Сила этого удара отбросила человека, сбив с ног. Он выронил дубинку и секунду лежал, явно стараясь обрести дыхание. Затем издал еще один сдавленный вопль и вскочил на ноги. Очевидно, он получил какие-то повреждения, по крайней мере дышал тяжело, возможно, были сломаны ребра; но благодаря действию наркотика все еще двигался. Пошатываясь и словно бы ничего не видя, он снова устремился к навигационной книге.
Капитан уже стояла наготове. Но прежде чем Эстевен успел добраться до чужака, преграждающего ему путь, Джайлс догнал его, обхватил сзади и повалил на пол.
– Нет! – крикнул Джайлс капитану на бейсике, а затем перешел на альбенаретский: – Я запрещаю вам! Он не сознает, что делает!
– На этот раз я прикончу его, – сказала капитан. Она повернулась к Джайлсу, и теперь ее мощные пальцы были нацелены на него. – Я же предупреждала вас!
Эстевен начал подниматься с пола, но теперь над ним навис Хэм. Он занес левую руку, и тяжелый кулак был готов булыжником обрушиться на затылок Эстевена.
– Не убивай его! – крикнул Джайлс.
Но здоровяк уже начал наносить удар. Однако ему как-то удалось слегка отклонить его от цели. Кулак опустился Эстевену почти на макушку, а не в уязвимую верхнюю часть позвоночника.
Джайлс повернулся к капитану как раз в тот момент, когда та собиралась оттолкнуть его в сторону.
– Нет! Постойте. Подумайте. Вы сильнее любого из нас, но справитесь ли со всеми нами одновременно? И если не боитесь за себя, то как насчет новой жизни, которую вы несете в себе? Не боитесь того, что мы все вместе можем сделать с ним?
Капитан нечеловечески замерла среди движения, застыв так неподвижно, счто стала похожа на скульптуру.
– Теперь я знаю, что у него за болезнь, – сказал Джайлс. – Раньше не знал. Теперь я могу гарантировать, что он никогда не появится в носовой части шлюпки и не будет прикасаться к вашей книге.
Капитан по-прежнему стояла без движения. Волна адреналина, удерживавшая Джайлса на ногах после того, как его ударили металлической ручкой, начала ослабевать. Он почувствовал, как сознание покидает его.
– Поверьте мне! – с упорством заявил он. – Либо одно, либо другое. Я не позволю вам убивать моих людей!
Какое-то мгновение жизнь Эстевена, а может, и всех остальных, висела на волоске. Джайлс постарался распрямиться и решительно смотрел в темные непроницаемые глаза капитана. Про себя же молил бога, чтобы альбенаретка не поняла, насколько сильно он травмирован. Хэм сейчас может действовать лишь одной рукой, а остальные, если атаку не возглавит он сам или Хэм, будут кроликами против волка.
– Ладно, – сказала капитан, отступая назад. – Я отдаю вам жизнь этого человека в последний раз. Больше шансов не будет. – Она развернулась и скрылась за своей перегородкой.
Джайлс обернулся, теряя сознание, и обнаружил, что его удерживают с полдюжины рук, в том числе руки Мары и Бисет.
Пятнадцатый день, 16:19
– Вам лучше? – спросила Мара.
– Вроде да, – сказал Джайлс и тут же мысленно упрекнул себя за столь уклончивый ответ. – Да что я говорю? Мне значительно лучше. Чувствую себя прекрасно.
– Не прекрасно, – возразила Мара, пристально глядя на него. – Уверена, что это не так. Но во всяком случае вы выживете.
– Выживу? Конечно, выживу. А почему бы и нет? – удивился он.
– Потому что у вас, вероятно, было сотрясение мозга. Когда сталкиваются металл и кость, крепче обычно оказывается металл.
– Ну это не самое важное. – Он притронулся рукой к своей забинтованной голове, довольный, несмотря ни на что, что его здоровье кого-то заботит. – Должен признаться, что события последних дней несколько туманны… Как долго я?.. – он пытался подыскать подходящее слово.
– Как долго вы в таком состоянии? Пять дней.
– Пять дней? Не может такого быть.
– Пять, – печально подтвердила Мара.
Он почувствовал, что устал от разговора, и с минуту лежал неподвижно, пока она что-то делала в ногах койки, на которой он лежал.
– Это не моя койка! – внезапно сказал Джайлс, пытаясь сесть. Мара толкнула его обратно. Он успел понять: это огражденное пространство в задней части шлюпки.
– Отдыхайте, – сказала она. – Лежите неподвижно. Мы принесли вас сюда, чтобы капитан не увидела вас беспомощным.
– Хорошо, – сказал он, вглядываясь в свечение над головой. – Вы поступили мудро.
– Благоразумно.
– Ладно, пусть будет благоразумно. – Он начал припоминать: – Как Хэм?
– С ним все в порядке.
– Рука не сломана? Мне за него было страшно.
– Нет. Только ушиб. Кости у него как у лошади.
Джайлс вздохнул с облегчением.
– Эстевен?..
– Сломано два ребра. Пришлось связать его на два дня, пока у него была ломка из-за отсутствия наркотика. – Мара подошла к изголовью его койки и протянула маленький пластиковый пакетик с несколькими столовыми ложками серого порошка. – Вот весь его оставшийся запас. Мы подумали, вы предпочтете, чтобы это хранилось у вас.
Он взял пакетик, сам удивившись тому, каких усилий это от него потребовало, и спрятал остатки наркотика в нагрудный карман своего комбинезона.
– Так вам пришлось связать его? И как он сейчас?
– Ведет себя спокойно. Даже слишком. Приходится за ним постоянно следить. Несколько раз он пытался покончить с собой. Бисет говорит, что наркоманы часто впадают в подобную депрессию во время ломки, когда боли уже прекратились. Она не раз наблюдала подобное, когда полиция арестовывала наркоманов, и тем приходилось вынужденно бросать свою отраву. Депрессия может длиться неделями. Она также сказала, что нам всем будет лучше, если он действительно покончит с собой.
– Бедняга парень, – сказал Джайлс.
– Он не парень и вовсе не бедняга, – сказала Мара. – Он очень несчастный, может быть, психически больной взрослый человек, который пристрастился к наркотикам и чуть не убил нас всех.
Он озадаченно уставился на нее.
– Может, я неправильно выразился, но я не понимаю…
– Да, – сказала она. – В том-то и беда. Вы не понимаете!
Мара повернулась и ушла. Ему захотелось подняться и пойти за ней, чтобы заставить объясниться. Но при первой же попытке сесть закружилась голова. Он откинулся на спину, ненавидя свое бессилие, однако поделать ничего не мог.
Потом он заснул. Когда же проснулся, для остальных, похоже, наступил период сна. Звуковой аппарат воспроизводил что-то совсем тихо, но голосов слышно не было. Джайлс чувствовал себя гораздо лучше, и в голове прояснилось.
Он огляделся. Кроме него, в кормовой секции спасательной шлюпки никого не было. Все выглядело таким же, как прежде. Даже сломанная ручка пресса приварена на место. Интересно, с помощью чего? Ди и Фрэнко отсутствовали – должно быть, перебрались в другую секцию. Мысль о том, что они, наверное, перебрались туда из уважения к нему, была трогательно приятной. Любопытно. Прежде, до этой миссии, ему казалось само собой разумеющимся, что любой трудяга всегда готов убраться с того места, которое ему понадобилось.
Пол Окэ был прав – он вообще не понимал трудяг. По крайней мере, не понимал их так хорошо, как сейчас, прожив лишь с несколькими из них в этом тесном помещении пятнадцать дней. Но при этом Мара закончила разговор тем, что он, мол, их не понимает, и, без сомнения, – он криво усмехнулся самому себе, – это тоже правда.
Но понимает он или нет – к делу это сейчас не относится. Наверное, он вел себя глупо, рискуя своей миссией и жизнью, пытаясь спасти Эстевена от капитана. Но зато теперь знает о себе достаточно, чтобы понимать, что в некоторых случаях обречен на подобную глупость. Странно…
Маре не понравилось, что он называл Эстевена парнем. Он произнес это слово не задумываясь, как любой магнат в подобной ситуации. Но, конечно, Мара права: Эстевен – не парень, хотя магнаты привыкли считать трудяг простыми, подобными детям личностями, ограниченными в силу своего происхождения и воспитания.
Занятно, но сейчас ему показалось, что все в точности наоборот. Трудяги на борту шлюпки были кем угодно, но только не примитивными, не вполне взрослыми людьми. На самом деле, возможно, за исключением Ди и Хэма – а если подумать, то и не исключая их, – они были не просто взрослыми, но матерыми взрослыми, изуродованными и искалеченными той жизнью, которую вели, до такой степени, что некоторые черты характера стали неразличимы.
Сам же он, напротив… скорее, именно он не вполне взрослый. Личный же набор черт характера и реакций Джайлса был заранее готовым набором доспехов, надетым им в столь юном возрасте, что он еще не имел никаких суждений, чтобы его оценить. С тех пор он бездумно продолжал носить его. И только после этой миссии, отлета с Земли, горящего космического лайнера, спасательной шлюпки с горсткой выживших после гибели звездолета трудяг, он начал ко многому относиться по-другому и меняться под своей броней. То, что он пережил, и те перемены, которые в нем произошли, – все это обескураживало, и он перестал понимать, что правильно, а что неправильно в том, что прежде всегда воспринимал как само собой разумеющееся.
Теперь он ощущал себя потерявшимся и слабым. В нем была какая-то странная неудовлетворенность, разобраться в которой не удавалось. Будто ему чего-то не хватало… чего-то необходимого. На какое-то короткое время он успокоил себя тем, что, наверное, это просто физическое недомогание, естественное последствие контузии от удара по голове. Но нет, не очень похоже…
Он решил не думать сейчас об этом. Были вопросы и поважнее. Если он находился без сознания целых пять дней, то теперь оставались лишь часы до того момента, когда спасательная шлюпка покинет тот участок своего пути, на котором, если отказаться от курса на Белбен, то можно гораздо быстрее долететь до 20В-40. Настал тот момент, когда капитан должна без промедления внести такие изменения, и сейчас Джайлс впервые считал, что нашел способ убедить ее это сделать.
Сейчас самое подходящее время поговорить с капитаном – пока все остальные спят.