ки».
Ирина поднялась со стула, поправляя платье.
– Пока. Следи за давлением, оно у тебя постоянно скачет, – напомнила она. – И хватит объедаться, этот приступ для тебя первый звоночек.
– Ты непроходимая дура, – прошипел мэр. – Вали отсюда и больше не появляйся!
Помедлив, Ирина вышла из палаты, а мэр, выругавшись, в ярости швырнул кожуру от банана в стену.
В плену
«Я знаю, кто хочет убить Павлова».
«Я знаю, кто хочет убить…»
«Я знаю…»
Вновь и вновь повторяющиеся слова Анатолия, словно лапки насекомых, шуршали в мозгу Вероники, чье сознание медленно выплывало на поверхность реальности. Пробуждение было тяжелым и болезненным, как после мучительного наркоза. Разлепив веки, Соколова подняла голову, осовело оглядываясь по сторонам. Глухие стены, что справа, что слева. На потолке мерно гудела желтая лампа, забранная в металлическую сетку, причем освещение было только на этом участке, остальная часть помещения была погружена в пыльный сумрак.
«Я в подвале, – мелькнула у нее отрешенная мысль. – Или в каком-нибудь подземном бункере… специально построенном для таких как я…»
Постелью девушки служил широкий зеленый матрас, пропахший сыростью. Вероника осторожно села и, помедлив, выпрямилась во весь рост. Она все еще чувствовала легкое головокружение, но в целом была в порядке.
Быстро осмотревшись, Соколова пришла к выводу, что местом ее заточения, скорее всего, является гараж, нежели подвальное помещение. Смотровая яма, которую Вероника обнаружила в нескольких метрах от раскладушки, окончательно убедила ее в этом.
Она провела кончиком языка по губам и брезгливо скривилась, ощущая сладковато-химический привкус. Похоже, Яковлев использовал хлороформ или какой-то другой аналог усыпляющего средства.
«Что на него нашло?! – в смятении подумала Вероника, продолжая исследовать свою «тюрьму». – Неужели он не понимает, чем это чревато?!»
Она приблизилась к воротам, молча уставившись на рубиновый глазок, моргающий рядом с ручкой. Никаких петель с замками или засовов, лишь узкая панель с крошечной лампочкой и окошечком для считывания магнитной карты.
– Это невероятно, – пробормотала Вероника, толкая дверь. Разумеется, та не шелохнулась. Ударив по ней кулаком, девушка услышала глухой звук: так бывает, если на застеленный ковром пол падает книга.
«Даже если я буду дубасить в эту дверь до изнеможения, меня вряд ли кто услышит, – подумала она. – А если и услышит, откроет ли?!»
Что этот обезумевший от ревности музыкант уготовил ей?! Плен? Или – от этой внезапной мысли Вероника даже похолодела – жуткую смерть от обезвоживания?
Затаив дыхание, около минуты пленница прислушивалась, пытаясь уловить хоть какой-нибудь звук снаружи, но все было бесполезно. То ли двери гаража были настолько герметичными, либо на улице царила тишина.
Вероника вернулась к матрасу, обратив внимание на синее пластмассовое ведро, притулившееся в самом углу гаража. Неподалеку от него стояла полуторалитровая бутылка минералки, и Соколову неприятно кольнуло:
«Матрас, вода, ведро… Можно спать, пить и ходить в туалет».
Все верно. Значит, она здесь надолго.
– Но на одной воде я долго не протяну, – начала вслух размышлять Вероника. – А значит, кто-то здесь должен появиться, чтобы принести еду.
Подумав, она невесело добавила:
– Это только в том случае, если меня не планируют умертвить с помощью голодной смерти.
Еще раз осмотревшись, девушка решила на всякий случай проверить смотровую яму. Пока Соколова спускалась вниз, ей вдруг пришло в голову, что ее похищение наверняка не было спонтанным. Перед тем как привезти ее сюда, скрипач полностью освободил гараж. Даже невооруженным взглядом было заметно, что раньше здесь находился склад вещей или оборудования – вдоль стен на полу виднелись более светлые, незапыленные участки, кое-где угадывались контуры ящиков или контейнеров.
Смотровая яма, как и предполагала Вероника, была абсолютно пустой. Но и не проверить ее она не могла. Несколько застарелых масляных пятнышек, и все. Даже ни одного болтика или гайки, ничего.
Уже вылезая обратно, девушка услышала возню, доносящуюся снаружи. Спустя мгновенье дверь гаража отворилась, и внутрь шагнула сухопарая фигура.
– Здравствуй, любовь моя, – произнес до боли знакомый голос, и у Вероники потемнело в глазах.
– Что… – на мгновенье у нее перехватило дыхание, – что тут происходит?! Почему я здесь?!
Анатолий неторопливо вышел в освещенное место. На нем были светлые джинсы и гавайская рубашка навыпуск. На загорелой шее скрипача поблескивала золотая цепочка.
– Я очень рад тебя видеть, Вероника, – произнес он, одаривая девушку лучезарной улыбкой. – Как ты себя чувствуешь?
– Немедленно выпусти меня отсюда.
На лице музыканта появилось выражение, какое бывает у родителей, когда их ребенок требует слишком дорогую игрушку.
– Прости, но я не могу сейчас этого сделать.
Он сделал шаг вперед, и Соколова инстинктивно отпрянула, прижавшись спиной к стене.
– Анатолий, вы понимаете, что делаете? – спросила она, пытаясь вглядеться в глаза своего похитителя. Никакого проблеска, лицо Яковлева было ровным, лишь губы упрямо сжаты, превратившись в бескровный разрез.
– Это называется преступление! – воскликнула Вероника. – Вы похитили человека! Неужели вы не осознаете это?!
– Не утрируй, любовь моя, – промолвил Анатолий. – Я просто привез любимую девушку к себе домой. Беда в том, что, к сожалению, она пока не осознает своего счастья.
Вероника не могла поверить своим ушам. Похоже, Анатолий окончательно сошел с ума.
– Ни один суд меня не осудит, когда узнает, какие чувства сподвигли меня на это, – продолжал он. – У тебя ничего нет, Вероника. Я же дам тебе все.
Она покачала головой:
– Вы сумасшедший.
– Каждый из нас по-своему сумасшедший, – миролюбиво отозвался скрипач. – Но сейчас я делаю для тебя благое дело. Это равносильно тому, как смазывать йодом ранку маленькому ребенку. Он плачет и ругается, не понимая, что все это делается ради него. С тобой точно так же. Но когда-нибудь ты поймешь меня. Тебе нужно подумать и осмыслить, что противиться нет смысла. Слава богу, что времени у тебя будет предостаточно.
– Значит я – твоя пленница? – тихо спросила Вероника.
– Ты – мое все, – широко улыбнулся Анатолий. – Но пока ты привыкаешь к своей новой жизни, тебе придется некоторое время пожить здесь.
– Я не останусь тут ни секунды, – решительно заявила Вероника, направляясь к двери. – Уйди с дороги!
Глядя в ее сверкающие от гнева глаза, скрипач расхохотался:
– Ну вот, мы и снова на «ты»!
Проскользнув мимо Анатолия, Соколова кинулась к выходу. Она видела перед собой лишь тонкую полоску солнечного света, позабыв обо всем на свете. До спасительной двери, которую Анатолий оставил приоткрытой, осталось всего пару метров, как в ее куртку вцепились цепкие пальцы:
– Не так быстро, котенок.
Взвизгнув, Вероника рванулась вперед, но рука держала ее крепко. Затрещала материя. Извернувшись, она попыталась ударить безумца ногой в пах, но неожиданно почувствовала тихий треск, и через мгновенье ее тело пронзила ошеломляющая судорога. Ноги пленницы подкосились, и она без чувств рухнула прямо на бетонный пол.
– Ну, зачем ты так, крошка? – хмыкнул Анатолий, убирая в карман электрошокер. – Все равно ведь будет по-моему!
С этими словами он схватил Веронику под мышки и, кряхтя от напряжения, потащил ее к матрасу. Выравнивая дыхание, некоторое время скрипач молча смотрел на нее.
– Решила коготки свои показать, да? – задумчиво произнес он и, наклонившись, неожиданно резко рванул ворот служебной рубашки, которая была на девушке. Мелькнул белоснежный лифчик, и Яковлев плотоядно облизнулся. Наконец-то…
Его глаза сверкнули маслянистым блеском, и он прерывисто вздохнул.
– Нет, – вслух проговорил он. – Всему свое время. Я хочу видеть твои глаза, когда буду делать это с тобой.
Насвистывая, он вышел из гаража, а когда вернулся, в его руках были наручники. Подтащив тело бесчувственной девушки к трубе отопления, он приковал к ней левую руку Соколовой. Затем наклонился и, убрав спутанные волосы с лица узницы, нежно поцеловал бледную щеку.
– Пока, дорогая, – промурлыкал он. – Обещаю, мы скоро увидимся.
Ультиматум
Когда главный врач частного медицинского центра «НеБолит» Игорь Анатольевич Евсеев вошел в палату, Павлов, полностью одетый, сидел за столом и допивал кофе.
– Артемий Андреевич, доброе утро, – поздоровался Евсеев.
– Доброе.
– Медсестра сообщила, что вы хотите что-то сказать? Кстати, смотрю, вы куда-то собрались. Но о выписке пока не может быть и речи!
Отодвинув пустую чашку в сторону, Артем поднялся.
– Я хотел поблагодарить вас за радушный прием, Игорь Анатольевич, – сказал он. – И заодно попрощаться. Пожалуй, свое лечение я закончу в другом заведении. А возможно, оно мне и вовсе не понадобиться, потому что чувствую себя я прекрасно.
– Но… – растерялся главврач, видя, как Павлов берет в руки ноутбук. – Сегодня мы должны были сделать повторную томографию…
– Да-да, – в тон ему произнес Артем. – А заодно еще одно интервью прессе.
Глаза Евсеева округлились.
– Вы…
– Уж так получилось, что я имел возможность наблюдать, как вчера вы выступали перед журналистами. Послушать вас, так я лежу в реанимации, утыканный трубками, а меня периодически приводят в чувство с помощью электрического тока. Я, конечно, понимаю, что мое нахождение здесь делает рекламу вашей клинике, но давайте на этом и закончим.
– Артемий Андреевич, это совсем не то, о чем вы подумали… – покраснел главврач.
– Всего хорошего. Больничный лист можете не оформлять, – напоследок бросил Павлов и стремительно вышел из палаты. Евсеев несколько секунд простоял в полной неподвижности, затем пробурчал что-то невнятное и покачал головой.