ть позор произошедшего.
Она замолчала. Джайлс долгое время не находил слов. Внезапно в его голове все встало на свои места – он понял, что эластичные повязки на скафандре инженера предназначались не для того, чтобы спасти ему жизнь в случае утечки воздуха, а защищали от декомпрессии репродуктивную часть его тела. Понял, что увидела Ди, когда забрела к капитану и умирающему инженеру, и почему на койке появилась альбенаретская кровь.
– Но вы могли бы выжить, если бы не сделали… этого. Почему бы вам самой не смыть позор?
– Я обесчещена настолько, что не могу рассчитывать на помощь кого-либо, кроме членов моей команды, а они все погибли. А новая жизнь во мне, свободна от позора, и ей без особой причины не смогут отказать в помощи; и помощь будет необходима для поисков того, кто уничтожил звездолет.
Снова повисла пауза.
– Хорошо, – сказал наконец Джайлс. – Как вы и говорите, я не альбенаретец, и признаю, что не все понимаю. Но почему бы вам не изменить курс этой шлюпки на ведущий к 20В-40 и не позволить выжить нам? Даже более того, теперь я официально настаиваю на этом.
– Нет, – бесстрастно ответила капитан. – Существо во мне незапятнанно, но этого недостаточно. Моему ребенку нужно унаследовать толику чести, чтобы увеличить его шансы стать офицером звездолета. Эти шансы малы даже для альбенаретцев. Если шлюпка доставит пассажиров – живых или мертвых – на Белбен, это почетно. А повернуть – в этом будет только целесообразность.
– Разве нет чести в спасении людей? – возмутился Джайлс.
– Конечно, нет. Жизнь, спасенная кем-либо, кроме ее владельца, – это вторжение на территорию его собственной чести – в его собственную ответственность за отсрочку прохождения очередного поворота Пути. Кроме того, это жизни всего лишь людей. Будь вы альбенаретцами, для вас было бы честью помочь мне в исполнении своего долга, то есть лететь на Белбен. Но вы люди, а значит, для вас это никакой роли не играет. Итак, мы летим на Белбен, магнат, и никуда больше. – Она закрыла глаза.
– Райумунг…
Темная фигура не ответила. Джайлс повернулся и вышел, оставив ее в одиночестве.
В ближайшем секторе он увидел Хэма, лежавшего на койке, и Мару, ожидавшую его. На секунду он уставился на нее, озадаченный. Затем вдруг сообразил. Он говорил с капитаном на чужом языке, и Мара, конечно же, ничего не знает.
Он улыбнулся, стараясь успокоить ее.
– Капитан мало что знает об этих растениях. Это не его специальность. Так что пока будем просто избегать есть такие ягоды. Если заметишь пятна на ягоде – кидай сразу в конвертор. Расскажешь об этом остальным?
– Да, – ответила она, но не ушла сразу, и ему показалось, что она смотрит на него с некоторым любопытством. – И это все, что вам удалось узнать у капитана за столь долгое время?
– Мы с капитаном всякий раз немного ссоримся. Пожалуй, я не узнал больше ничего такого, о чем стоило бы рассказать. Но я потом еще поговорю с капитаном, и если будет какая-то информация – поделюсь ею. А пока что, как я и сказал, просто не ешьте пятнистые ягоды, и не волнуйтесь. Скажи это остальным.
– Обязательно.
Она ушла в среднюю часть шлюпки, и он слышал, как сквозь музыку пробивается ее голос, но слов разобрать не удавалось. Звуковой аппарат, таким образом, служил отличным средством маскировки разговоров, что было совсем неплохо.
Джайлс лег на койку и снова задумался над тем, как уговорить капитана. Их место назначения необходимо изменить на 20В-40 до того момента, как капитан потеряет физическую возможность это осуществить.
Шестой день, 23:57
Все, кроме Джайлса, спали. Хотя свет над головой сиял непрерывно, они все же установили некий распорядок, смену периодов сна и бодрствования. Примерно в полночь, по их понятиям, Джайлс диктовал в звуковой аппарат отчет о событиях минувших суток:
– Шестой день. Ягод пока вполне достаточно, но число пятнистых растет. Листья отмирают и опадают. Моральный дух тоже стремительно падает. Конец шестого дня.
Он положил звуковой аппарат на пол у изголовья своей койки, чтобы Эстевен мог забрать его утром, и потянулся за повязкой, сделанной из рукава комбинезона. Кусок рукава оранжевого цвета, от запястья до плеча, был достаточно длинным, чтобы сделать повязку на глаза, завязывающуюся за головой двумя кончиками, и достаточно плотным, чтобы не пропускать свет, мешающий спать. На борту спасательной шлюпки не было возможности увидеть свое отражение, но он вполне мог представить себе это зрелище: одна обнаженная мускулистая рука и курчавая шестидневная щетина придавали ему дикий разбойничий вид. Как ни странно, из трудяг никто так не выглядел. Хотя бороды отросли и у Гроса, и у Эстевена – при этом у Гроса пробивалась седина, – они казались скорее неопрятными и немытыми, чем дикими. Растущее у Фрэнко и Хэма не заслуживало названия бороды: у Фрэнко на нижней части лица изредка попадались мягкие черные волоски, а у Хэма были слегка взъерошенные светлые усы и небольшая щетина песочного цвета на скулах от подбородка до верхней части щек.
Все они, кроме Бисет, пожертвовали частью своей одежды на повязки для глаз. Сейчас он слышал доносящееся из-за перегородки сонное дыхание. Никто из них, к счастью, не храпел – ни тяжело, ни размеренно; лишь Хэм иногда переворачивался на спину и издавал какое-то глубокое горловое урчание.
Джайлс надел на глаза повязку и лег на койку. Он ждал сна, но тот не торопился приходить. В такие минуты он особенно остро ощущал тесноту и духоту на шлюпке и барьер из нерешенных проблем, отделяющий его от безопасного приземления на 20B-40, не говоря уже о выполнение своей миссии. Он беспокойно заворочался, устраиваясь поудобнее.
Допустим даже, что ягод вполне хватит и курс будет изменен – выдержат ли трудяги еще тридцать или сорок таких дней?
Что-то вторглось в его мысли. Что-то еле слышное, словно бы крик, оборвавшийся прежде, чем успел вырваться наружу. Джайлс прислушался… но ничего не услышал.
Он продолжил вслушиваться. Никаких посторонних звуков, только тяжелое ночное дыхание; даже Хэм почти не хрипел.
Ничего… или все-таки?..
Он сел на койке и стянул с головы рукав. Яркий свет ламп ударил ему в глаза в полную силу. Когда зрение приспособилось, он различил то, что, как ему показалось, и привлекло его внимание – тихий глухой стук со стороны носа корабля.
Он поднялся на ноги и огляделся. Тихий стук доносился из-за перегородки, закрывающей пульт управления спасательной шлюпкой и капитанское кресло. Джайлс подошел к перегородке, обогнул ее – и увидел, что инопланетянин душит Эстевена. Лицо музыканта потемнело, руки беспомощно хватались за пальцы капитана, небрежно обхватившие его горло, а каблуки издавали почти неслышное постукивание, привлекшее внимание Джайлса, барабаня по обтянутому тканью полу.
Джайлс бросился на капитана.
– Отпустите его! – крикнул он на альбенаретском, стараясь оторвать ее пальцы от шеи Эстевена. Это походило на попытку разогнуть стальные прутья. – Отпустите этого человека! Вы его убиваете!
– Да, я от него избавляюсь, – холодно ответила капитан, не ослабляя хватки. – Он святотатственно обращался с книгой навигации и по законам чести должен исчезнуть из нашего круга.
– Вы сами лишаете себя чести! – возразил Джайлс. – Он не ваш, чтобы распоряжаться его жизнью! Вы отбираете то, на что не имеете права! Это мой человек, лишь я могу решать, сохранить его или убить – не вы! Вы… вы совершаете бесчестную кражу!
Реакция последовала почти мгновенно. Капитан буквально выронила Эстевена, и тот свалился на пол. Длинные пальцы поднятых рук теперь были направлены на Джайлса, который изготовился отразить атаку инопланетянки.
Но руки опустились. Капитан отвернулась от Джайлса и опустилась в свое кресло, чтобы уставиться на экран переднего обзора.
– В таком случае заберите его. – Голос альбенаретки был холодным и безразличным. – Он осмелился прикасаться к страницам святая святых – Книги Навигации – и листать их. Делайте с ним все, что хотите. Но если я еще раз увижу его здесь, то буду считать, что кто не может уследить за своей собственностью, не имеет права владеть ею.
Джайлс рывком поставил Эстевена на ноги и, не обращая внимания на его слабое сопротивление, стал толкать перед собой из капитанского закутка, затем через переднюю секцию шлюпки в среднюю часть.
Остальные трудяги, разбуженные выкриками на альбенаретском, уже столпились в передней секции. Теперь они отступали от Джайлса и Эстевена, словно волна, и когда в средней секции Джайлс наконец их догнал, то толкнул Эстевена в их объятия и поманил к себе Мару. Она медлила в нерешительности, и ему пришлось буквально притянуть ее к себе, чтобы его слов не услышала капитан:
– Присмотри за Эстевеном. Капитан душила его, но с ним вроде бы все в порядке.
– Что?.. – требовательно начала Бисет, но он осек ее свирепым взглядом.
– Я спас жизнь этому идиоту, так что потише! – прошипел он. – И не могу обещать, что спасу еще кого-то из вас, кто не будет меня слушаться. Не выпускайте Эстевена в носовую часть корабля, если вам дорога его жизнь.
Он отпустил Мару и отвернулся. Позади него Эстевен рухнул на пол, всхлипывая:
– Я не хотел ничего плохого. Я не мог уснуть, я подумал, что это просто книга, что ее можно полистать, почитать…
Джайлс вернулся к себе в носовую часть, вместе с ним и Хэм.
– Хэм, – сказал он здоровяку, – не подпускай ко мне никого. Мне нужно кое-что обдумать.
Хэм кивнул и встал в проходе, а Джайлс лег на койку и стал думать о происшедшем. Теперь, в довершение ко всему, появилась загадка Эстевена. Он ни на секунду не поверил, что тот просто хотел взглянуть на навигационную книгу. Джайлс был готов поклясться, что у Эстевена не хватило бы мужества вот так запросто вторгнуться в личную зону капитана.
И к тому же что он мог узнать, полистав эту книгу? Вряд ли он поймет альбенаретскую математику, и в навигационном справочнике нет чистых полей, как в старинной книге Гроса, на которых Эстевен мог бы записывать сочиняемую музыку…