сын тебе и договариваться со святцами. С Велизарием поговори, с Онуфрием – они лучше меня знают. Крестить будем через неделю. На восьмой день, как принято.
И откинулась устало на подушки.
- Дмитрий Дмитриевич, постучала в мою спину врачиха, которую я взял с собой, чтобы она осмотрела жену. На всякий случай. Все же Васюк училась на двадцать-тридцать лет позже местных врачей, которых Тарабрин вытаскивал из полымя Гражданской войны. Может что и увидит, что местные эскулапы пропустят.
Отдал сына няньке, в роли которой выступала Василисина повариха, которая тут же села в кресло у окна купе. А сам вышел в тамбур покурить.
Василина Васюк, вынув и